Посвящается
Андрею Лекаренко.

Там, где урман прошел нехоженый,
Шумит в камнях Калтата гром,
Над темною зубчатою таежиной
Поднялся Дикий над хребтом.

И с высоты хребта угрюмого
Он сторожит окружье гор
Всегда с одной и той же думою
Вступить с Вторым в смертельный спор.

И у краев столбовского распада
На двух хребтах, венчая их собой,
Стоят две каменных громады,
Соперники в борьбе: Второй — Дикой.

Три дня сбиралися на Дикий,
И так собраться не смогли,
Как будто бы в поход великий
На край какой-нибудь земли.

То кто-то шел, нельзя кому-то,
То дождь, то нужные дела...
И всем собраться почему-то
Мешали жизни удила.

Идти туда на обыдёнку
Далеко; на ночь, как к Столбам,
Обидно за такую гонку.
Ведь надо все излазить там.

Итак, не менее двух суток,
Чтоб не спеша подиковать.
Ведь все равно отдашь обуток
С похода сразу починять.

Да! Дикий камешек далекий
В пути Столбов не миновать,
Попасть возможно к нему боком,
Калтатом, но шагать, шагать.

И скучно. Лучше через горы:
Базаиха, Каштацкий путь,
Сворот к Столбам, сворот на косогоре,
Барьеры и Калтат чуть-чуть.

И все-таки подсобралися
Не с города, а со Столбов,
И с ранним солнышком снялися
С нар шесть Нелидовских птенцов.

И не птенцы, верней, а птицы,
Испытан их тайгой полет,
И между нами две девицы —
Не сахар девки, слаще — мед.

Митяй с этюдником; бедняга
Где только не таскал его,
Без красок он в тайге ни шага,
В итоге ж чаще — ничего.

Я с ним живал в тайге глаз с глазу.
Нет! Не лентяй в искусстве он,
А вот искательства заразой
Хронически он заражен.

И не часами ищет, днями,
И не находит он сюжет.
Ну посудите же вы сами —
Пока найдет, и время нет.

Все творчество — под настроенье.
Заказ ему — что нож в ножне.
Его этюды — воплощенье
Природы в чутком полотне.

И здесь из нас он сам старейший,
Всем сердцем любящий тайгу,
И титул меткий — «бродяжнейший»
Ему я дал в своем кругу.

Вот вам портрет моего друга,
Мы с ним сдружились не вчера,
Ему от всех нас по заслугам
Почет и место у костра.

Андрей — в рисунке с головою,
Везде, всегда с карандашом,
Блестит свинцовою чертою
Его графический альбом.

Он молод, жизненные бури
Еще не тронули висков,
И безмятежные лазури
Ему сулили сны без снов.

Столбы, искусство, вот две силы,
Лишь с ними он смирял свой нрав,
Как Леонид в ущельях Фермопилов
Он защищал свободу своих прав.

И на Столбах один из первых всюду,
В бродяжных замыслах, не знающих забот,
Он и сейчас с котомкой больше пуда
В восторге баритонил под фокстрот.

Надежда, Вера — дорогая пара,
Кукушки милые. Все для Столбов, друзей,
В пылу Столбовского угара
Сменившие гнездо на твердь камней.

Ведь что-то вас тянуло в эти горы,
Вы ждали день и час, дыханье затаив
Когда откроются возможности затворы
Идти сюда, в края лесистых грив.

И вот опять вы обе вместе с нами,
Не заболит от дыма голова.
А там, внизу, под этими горами
Пусть думают, пусть говорит молва.

Нам все равно, что там сплетут сегодня,
Вчера мы слышали, а завтра — наплевать!
Ведь эти городские сводни
Без этого не могут и дышать.

Вы с нами, значит наше дело
По-рыцарски беречь и уважать,
Чтобы ничто на свете не посмело
Вас у камней Столбовских обижать.

И Саша друг; простой, сердечный парень,
Любитель бродяжных путей,
Но не восторженный, и редко страсти пламень
Пылал каскадом искрящих лучей.

