Ах, Столбы, Столбы! Стоите вы, каменные великаны, и не можете рассказать, сколько людей приходило к вам на поклон, чтобы разрядить свою душу, поделиться своим мироощущением, показать свою силу и ловкость! Сколько вы видели здесь начал красивой, молодой любви, сколько слышали песен! У кого-то Столбы прошли кратковременным чувством восторга и увлеченности, а для кого-то они стали спутниками всей жизни. Посещение Столбов в компании друзей и единомышленников было и всегда остается праздником души, который не забывается всю жизнь. Дорога с шутками, гитарой, песнями, лазание по скалам, где нередко присутствуют элементы страха, смелости, проявления силы, ловкости, мастерства. И опять шутки, смех. А вечер у костра, после дневной усталости, или в холод в избушке на нарах, при треске поленьев в печурке! Это не забывается никогда!

Вот почему так влекут к себе Столбы, где разгулу молодости — широкая дорога!

Органическое слияние природы и человека, увлеченность, переходящая в страсть, спаянность групп людей по общности интересов и уважению друг к другу, забота о сохранении природы — это и есть Столбизм — уникальное явление Красноярска. Но ничто не вечно. Молодость проходит, старики уходят, унося с собой опыт, наблюдения, радости и переживания. Вот почему мне, познавшему Столбы с 1924 года, хочется поделиться своей памятью о ночевках под камнями, в избушках, где мне приходилось бывать одному, в компаниях или с женой, моей спутницей с 1937 г. Мы с ней исходили Столбы, буквально, вдоль и поперек, во все времена года, в любую погоду. Ночевали и под камнями, и в избушках, в палатках, в шалаше. Это сейчас у туристов великолепная экипировка: спальные мешки, пуховки, трикони, примусы. А в годы нашей молодости — шаровары, галоши и телогрейка. Ее и под себя положишь, ей же и накроешься .

Итак, хочу описать места наших стоянок и ночевок на Столбах, какие мне известны. Да простится мне, если я окажусь в чем-то не точен — очень уж много времени прошло с тех пор. Но попытаюсь. У кого-то, возможно, это разбудит память, а у кого-то — интерес к Столбам. Итак...

Ночевки в избушках.

До 1937 г., когда под руководством НКВД были уничтожены почти все избы, было их на территории заповедника 36. На Диких Столбах избушек не было. Я был тогда членом компании избушки Вилла, о которой расскажу ниже. А знакомство мое с избами началось с Нелидовки, куда я пришел с пионервожатой Наташей Петушковой. Пионерский лагерь располагался в доме Крутовских, на горе, на правом берегу речки Лалетиной. Это было летом 1924 г. До 1929 г. я ходил на Столбы от случая к случаю, если кто прихватит с собой. Попадать на Столбы было очень трудно. Либо через паром, потом через д. Базаиху и далее Каштаком. Либо на пригородном поезде до станции Енисей, а дальше опять через д. Базаиху и Каштаком. Но ничто не сдерживало столбистов. В самых разнообразных, разноцветных костюмах с котомками (рюкзаков еще не было) шли и шли они на Столбы. Что значит молодость — ничто не сдержит — ни расстояние, ни погода!( Прим. Сергея Панько. Году в 1968 я как-то в середине недели пошел на Столбы с М. Чмыхом. Само по себе — идти на Столбы среди рабочей недели — было уникальным событием. Пошли Каштаком и встретились с одним парнем — научным сотрудником заповедника. У него была необычная котомка — плоская не толстая (мм. 10-15) прочная м.б. кедровая доска площадью во всю спину и прикрепленным по периметру брезентом с завязкой сверху. Получается очень вместительная котомка и на спину совершенно не давит. Называется «поняга» — так я встретился с отголоском этой дорюкзачной эпохи. )

Избушка «Вилла»

