Яворский Александр Леопольдович

Столбы. Поэма. Часть 4. Лалетина

Гремит поток с Столбовского нагорья,
Холодный, вольный мчится в Енисей,
И гул его, с шумливым лесом споря,
Принес с собой в долину дух камней.

Заветный путь к вершинам восходящим,
Путь испытания, дорога гор
К Столбам синеющим, манящим,
Туда, где с высоты безбрежия простор.

Зовут к себе немые великаны
И по долине Лалетинских вод
Идут к Столбам столбистов караваны,
Чтоб солнцу гимн пропеть в его восход.

Минули мост, и перед нами
Во всей красе предстал наш Енисей
В долине сомкнутой горами
В струе напористой своей.

Налево пристань, выше — речка,
Весь берег в лесе: сплав и склад
Повыше пристани опечек
На тросах бонов длинный ряд.

Базаиха, поселок дачный,
Рабочий пригород, колхоз,
Когда-то выселок казачий,
Сторожевой казачий пост.

Направо склон крутой, щебнистый,
Внизу под ним мелькомбинат.
Гигант блестящий, белый, чистый.
С зерном две баржи там стоят.

Налево лес, а хлеб — направо.
Кругом богатство берегов.
Тайге, полям, Сибири слава,
Ура труду сибиряков!

Как клин с березовою рощей,
Над Енисеем вышла падь,
И в ней ручей Гремячий тощий
Идет в корыте: чуть видать.

Над ним разбросанные дачи,
Под ним удобный лодок стан,
Плотов причальник неудачный
И барок с верху караван.

На склоне, дальше, чуть виднеет
В скалах прорезанный проезд,
На нем над кручью Енисея
Ворота, как из камня перст.

Вверх по воде сомкнулись склоны
Вдоль плеса длинного реки.
Большие займища — балконы,
Напротив скалы, крутяки.

Вот у базайского причала
Наш пароход дает свисток,
Но высадилось очень мало,
Все едут дальше в Лалетинский лог.

Опять свисток, отдали чалки,
И наш Титаник, как тритон,
Под стук машины в перевалку
В реке обходит якорь бон.

Все пассажиры сплошь столбисты,
Их триста, если не с лишком,
Как исключение, службисты,
Те — к дачам за монастырем.

У всех котомки в край набиты,
Все больше молодых годов.
В костюмах пестрота. Все сшито
С расчетом — только для Столбов.

Столбизм — особый вид туризма,
Другим он странам не знаком.
Здесь мерою одна лишь призма.
Гранит, гранит, гранит во всем.

Граниты надо брать с разбега,
Не зная страха высоты.
На нем своя под солнцем нега,
Но больше холода черты.

И весь костюм, и все повадки
Так приспособил камень гор.
Он произвел из беспорядка
Угодный лишь ему отбор.

Вот рядом — пара молодая
У них с собою аппарат,
Бинокль и сумка небольшая.
На всех особенно глядят.

Должно — заезжие туристы.
Им непонятен стиль Столбов,
Но познакомят их столбисты
Там наверху, в камнях, без слов.

Но больше группы покрупнее,
Так в пять, шесть, десять человек.
Они ведут себя смелее,
Им тот привычен жизни бег.

Компаний разных здесь ребята.
Вот Сакля три, из Пекла пять,
Шесть Комса, десять — Дьяволята.
Ну, просто всех не сосчитать.

Копченые, Нелидовка, Фермушка,
Веселые ребята, Беркута,
Ранчо, Пираты и Перушка.
Смех, песни, пляски, суета.

А вот экскурсии. Две рядом.
Одна — из швейной мастерской.
Отцы, мамаши даже с чадами,
Отдавшие прогулке свой покой.

Другая — человек за двадцать,
Часть коллектива «Вода-Свет».
Решилась наконец собраться
Отдать Столбам и свой привет.

Здесь тише. Больше наблюдают,
Порой пытаясь подражать,
И их кой-что тут изумляет,
Но все ж стараются понять.

Уже кой-кто кой с кем знакомы.
Здесь все сближает и роднит.
Наслышались о многом дома,
Пусть встреча дальше говорит.