Спокойный, ровный и радушный
Он у костра хозяином бывал,
И сам костер, по существу бездушный,
В его заботах душу обретал.

И я, в походах закаленный
Любитель творчества, но не любитель муз,
В Столбы, как юноша влюбленный,
Экстерном кончивший в горах Столбовский вуз.

Вот и компания для Дикого похода.
Прими нас, Дикий, сдиковать!
И у столбистов тоже есть ведь мода
На дачу ездить отдыхать.

Итак, поехали. Дорога
Через ручей, через хребет.
Шагайте без тропинки ноги
Туда, где к Дикому сворот.

Вот — три сосенки на свороте,
Свернули, тропка вниз бежит,
На ней, при новом повороте
Барьер над пропастью висит.

Взошли, и долго любовались
Зеленой панорамой гор,
В которых два Калтата мчались
Дробясь о каменный забор.

И разорвав свои преграды
В ущельях каменных громад
Они слили свои каскады
В один клокочущий Калтат.

И он ушел своей долиной
На зов базайских берегов,
И там, бурливый, белоспинный,
Затих на зелени лугов.

«Вот не ушла бы я отсюда» -
Сказала Вера, глядя вдаль, -
«Простор! А воздух — просто чудо»...
Уста — улыбка, взгляд — печаль.

Она сама в мечтах, как сказка,
Аленушка Столбовских гор.
«А помнишь косачеву пляску
Здесь на краю? Какой задор!»

«Барьеры — сказка, это верно,
Прелестнейший клочок земли».
«Я вас люблю, люблю безмерно...»
Я им пропел, и мы пошли.

Все ниже, ниже вьется тропка,
Вот — россыпь старая в дерне,
За ней пихтач с Калтата робко
Пришел тропинкою к сосне.

За ним Второй Барьер — малютка,
Верней — гранитов рыхлый ряд.
Прошли какие две минутки
И мы спустилися в Калтат.

Мочаг и ельник, мрачно, глухо,
Вот где скрываться от жары.
Гудят под самое под ухо
В тиши кусаки-комары.

Вода и мох, и много кочек,
И мы с трудом идем вперед,
Вот красных княженик цветочки,
Морошка беленьким цветет.

А вот белоголовник кучей.
Он весь в цвету, ну сад и сад.
И в нем Калтат течет гремучий —
И холодок, и аромат.

Есть предложение напиться,
Другое — взять воды с собой,
Она на Диком пригодится —
Насчет ее там — ой-ой-ой!

Через поток прошли по жерди,
И снова кочки, мох, вода.
Да! Здесь ногой достать до тверди
Возможно, только не всегда.

Потом по тундре шли обокой,
Ковер черничника и мха,
И торф особенно глубокий
Здесь на окрайне мочага.

Но вот чуть выше стало суше,
Но снова сырь, зашли в ложок,
На черемше весной здесь отводили душу.
Осинник, нежный холодок.

И, наконец, подъем на Дикий.
Ой! И большой под ним хребёт.
Крутяк не так, чтобы великий,
Но пот, что надо проберет.

Тропа полезла прямо в гору,
Пропал осинник с холодком,
Вошли в сосняк, подобный бору,
Пахнуло хвоей и теплом.

Чем выше — круче. Под ногами
Сплошной брусничника ковер,
Подошвы залоснились сами,
Как будто кто их воском тер.

Идется туго, помаленьку,
Но дышится легко-легко.
Налево — скалка, вроде стенки,
Уж забралися высоко.

И на тропе почти, направо,
Стоит как пестик камень «Ён».
Ох, лаз на пестик тот лукавый,
Ходи, ищи со всех сторон...

Передохнув в тени под «Ёном»
Пошли, закончив перерыв.
И меж густые сосен кроны
Вверху увидели массив.

И до него долезли вскоре.
Привет, Преддикий камешок!
И за седлом на место бора
Опять осинник, холодок.

И на тропе, в вершине лога —
Кострище — ягодников стан.
Еще прошли тропой немного
И снова сухо. Караван

Берет подъем. Тверда тропинка.
Дресва, сосняк стеною встал,
В нем лапок кошачьих куртинки.
Таков под Диким пьедестал.