В эту избушку с друзьями, а потом и со своей девушкой Илларией (Лялечкой) ходил я до последнего дня, когда ее сожгли. Избу построили бывшие выпускники 1-го городского ремесленного училища в 1929 г. Я в нее стал ходить с 1930 г. Стояла изба на склоне горы под скалой Дед. Если идти по Лалетинской тропе, то сворот к избушке будет сразу за Хитрым пнем, через густой ельник, круто в гору, мимо избушки Решето. Изба Вилла была небольшая и вся ее «недвижимость» состояла из чугунной печки, стола и нар. Был еще хороший полированный настенный шкаф для посуды, до блеска начищенный медный таз с длинной ручкой, в котором мы варили варенье. Черника росла вокруг избушки в таком количестве, что мы все паслись на ней и собирали для варенья, которое не только с удовольствием съедали, но и успевали вымазать друг друга. Хозяева избушки: Виктор Сойкин, Леня Покровский («Африкан Саввич»), Толя Барков, Николай Августинович, Геннадий Степанов и я посещали избу регулярно. Никого из этих моих друзей уже нет с нами, только я все еще не расстаюсь со Столбами. Никто из нашей компании не пил, а гости выпивали частенько. Летом, вечером всегда у костра были пляски и пели песни, а зимой катались на лыжах, тогда это не запрещалось. Но вот пришла осень 1937 г. и избы не стало, только обгоревшие остатки.

Запыхавшись дошли
До площадки избы
Но лишь угли нашли
Да остатки вербы

И не слышен с тех пор
Там гитарный напев
Только эхо от гор
Здесь умрет, долетев.

Ну вот, кажется на этом было бы можно и закончить об «Вилле», но нет, семь лучших лет жизни связано с ней и забыть их невозможно! Разве могу забыть друга своего Николая Августиновича, с которым вдвоем, в ночи через Николаевку на лыжах уходили на Столбы в свою приветливую Виллу! ( С.П. Енисей тогда замерзал и маршрут через него был хорошо известен ). А случай, когда темной осенней ночью мы сидели втроем: Барков, Покровский и я и вдруг раздался раздирающий душу крик, вопль, плач, зов о помощи!

В эту ночь тревожно спали
И к полудню только встали
И уж чай кипит у нас,
Тут приходит к нам МихВас.

Часто он к нам заходил, а зимой на канадских лыжах и всегда что-нибудь расскажет из небылиц. Мы ему помогли поставить антенну возле избушки и слушали впервые радиопередачу. Был у него приемник ЭЧС 2, огромный, как шкаф, снаружи большие лампы, но слышимость плохая. А случай, когда теплой осенней ночью возвращались из Виллы домой втроем. Пришли на берег Енисея, кричали, кричали, а катера нет. Мы подобрали на берегу старую лодку с дырой от кормы до носа, уселись, привязав, на всякий случай котомки и фотоаппарат на носу к сиденью. Взяли в руки по доске и отчалили. Но только отплыли, а лодка уже полна воды. Мы дали Надежде баночку из-под консервов и велели отчерпывать. Это была внучка купца Кузнецова, того самого, который сопровождал В.И.Сурикова в Петербург, в Академию. Плавать она не умела. Но Бог был милостив и мы благополучно переплыли Енисей и причалили возле мелькомбината. Как я уже упоминал, в нашей компании был Геннадий Степанов. Талантливый парень, кончил ФЗУ и в нем же остался техноруком. Помню, как в 1935 г. мы с ним обсуждали вопрос о создании двигателя на использовании энергии соединения кислорода и водорода. С ним же мы строили радиостанции на использовании волн УВЧ. Много в наших головах рождалось идей, когда мы собирались вместе. Но он был безнадежно болен туберкулезом. Однажды мы шли с ним зимой на Виллу и он стал замерзать и отказывался идти. Я его буквально гнал палкой. Он дошел, отогрелся, напился чаю и ожил. Позднее он был Главным конструктором Уралмашзавода. Умер молодой. Толя Барков со своей вьющейся шевелюрой и постоянными шутками был всеми нами уважаемый друг. Лазил он превосходно. Ушел на фронт и, простыв в болоте, получил гангрену, которая долго его мучила. Он умер в 1993 г. майором запаса, преподавателем технологического института. Была в нашей компании шустрая, небольшая ростом, черноглазая Тася Коблева. Лазила как кошка! И всегда со смехом. Отличная спортсменка, конькобежец. Работала последнее время в горкоме КПСС. Умерла после тяжелой болезни в 1986 г.