Все разговоры о столбистах,
И о дороге, о Столбах,
Где кто найдет под ночью мглистой
Себе пристанище в камнях.

Кто думает об экскурсантском доме,
Кто в чью-нибудь избушку влезть,
Кто просто о костришке скромном —
Не спать, а хоть к огню присесть.

А пароход под правой стороною
Стучит, дымит и медленно ползет,
На берегу поля. Вдоль бережка крутого
Лес на сплаву бон длинный стережет.

Напротив выше дачи, дачи,
Березник, сосняки, по ним
Дома свои фасады прячут
Ривьера — Красноярский Крым.

Сосновый остров, но без сосен,
Не доглядел видно лесник.
Теперь внутри луга покосные,
А по бокам один тальник.

А там подальше, видит, но не всякий,
Прибрежные красоты вдоль реки
Шалонин бык, Овсянский и Собакин
Шумящие притоки, курьи, островки.

Прекрасен Енисей и выше
Кулюк где, Мана, Бирюса,
И скалы где ушли под неба крышу,
И подпирают небеса.

И глядя вверх, рассказывает Колька —
Столбист, он плавал столько раз.
«Там» — говорит — «Ну чудеса и только
Жаль, что никто там не бывал из вас».

И слушая рассказ столбовского матроса
Собрались у кормы до дюжины ребят,
А пароход идет, готовит трапы, тросы.
Пора уж скоро приставать.

Свисток. Все, все зашевелилось.
Глаза всех в розыске своих,
Вмиг на плечах котомки очутились,
И пароход у берега затих.

Волнение у всех, и всяк ловчится,
Ведь каждый хочет поскорей
Увидеть тот поток, что мчится
Долиной солнечной с заветных тех камней.

Как пчелы с улья с шумом, гамом
На трапы прыгают, бегут,
Весь берег в оживленьи небывалом.
Столбисты там. Столбисты тут.

Кричат, сзываются в компаньи,
Кого-то кто-то потерял,
Кого-то кто-то сыплет бранью,
Тот ему голову прижал.

Но вот вся выгрузка готова.
Пустой отчалил пароход.
Стучит, кряхтит машина снова
За реку давши полный ход.

День теплый, редкий день на диво.
И ветерок не шелохнет,
И Лалетина так красиво
В кустах черемухи течет.

За речкой березняк, ограда,
На берегу беседка в свод
Дом особняк большой, а рядом
Плодовый сад, цветник и огород.

Владелец доктор престарелый
И дача эта целый дом
Теперь здесь как-то запустело
Потомству мало проку в том.

Повыше мостик на Овсянку,
Налево пашня под овсом,
За нею путь к сибирскому Бербанку,
И на плато два дома под леском.

Один госплодоягодный питомник,
Селекционный уголок.
Масштаб его хотя и скромный,
Но это филиал, с него какой оброк.

Другой кролятник за глухой стеною,
В нем сотня не одна зверьков,
И плодоягодной усадьбе много стоит
Себя хранить от этих грызунов.

Экскурсии к Столбам, и в сад попутно,
Там Всеволод Михайлыч скажет вам,
Как в этом садике уютном
Он выходил все с горем пополам.

Сибирские морозы, оттепели, мыши,
Искания, селекция, года
Томящих ожиданий. Выше, выше...
И вдруг — нежданная беда.

Теперь за сопкою, где опытное поле,
Масштаб иной, там саду быть подстать
И там плодовым деревцам раздолье
Торговые сорта пора уж ожидать.

Шумит, гремит поток в долине,
Петляет, роется в камнях,
И мчится от родной твердыни,
Блестит и прячется в кустах.

И вверх бок о бок тропка вьется,
Бежит по влажным бережкам,
Через ручей переберется,
Как будто что-то ищет там.

И жмется в гору, и обходит,
Спешит кого-то обогнать,
В березняках зачем-то бродит,
Ползет, бежит и не догнать.

Сначала шли дорогой торной,
Вполне пригожей для телег,
Потом почти тропою горной,
Где Лалетиной круче бег.