И, наконец, предстал пред нами
Сам Дикий в профиле своем,
С его отвесными стенами,
С площадкой вогнутой на нем.

Зашли в лоб Дикого к стоянке.
Здесь, под нависшею плитой,
Подобье каменной землянки
Устроил Сипкин скрадик свой.

Отсюда шарил ягоденки,
Бил шишки, виды рисовал,
Вместо альбома на картонке,
И просто время коротал.

Его душа не признавала
Увещеваний и угроз
И я боролся с ним немало.
Не помогло. Болезнь. Наркоз.

Котомки сняли, посидели
И порешили чай пить здесь.
А позже, к ночи и к постели
Наверх, на Дикого залезть.

И началось столпотворенье —
Кто по дрова, кто за водой.
«Митяй! Тебе костровозженье,
Ведь ты что ни на есть старшой».

И струйка дыма — фимиама
Взвилась над вспыхнувшей хвоей,
И Митрий, как буддийский лама,
Священнодействовал над ней.

Горит костер и пламя пышет,
Висят котлы. Столбовский рай!
Чего еще? Сопит и дышит
И крошит чай в котел Митяй.

И вышел чай как из винтовки.
Ох, чаеблуд! Не чай — крюшон!
В заварке чая, в дозировке
Митяй никем не превзойден.

Что лучше чая на природе?
Дымящий, крепкий, вкусный чай,
Он на Столбах повсюду в моде.
Знай наливай, пей и болтай.

О чем здесь речь не шла за чаем:
О Диком камне, о Столбах,
О том, что многого не знаем
Мы в тех ручьях и в тех хребтах.

О том, что долго не бывали
На Мане, также на Кану,
И лодкой к устью не сплывали,
Забыли Бабу-старину,

Что подновить избушку надо
Вверху Ивахова ложка,
Нижнеудинским водопадам
Принесть поклон издалека.

Поехать снова в Боровое...
И в мыслях наших суета.
Ведь нас, бродяг, зовет собою
Одно лишь слово — Красота.

И мы идем, идем повсюду,
Где камни высят на хребтах,
Где лес шумит свою погуду,
Где волны плещут в берегах.

Мы с Сашей слазали на Дикий
Для заготовки к ночи дров,
И ельника сухие пики
Сбирали там со всех концов.

Когда-то был пожар вершины
И выгорел на нет лесок.
Сухие, длинные жердины
Собрались в добренький стожок.

Все к ночи в холод пригодится —
Трава и ветки, хлам лесной,
Когда начнет туман стелиться
Своей холодной пеленой.

А травки, точно нити шелка,
Мягка бродяжная постель,
Не промахнусь, сказав, нисколько —
Под небом — сказка колыбель.

Свалило жар, ослабли тени,
Чуть-чуть позвало холодком,
И полные дремотной лени
Мы нежились перед костром.

Развалы на хребте суровом
Сидят подобно воронью,
И к солнцу стынуще-багровому
Склонили голову свою.

И греются как мы бродяги
В последнем зареве лучей,
И слушают лесные саги
Под шум зеленых кедрачей.

Котомки собраны к походу,
Горит в закате солнца диск.
Сгоняли в лог вдвоем по воду,
Ее берем с собой на риск.

И двинулися друг за другом.
Вблизи гранитов холодок.
И караванным мерным цугом
Вползли на первый камешок.

Потом пошли в горизонтали.
Здесь столб карниз образовал
И нам с него открылись дали
Хребтов в венце гранитных скал.

И там, где солнце заходило,
Стояли на верху хребта
Второй и Первый, и светило
Меж них садилось в ворота.

Потом пошли по вертикали,
Сказать вернее — поползли,
Здесь кедры — дерева печали
Росли в отвесе из земли.

И корни их свисали всюду
Переплетаясь меж собой,
По их сплетениям не худо
Мы лезли дружною семьей.

Я впереди, за мной — Андрейка,
Мешки на спинах, а в руках
Котлы с водой, а ну посмей-ка
Пролить на тех, кто ниже. Ах!