Избушка «Нелидовка»

Это одна из старейших избушек на Столбах, называемая по имени хозяев братьев Нелидовых. Избушка небольшая, типично таежная. Стол, печка, нары, полка для посуды. До 1935 г. избы на Столбах не запирались и в Нелидовке всегда было полно народу, а потому и мало порядка. «Старики»: Нелидовы, Каратанов, Яворский, Роганов, Тулунин в начале 30-х годов ходить в нее почти перестали, в 37 все они были репрессированы. Мое первое посещение Нелидовки произвело на меня незабываемое впечатление. Между высокими желтоствольными соснами, освещенная ярким солнцем стояла приветливая избушка, а на площадке, на углу сидел пожилой человек с седой бородой в холщовой рубахе навыпуск, в шляпе и рисовал. Мы тихо стали за его спиной и восхищенно наблюдали. Он обернулся и поздоровался. Мы спросили его «Вы так прекрасно рисуете, наверно, учились?» «Да» — ответил он —"В Петербургской Академии художеств«. Мы тогда еще не представляли, что это значит, но почувствовали что-то большое, значимое. А был это Дмитрий Иннокентьевич Каратанов, ученик и друг В.И.Сурикова, позднее Заслуженный художник СССР. А узнал его я, когда в школе стали преподавать рисование. Нашим учителем и был тот самый старик со Столбов, от Нелидовки. В 1938-39 г.г. я не раз ночевал в Нелидовке с Илларией, братом, но всегда сталкивался с неприятностями т.к. туда приходила пьяная орава и дело часто заканчивалось дракой, скандалом. Нас не трогали, но приходилось всегда быть настороже. Однажды в теплую ночь мы уже поели и располагались на ночлег, когда ворвалась большая компания, уже основательно подвыпившая и начали выяснять отношения с группой, которая пришла до них и расположилась на площадке перед избой. Пошла настоящая потасовка, а мы не дожидаясь конца под покровом ночи ушли в другую избу — Музеянку. Только расположились — слышим кто-то прет напролом, с песней. Вваливается Костя Шалыгин ( С.П. Это его именем назван оч. непростой ход на Деде ). Начал плясать, петь, тут уж не до сна.

Нелидовка у многих осталась в памяти, не забыть ее и мне. Помню, однажды зимой, году в 1953, пошли мы вдвоем с Александром Леопольдовичем в Нелидовку. Пришли уже ночью. Он на своих камусных лыжах, я на своих «Телемарках». В избе никого, попили чаю и спать. Утром после чая он пошел собирать грибы, паразитирующие на деревьях (А.Л. был ботаником по профессии), а я пошел кататься на лыжах. Вернувшись, я стал варить суп, тогда в продаже были большие банки бобов со свининой и вермишелью. Сварил целое ведро. Такой суп получился — пальчики оближешь! Вернулся Александр Леопольдович, взглянул на ведро и ахнул — «Толя, ты зачем столько супа наварил? Нам же его не съесть!» Сели за стол, налили по чашке и мгновенно проглотили. Налили по второй и тоже быстренько съели. Приоткрыли дверь, свежий воздух возобновил наши силы и быстро прикончили третьи чашки. Александр Леопольдович говорит «Отдохнем минут 10-15?» Отдохнули. Я налил по четвертой чашке и оказалось, что суп кончился. Так под смех и шутки съели ведро супа на двоих. Вот что значит здоровый воздух! Возвращались мы с ним Каштаком до станции Енисей. А поздно вечером пошли в баню на Марковского. В парной мы напустили такой пар, что все разбежались. Вот так закончился наш поход с ночевкой в Нелидовке.