Сошлися горы над долиной.
Голяк — налево, вправо — лес,
И потянулись лентой длинной
Туда, к Столбам, на край небес.

Вон — Чертов Палец на отлете,
На голом склоне щебняка.
За ним, немного в повороте,
Ложок сошел от Каштака.

Порода — известняк сыпучий,
Весь склон пригретый солнцем, юг.
Здесь много змей в камнях ползучих,
Как щитомордников, гадюк.

У них в защите Чертов Палец
И часто так и говорят —
Полезь, мол, а змея ужалит
И не воротишься назад.

Но разве змеи — остановка?
И Чертов палец вон сейчас
Кому-то предоставил ловко
Прекрасный коллективный лаз.

Смотрите, что на нем народу
Не меньше сотни, да с лишком.
Кто вниз идет, а кто восходит,
А кто сидит уже на нем.

Должно быть не одна экскурсия
Сюда явилась пальцевать,
И через Лалетиной устье
Назад уедет ночевать.

Дом отдыха — большое дело,
Рукой на катере подать,
И может каждый в нем умело
Кормиться, жить и отдыхать.

Кричат уж с Пальца на дорогу
Увидя массовый поход:
«Зачем ломать далеко ноги?
Давай сюда! Потише ход!»

А им в ответ кричат столбисты:
«На Столбность с Пальца в гости к нам!»
И эхо носит воздух чистый
По всем приустьевым горам.

В пути столбисты растянулись,
Кто посильней — ушли вперед,
Давно за поворот юркнули,
Закрывшись с енисейских вод.

Вся масса двигается тихо,
Кто даже и отстать сумел,
Кой у кого неразбериха,
Чего-то кто-то не схотел.

Одни молчат, поют другие,
Кто слушает, кто говорит,
Идет столбовская стихия,
Людской поток спешит, бурлит.

Цветник в долине, да и только,
Все в пестром, ярком, как базар,
А солнце жгучее нисколько
Не гасит, как назло свой жар.

Ну как в жару идти так быстро?
Столбистам, тем не привыкать.
Зажглась в крови столбизма искра
И ну с котомкой в гору гнать.

«Нет, нам спешить совсем не надо» —
Сказали женщины Швейпром, —
«Мы лучше под вечер с прохладой
К Столбам тихонько подойдем.

Сейчас давайте отдыхаем,
Попьем воды, порвем цветов,
А то ребят мы перемаем
И не дойдем так до Столбов».

И предложение принято,
Мешки уже давно сняты.
Кто сел, кто лег, ну а ребята
Давай скорее рвать цветы.

Цветов каких только угодно.
Вот желтых лилий рупор-цвет,
А вот у тропочки свободно
Грушанка купами растет,

А вот кукушкины сапожки,
Тут туфельки, там башмачки,
А здесь у самой у дорожки
Синюхи целые пучки.

Тут лапка кошачья, там ирис,
Саранка, белый анемон,
И на лужайке пышно вырос
Змееголовников газон.

А сколько огоньков повсюду,
Их просто целые леса.
Цветов разлиты прямо груды,
Цветы в долине — чудеса.

И началась на них охота,
Все, что попалось, все в букет,
Ольгушка, Таня, что вы, что вы
Так много, кто их понесет?

«Да и к чему теперь букеты,
Когда кругом цветы и лес?»
Сказал отец одной Машеты, —
Она их нарвала на вес.

Привычка в детях от рожденья —
Что ни увидят, то и рвать.
И много нужно принужденья,
Чтоб от нее потом отстать.

Охотка сорвана, цветочки
Так и остались на пути,
И ни мамаши, и не дочки
Не захотели их нести.

Оставим их и мы валяться,
Пусть и экскурсия ползет.
Чего-чего, а может статься,
Что так она и не дойдет.

Давайте догонять столбистов.
Конечно, первых не догнать,
Они уже тропой рысистой
Гуськом изволят нажимать.

Вторых и третьих, а четвертых
Смотри, авось и подожмем,
Мы тоже из ребяток тертых
И нам подъемы нипочем.