Но все рассчитано на лазе,
И медленно идут котлы
С рук на руки. Во всяком разе
Мы их доставили к щели.

Девчата следом, вплоть за нами,
За ними Митрий, а Сашец
В ариергарде. В красной гамме
Нас держит солнечный венец.

Висим, ну словно обезьяны,
В хитросплетении корней,
Крепки кедровые лианы
В щели засыпанных камней.

И солнце село за Столбами,
Захолодал немой простор.
Тускнеет даль. Вверху над нами
Чернеет щель, как коридор.

И мы вошли в нее и скрылись
От тихой гаснущей зари,
По стенам медленно сочились
Холодных капель янтари.

И сыро, холодно в той щели,
Здесь хиуском сквозит всегда.
Прошли в конец и углядели
Камнями лаз. Не без труда

Карабкались на эти стены
То по одной, то по другой,
То на ноги, то на колени
Вставали, гнулися дугой.

И, наконец, мы на площадке.
Котомки сброшены. Вода
Вот тут, в котлах. Все, все в порядке.
На небе — первая звезда

Зажглась почти-почти в зените.
Сашец уже с костром мудрит.
Здесь на вершине, на граните
Нам отдых ночь благословит.

Весь вечер коротали песней
У дымногривого костра,
Ну что быть может интересней,
Почти не спали до утра.

Чай пили, ели, говорили,
Смотрели звезды, а туман
Плыл из логов, где больше гнили,
Росил лесистый океан.

И к утру мы уже в тумане.
Не видно в двадцати шагах.
И вспомнил я, когда на Мане
Он нас держал на берегах.

Заснули поздно пред рассветом,
А сколько спали — нам ли знать?
Ни по каким таким приметам
Нельзя того предугадать.

Сияло солнышко высоко.
Весь Дикий был в росе-слезе,
А там, где город, издалека
Ревел гудок с ПВРЗ.

Росой умылися, как в сказке,
А сохли в солнечных лучах.
О, боже мой! Какие краски
Туман оставил на камнях...

И с высоты вершины дикой,
Туда, где высится Второй,
Наш гимн торжественною кликой
Понесся плавно над тайгой.

Привет от Дикого Второму,
Мы здесь дикуем вшестером.
Пусть знают там, что здесь любому
Нам дорог тот гранитов дом.

Но здесь в тайге угрюмой, дальней,
Не хуже бродяжным сердцам
В хребтах таинственно печальных
Витать по скалам тут и там.

Подумайте — какие скалы
Собрал вокруг себя Дикой.
Вот — Крепость, тихие Развалы,
Там за Калтатом — Седловой.

А мелочь всякая: Срединный,
Барьеры-камни, пестик-Ён,
Труба, Преддикого трамплины
Крепят его гранитный трон.

Здесь вся его тайга прекрасна,
Могуч в своей он красоте,
Далекий, живописный, властный,
Высокий на своем хребте.

И вспомнил я грозу со шквалом.
Я наверху как раз здесь был,
Зигзаги молнии блистали
И ветер страшной силой выл.

Рвалися под раскатом грома
Низы свинцовых облаков,
Такого жуткого Содома
Я не знавал в краю лесов.

И ливень лил, неслись каскадом
Потоки бешеные вод,
И ливневые водопады
Бросались с каменных высот.

И эхо силы небывалой
Металось от камней к камням,
И вместе с громом грохотало
Под ветра шум, под водный гам.

Костер мой унесло потоком,
И ливень сквозь меня пролил,
В гранитном гротике, под стоком,
Я затаился и следил

Как бился ветер о граниты,
Хлестали капли их тела,
И как костер водою смытый
Погиб, не догорев дотла.

И в реве том я слышал глас стихии,
Сзывающий на поединок сонм камней.
В краю лесистом ратные витии
Я не знавал за время наших дней.

И на арену предо мной Второй и Дикий
Сошлися с двух сторон Столбовского венца,
И в их подножьях камни многолики
Теснились в ожидании победного конца.