Избушка «Решето»

Стояла она метров в 80-100 ниже Виллы и была первой после сворота с Лалетиной за Хитрым пнем. Избушка маленькая, но компания у них была дружная. Они всегда были первыми гостями, когда у Виллы собирался вечерний сабантуй. Особенно отличалась Саша-сучок. Невысокого роста, черноволосая, очень подвижная. Всегда подпоясана красным кушаком, за поясом — сучок. А как она плясала!

А это что еще за дама?
Так это Сашенька-сучок!
За кушаком всегда тырочек
Это не девка, а зараза
А как плясать она горазда!

Уже в 70-х мы с ней встретились в городе, случайно. Трудно в тихоходной толстухе «что вдоль, что поперек» узнать неугомонного бесенка. Саша Белорускова и ее замечательная сестра, Галина Серафимовна, преподаватель высшей математики КПТИ, умерли рано, в расцвете сил.

В Решето я захаживал часто, но ночевал только один раз, когда понудили к тому обстоятельства. Был осенний теплый чудесный день, лес в золоте. Гостей в нашу избушку привалило столько, что даже при самом большом прессе все на нарах не уместились бы. А тут, как назло, в разгар веселья у костра, пошел дождь! Вот тогда-то я и пошел ночевать в Решето.

Избушка «Вигвам»

Она стояла на том же склоне, что и Вилла, но ниже метров на 70-90. Избушка добротная, большая, с верандой. На веранде большой стол. Эту избушку построили парни-железнодорожники Валентин и Геннадий Августиновичи, Костя Ошаров и другие. Сюда же ходили и братья Телегины. Позднее они все стали инженерами. Гена Августинович стал директором авиамоторостроительного завода, Лялька Телегин — начальником управления лесной промышленности Совнархоза.

У них частенько разыгрывались костюмированные индейские баталии. Один из таких моментов у меня был запечатлен на фотографии, но я отдал ее А.Л.Яворскому, когда он собирал материалы по Столбам (теперь они в Госархиве). Они первые смастерили детекторный приемник и в зимние, долгие вечера, когда отсиживались в избушке, настраивались и слушали по очереди. Частенько бывал у них легендарный МихВас. Порядок у них всегда был образцовый и посторонних гостей они не принимали.

Ночевал я в этой избе дважды. Однажды гостем по приглашению Гены Августиновича ночевали вместе с Николаем Августиновичем, младшим братом Гены. Тогда впервые пришла на Столбы их младшая сестра Ольга. В избе было просторно, уютно, на нарах лежали одеяло, телогрейки и другие теплые вещи.

В 37 г. эта изба, как и Решето и Вилла, были уничтожены, как очаг крамолы и антипартийности.

Избушка «Дружные»

Стояла на том же склоне, что и Вилла, Вигвам, но еще ниже. Избушка новая, с двухэтажными нарами. Но свое название она не оправдывала. Дружбы в этой избушке не было, собирались больше случайные люди. Всегда водка, пьянство. За порядком там не следили. В эту избу мы заходили очень редко, хотя и были близкими соседями. Ночевал я в ней случайно. Пришлось выручать знакомую девушку, которую туда привели по ее незнанию. В избушке накурено, много пьяных, не стесняются в выражениях. Но уйти неудобно, иначе может случиться скандал. И к утру под предлогом ухода на скалы мы покинули этот вертеп. Позднее я встретил девушку из этой компании, Таню, и даже побывал у нее дома. Это утвердило мое мнение об этой компании и об этой избушке.