Итак — вперед, прибавим шагу,
Вдохнем поглубже воздух гор,
И врезавшись в столбистов тягу
Ногами вступим в быстрый спор.

Пройдя километр по дороге
И чуть поднявшись на бугор
Глазам представились чертоги
Столбов в вершинах синих гор.

Вот то, что манит не на шутку,
Зовет, приказывает жить,
Чему свободную минутку
Не жаль отдать и подарить.

Столбы, Столбы, вы предо мною
Опять, как много, много раз
И вновь, волнения не скрою,
Я вспыхнул весь, увидя вас.

И кровь зажглась, откуда силы,
Быстрее ноги, шире грудь.
И сердце в унисон забилось,
В глазах блеснула жизни ртуть.

И шаг за шагом ближе, ближе
Столбов синеющий гранит.
Уже я к Поперечной вышел,
По ней ручей в кустах журчит.

У устья перешел долинку,
Поднялся в горку по тропе,
И быстро, быстро без заминки
Дошел до знака на сосне.

Здорово, вымпел заповедный,
Опять к тебе, приемли вновь,
Пока во мне кипит победно
Как раньше солнце и любовь.

И вспомнил я обход просеки.
Мы здесь рубились вчетвером,
И запад весь своей опекой
Огородили рубежом.

В таежные спускались пади,
Переходили ручейки,
Далеко оставляя сзади,
Оборвалися все в клочки.

А листвень помню как пилили,
Она попалась на пути.
К обеду только повалили,
Пытались, нет, не обойти.

Ушли аж за Второй по склону
И там закончили обход.
Две стороны в просеках в полигоне
Охране меньше здесь забот.

У знака группа отдыхает.
День чудный. Больше чем тепло.
Хотя еще подъем не мает,
Но с ношей все же тяжело.

Меж Первой речкой Поперечной
И меж Второй — стоит сосняк,
И путник тенью обеспечен
Идет в аллее. Полумрак.

Но вот поляна близь дороги,
Еще подальше — ручеек
Течет с невидимого лога,
Сечет дорожку поперек.

В лесу покинутая дача,
Когда-то пасека была.
Ее постигла неудача
И вся долина замерла.

И как о том воспоминанья
Остались яблоньки в саду,
Весной прекрасные созданья
Стоят по-прежнему в цвету.

Дивятся им тайги цветочки,
Пришельцы непонятны им,
И курят бедные кусточки
Душистым запахом своим.

Опять лесок, за ним поляна,
Через лесок ушла в хребет,
Здесь ночью на поляне Пана
Я б посмотрел в луны восход.

Напротив лог ушел к Видовке,
Другой рассохой вкруг Столбов.
По нем свернули со Столбовки
Трио с компанией дедов.

Подъем покруче, вот столбисты,
Компаний целый лентоход
Идет осинником тенистым
И завершает свой поход.

Уже кричат с Столбов, с избушек.
Их здесь изрядно набралось
И под гитару цикл частушек
Выводит где-то молодежь.

С тропы знакомые свороты
Через ручей в сосновый склон,
Столбистов — пчел, избушки — соты
Пришельцам бьют Столбов поклон.

Мне дальше вбок от магистрали,
Сошел с нее, зашел в сосняк,
С упором ноги зашагали
Тропой дресвяною в крутяк.

В подъеме к Первому с котомкой
При солнце вовсе не легко,
Но шаг за шагом тропки кромкой
Я вышел наверх. Высоко.

Стоит гигант столбовский Первый,
Направо в стороне — Второй.
На них залезти нужны нервы,
Чтоб не сойти вниз головой.

Вокруг столба его развалы,
Я обошел их и вошел
В ворот огромные прогалы,
Что в камнях натворил Эол.

На Первом на Катушке кто-то,
Глухой там слышен разговор.
Кому-то в жар пришла охота
Туда залезти. Что за спор.

Они увидят даль и горы,
Хребты, хребты не сосчитать,
И в леса уходящем море
За падью западает падь.

А на Втором народу столько,
Что в праздник редко видеть там,
Конек, как ершик, да и только,
Вся Сарачевка по углам.