За что боролися? За красоту простора,
За первенство у красок на холстах,
За высоту воздушного дозора
Здесь на Куйсумских сказочных хребтах.

И вот теперь, в тишайший час на диво,
Я с высоты хотел арбитром стать,
Чтобы решить бесстрастно, справедливо
Кому в борьбе той первенство отдать.

И не решился я, никак не выходило
Признанья слово произнесть —
В том и другом и красота и сила,
И в этом всем не слабость и не лесть.

Так чувствуем мы страстные бродяги,
Любители простора, красоты.
Здесь кедры нам поют лесные саги,
Там нас лелеют прошлого мечты.

И там и тут для нас бегут отвесы,
Карнизы тянутся, и высятся коньки,
И там и тут в бегах над сводом леса
С гранитом шепчутся о чем-то ветерки.

И там и тут горят костры ночами,
Поются песни, теплится любовь,
И там и тут далеко над горами
Восходит солнце и заходит вновь.

Прекрасно все вокруг немых гранитов,
И ты, пришедший к камню человек.
Не цирк здесь; обойдемся без арбитров,
Пусть будет ни в чию отныне и вовек.

И по краям гранитного распада
Пусть высятся и Дикий, и Второй
Для нашего всеищущего взгляда,
Для нас, горящих сказкой и мечтой.

Ну и полазали! Где только не бывали,
Два дня мы не спускались до земли,
Чего мы здесь на Диком не видали,
Ну, словом, душу отвели!

Воды достали тут же в водоеме,
Что под вершиною, пещера в камне там,
Где воронье нашло приют укромный
От ветра в холод по ночам.

Сползали на восток по грядостенью,
Через Раздвоенный, торчащий камешок,
И долго нежились на нем без принужденья,
Вбирая солнце в тело точно сок.

Бродили по вершинам. Над отвесом
Лежали и мечтали. Что за ширь!
Смотрели вдаль, где на хребте, над лесом
Седло зачем-то сбросил богатырь.

И так лежит оно чудовищем и ныне,
Дивятся все ему, не зная как понять
Что на такой окраинной твердыне
Кому-то вздумалось Игреньку расседлать.

Глядели на Трубу, что там внизу, на склоне,
Откуда-то торчит ни для чего,
И не дымит, наверное, засони
Не топят печь жилища своего.

А из ворот, что между двух вершинок,
Мы любовались Крепостной стеной.
Ее Андрей сейчас же без заминок
Зарисовал в альбом походный свой.

Какая мощь в той крепости зубчатой,
Какой заслон от солнечных лучей,
И колорит их сепий дымковатых
На бархате зеленом из елей.

И, наконец, Развалы в авансцене.
Вот тут, напротив, через падь,
Друг друга тушат солнечною тенью,
Казалось бы до них рукой подать.

Ан нет! Попробуй-ка в глухую падь спуститься
И из нее взять путаный хребет —
Ты можешь и попасть и ошибиться —
Такая глушь Развалы стережет.

Все высмотрели, все поразузнали,
И не хотелось слазить нам с высот,
И все же слезли вниз, вернее — посползали,
Избравши новый ход из под ворот.

Потом обратный путь свершали,
Старт на Столбах, конечно, дан.
В Нелидовке, как дома, ночевали
И вспоминали Дикостан.

Да! Есть что вспомнить на досуге,
И есть что рассказать о нем,
О живописнейшей округе
Под Дикокаменским хребтом.

Кто ходит от Столбов на Дикий?
Компаний может быть пяток.
Для большинства ж то труд великий,
Для многих — просто невдомек.

Все по наследственной привычке —
Прийти к Столбам, полазать и уйти.
А новое? Ему всегда кавычки
И закавычки на пути.

А жать, кто не был в том просторе —
Советую там побывать,
Чтобы потом, в гранитном споре
Чию то сторону держать.

Иль по моему — воздержаться,
Обеих равными признав,
В сужденьях можно ошибаться,
А в чувствах — никогда. Ты прав.

Все камни хороши, конечно,
Коль молода душа твоя,
И красота в них тоже вечна,
Как вечна правда бытия.

8.03.44