Избушка «Не видал»

Одно время, в 1935 г., мы с моим товарищем с детства Юрой Связкиным, когда он приезжал на зимние каникулы из Томска, наповадились ходить в избушку «Не видал». Ее действительно мало кто знал и видел. Стояла она ниже Второго Столба с Западной стороны между огромными камнями. И пока к ней не подойдешь, так и не увидишь. Избушка новая, небольшая, но уютная. Кругом сухостой и валежник. Хозяева, видимо, посещали избу от случая к случаю, и мы с ними так никогда и не встретились. И вот однажды втроем: Юра Связкин, Виктор Шильнов и я пошли зимой, в мороз, на Столбы по Моховой. Зимой там почти никто не ходит и снег выше колен. Мы с Юрой по очереди прокладывали лыжню, а Шило плелся сзади, все время отставал. Приходилось его ждать и тогда мы покрывались изморосью. Наконец дорога пошла по ровному месту и мы добрались до Четвертого Столба. Здесь встретили около своей избушки Михаила Ивановича Алексеева — метеоролога-наблюдателя. Он набивал в ведра снег, но прервался, чтобы поговорить с нами. Его избушка приткнута вплотную к Четвертому Столбу с северо-восточной стороны и по крышу занесена снегом, только прочищен вход в избушку, да против маленького окошка, из которого лился приветливый в ночи свет от керосиновой лампы. Мы попрощались и пошли дальше. Но если по ровной местности Виктор еще мог тянуться за нами с нашими остановками для ожидания его, то уж под гору мы мгновенно уходили от него, а потом кричали и дожидались. Так мы добрались до площадки между Первым и Вторым Столбами. Ему сказали, чтобы он шел по нашей лыжне, а мы пойдем в избушку «Не видал», растопим печь, приготовимся к ночлегу. Маневрируя между огромными камнями, занесенными снегом, мы вскоре оказались у избушки. Но ужас! Дверь выломана и валяется неподалеку, рама окна разбита. Мы устали от тяжелой дороги и порядком уж проголодались. Расстелили газету, нарезали сала с хлебом и перекусили, заедая снегом. А Виктора все нет! Мы долго кричали, в ответ ни звука. Пошли на его розыски. Когда поднялись к Третьему Столбу, то увидели его след — он повернул назад. Мы поняли, что он вернулся к Михаилу Ивановичу. Продуктов у него было много — ему мать напекла много калачей, было сало. Нам же нужно было срочно определяться с ночлегом. Посоветовавшись, мы решили идти в Медичку. Развернулись и полетели вниз и через 10 минут были у цели.

Избушка «Медичка»

Стояла на правой стороне склона, чуть в сторону Живого уголка. Уже при подходе к избушке можно сразу догадаться о порядке и нравах, царящих в ней — всюду банки, мусор, бумага, содранная кора. К этому времени избушки уже начали закрывать, т.к. началось воровство, которого раньше не было. Медичка тоже оказалась замкнутой и ставни закрыты. Что же делать? Холодно. Мы начинаем остывать, да и проголодались очень. Замок не открыть, стали пробовать оттянуть ставень. Подается, удалось вытянуть, вытащить раму, отвернули гайку на болте ставня и залезли через окно в избушку. Зажгли свечу и увидели полнейший хаос. Затопили печку. Сварили кофе и стали с наслаждением его пить. Утром рано встали, закрыли, как смогли, окно и пошли разыскивать Виктора. Наше предположение оказалось верным — он ночевал в избе у Михаила Ивановича и съел все продукты. Пришлось возвращаться домой.

Вот так состоялась незапланированная ночевка в Медичке, которая не пользовалась доброй славой. Сборище разного народа, пьянки, скандалы. Хорошие люди туда не заходили. Ее тоже снесли. ( С.П. Снесли Медичку гораздо позднее, хотя, возможно, это была новая изба, построенная на месте той, о которой говорит А.В. Я бывал в более поздней Медичке с Аликом Лобановым, в 60 годах. Грязь, нравы и все остальное, что осталось в памяти А.В., сохранились и в этой избе. Понятно, что грязновато-разбойничья слава о Столбах, сформированная в результате посещения таких изб, имела под собой все основания ).