И даже кто-то лезет в Садик
Компания из четырех.
Красивый ход, но бога ради,
Я б сам полез, чем видеть. Ох!

Столбы! Столбы! Какая сила
Вас так заставила любить,
Зачем и как приворожила?
Без вас и с вами жить — не жить.

И я опять, опять меж вами.
Вот Первый, вот тебе Второй.
Ну посудите же вы сами
Не это ль рай наш, рай земной.

А там внизу гудит, как пчельник,
Столбов недремлющий народ,
И ожил в песне хмурый ельник,
И в смехе камня мрачный свод.

И все идет от Енисея
К Столбам старинною тропой
Покой и силы не жалея
Народ веселый, молодой.

И вниз катясь, лепечут воды
О той столбовской старине,
Как на Столбы в былые годы
Епископ ехал на коне.

Простое любопытство было,
Как в дневнике он написал,
Старик-монах в последних силах
Поездку эту совершал.

А ну теперь в священной клике
Найдется ль кто-нибудь другой,
Чтобы сквозь труд и грех великий
Увидеть Первый и Второй.

Ни боже мой, ни кукареку,
Да разве разрешится он,
Чтоб перебраться через реку
И посмотреть столбовский трон.

Ну и сидите там в долине,
Граниты видно не для вас.
В своей обыденной рутине
Бродите, как в бочонке квас.

Мы будем здесь и как не трудно
Придем, уйдем, опять придем,
Как сын когда-то в притче, блудный,
Терявший свой родимый дом.

У нас два дома: тот и этот
И сам не ведаешь порой
Особенно в разгаре лета,
Который настоящий твой.

Когда Каштак откажет ходом,
И слабость тело посетит,
До Лалетиной пароходом
Кто нам доехать запретит.

А там хоть как, а доберемся
Тропой знакомою подстать
Над хилым телом посмеемся,
Вдохнем столбизма благодать.

Ну а пока за Третий ходу,
Там склон, на нем стоит изба.
И из нее Столбам в угоду
Дымит железная труба.

Мелькнули: Третий, Семинары.
Склон в сосняке. Изба, костер.
Сижу с друзьями тары-бары,
Остановивши свой мотор.

28.12.43

Автор →
Владелец →
Предоставлено →
Собрание →
Яворский Александр Леопольдович
Павлов Андрей Сергеевич
Павлов Андрей Сергеевич
А.Л.Яворский. Столбы. Поэма

Другие записи

Соколы
Стоянка «Соколы» была в северном развале Второго столба, выше «Сакли карапета». 3десь был плетень у камней и скромное от дождя местечко. Но уюта семейной компании не было, так как ее основатели спортсменская компания, базировавшаяся в городе на спортивной «Соколке» была вроде учрежденческой организации и как и все сокольское движение того времени...
Творческий отчет по альплагерю Тянь-Шань-2009
С 8 июля по 20 августа в Киргизии состоялись 2 мероприятия, организованные Федерацией альпинизма г. Красноярска и МУ «Центр путешественников»: учебно-тренировочные сборы и восхождение на п. Нансена по восточной стене. Оба мероприятия проходили под руководством Константина Александровича Обеднина, МС России по альпинизму, инструктора I категории, при всесторонней поддержке и действенной помощи ст. тренера Василия Ивановича Иванова (КМС,...
Байки от столбистов - III. Чемпион как иллюстрация
Теплой октябрьской ночью 1973 года в Бухте Ласпи по тросу, натянутому прямо над морем, разгуливал красноярский столбист Александр Демин. На берегу звенели гитары его земляков: команда чествовала нового абсолютного чемпиона СССР по скалолазанию. Уступаю слово спецкору газеты «Неделя» Саше Берману: «Демин взял старт. Невозможно...
Ветер душ. Глава 13
С младшаками тренироваться гораздо проще. Нет бешеной гонки, сопровождавшей меня до сих пор. Я подпрыгивал до уровня взрослых, а это немного выше моей головы. В большей степени с нами возится Сергей Маркович. Петру по нраву роль грозных карательных органов. Вертушка построена естественно и двухсторонне — один добрый, другой злой. Они...
Обратная связь