Избушка «Перушка»

Одна из старых, наиболее почитаемых изб на Столбах. Пережила несколько периодов своего существования. Она горела, перестраивалась, переносилась. Называется так из-за близости к Перьям. Основными хозяевами были братья Шалыгины. Веселые, компанейские, отличные скалолазы. В эту избушку тянуло многих и она никогда не пустовала. Один из братьев Шалыгиных — Алексей — вернулся с фронта без руки, но Столбы оставить не смог. Осторожно, потихоньку он потянулся на скалы и скоро уже смело лазил по сложным лазам, в т.ч. и на Перьях.

Пошли мы как-то с Юрой зимой во время каникул на Столбы в Перушку. Взяли ключ у Кости и поздно вечером пошли через Диван. Подошли к Базаихе, а она под сплошной наледью. Что делать? Решили переходить на лыжах, чтобы не попасть а промоины. Шли почти по колено в воде. Перешли и нырнули в Моховой лог. Лыжи оледенели, снег так налипает, что нет сил поднять ноги. Приходиться лыжи снимать, зачищать палками и снова в путь. Постепенно разошлись и наши мокрые ноги стали согреваться. В Перушку пришли уже за полночь. Разожгли печь, вскипятили чай и ожили. В избе никого, кроме нас, не было и мы с устатку проспали до середины дня. Вот такая приятная ночевка состоялась в Перушке. Позднее я не раз заходил в Перушку и встречался с Костей. Он очень хотел написать историю Столбов, собрал много материала, кое-что напечатал, но коварная болезнь доконала его, он умер.

Но ход Шалыгинский всегда
Напоминать о нем нам станет
И память в прошлые года
Нас буйной молодостью манит.

Все Столбисты знали Перушку, она всегда была как талисман Столбов. С ней связано и развитие спортивного скалолазания. Шалыгин был ярый защитник заповедного режима и считал, что избушки можно разрешить строить до перевала и не более 10. На Диких же вообще изб не строить. Однако, все складывается не так. Большие деньги открывают двери и в Заповедник. Уже начали строить избы по всему Заповеднику и большие, кирпичные, уж не с «лесным» комфортом. Как тут не вспомнить добрую Перушку с печкой, нарами и столом. И всем приходящим привет и приют. Это был лесной, сибирский, Столбинский обычай. ( С.П. Шалыгинский ход на Деде, с Южной стороны, вспоминается А.В. и раньше. Ход не для новичков и требует смелости, ловкости, мастерства, поэтому посещается оч. редко )

Избушка «Копченые»

Мало кто знал (С.П. И знает!) об этой избушке, стоявшей далеко в стороне, ниже Второго Столба, через перевал от Живого уголка. Тропа к ней была малохоженная, по густому осиннику с выходом в сосняк. Гости в эту избушку почти не заглядывали, а хозяева зимой посещали ее очень редко. В 1936 г. Саша Полынцев, Давид Гринберг и я в одно время зачастили туда зимой на лыжах. Избушка всегда обихожена. Тишина, отдыхай сколько душе угодно. За водой ходить далековато, но для молодых это не труд. Я знал трех хозяев этой избушки: Костя Боголюбов (у него всегда у пояса был нож с костяной ручкой), Саша Дементьев с ПВРЗ и Виктор Хребтов, тоже с ПВРЗ. Было им тогда лет по 30. Особенно остался в памяти Виктор Карпович Хребтов. У него был великолепный бас. Однажды летом я был на импровизированном концерте. У костра около избушки собрались гости и Хребтов пел. Да как пел!

Он пел и мир нам раскрывал
«Сатана там правит бал»
Ты взойди, взойди, заря!
Потом он пел про Мизгиря

Потом Элегию Масне
Затем пел песню о весне
С душою спел о ямщике
За нею песню о блохе!

И вдоль по Питерской запел
Да так, что за душу задел!

Это пение до сих пор звучит во мне. Встречался я ним и в городе, у знакомых и он снова пел.

Саша Полынцев, второй мой спутник, освоил горные лыжи уже в годах, но рано, в 52 года, умер.

Третий из нашей компании, Давид Гринберг, кончил школу летчиков, во время войны летал на Берлин, Здоровый был мужик, но тоже рано умер. Его дочь часто бывает у нас на Кузьмичевой поляне.

Избушка «Искровка»

Стояла возле Второго Столба ниже Рукавички. Построили ее молодые ребята без разрешения. Порубили для этого много молодых деревьев диаметром не менее 10-12 см. Сделана она была на скорую руку и выглядела неприглядно. Было в ней холодно. Пришли мы туда по приглашению Володи Званцева всей семьей — мы с Илларией и наши дети Сергей и Инна. Встретили нас хорошо, ночевали три ночи. Лазил я на Митру, было очень хорошо. Уходить не хотелось, однако припасы кончились, а тут еще, когда нас не было, пришли парни и все доели, что было сготовлено.

Порядка в избе не было, да парней это и не заботило. Кругом щепки, бутылки, мусор. Мы прибрались в избе, а возле избы не прибирали.

Я видел, как ребята лазили по скалам в дождь и восхищался. Страховки в виде веревок или кушаков у них не было, но зато все в калошах. Конечно, эта школа мужества осталась у них на всю жизнь. Один их них — Петя — работал дежурным инженером на городской электростанции. Володя Званцев работает в Дивногорске на заводе электроаппаратуры. Вот как Столбы формировали человека, его характер!

Сожгли Искровку в 1957 г. Уничтожили гнездо жизни и веселого раздолья, которое так нужно молодым!

«Музеянка»

Эта избушка сначала не имела названия, но как только ее начали посещать музейные работники, так и стали ее звать этим именем. Заповедник, в начале его истории, был подчинен Краеведческому музею и только позднее передан Географическому обществу. В 1936 г. его передали в подчинение Отделу народного просвещения. Избушка расположена в красивом месте около скал Каин и Авель и Верхопуз. Избушка пережила много перестроек, но сохранилась до наших дней. В ранние года Заповедника здесь жила Елена Владимировна Крутовская. Была сделана пристройка, в которой жила коза. Когда Крутовская переехала жить в домик около метеостанции, в Музеянку стали ходить патриархи Столбов — Д.И.Каратанов, А.Л.Яворский, В.Г.Лотоцкая, А.Тулунин и др. Сюда ходили художники Б.Я.Ряузов, Т.В.Ряннель, А.П.Лекаренко. Здесь было хорошо писать Столбинские дали, тайгу, скалы. В 80-е годы здесь обосновалась постоянная группа столбистов, но кроме пьянки их никакие красоты не интересовали, а потому их оттуда и выселили. Я там был с Илларией и братом Валентином. Мы очень хорошо провели здесь вечер, проводили закат и наслаждались теплым тихим вечером. Днем на Верхопузе я раскатывал пустой бутылкой живот Валентину. Это было в 1948 г. Я написал этюд и мы с хорошим настроением покинули этот приветливый очаг жизни. Цвел Иван-чай, на соснах шуршали белки и где-то вдали катилось эхо сильного, молодого голоса. Вообще мне пришлось побывать в Музеянке еще много раз.

Домик Крутовских

Стоял он там, где сейчас Живой уголок. Уютненький, небольшой и для всех приветливый. Жила в нем сначала Елена Владимировна Крутовская, дочь Владимира Михайловича, основателя первого в Красноярске фруктового сада, расположенного в устье р. Лалетиной. Позднее в этом доме жила и работала Елена Александровна. Тогда у нее были только глухарка и белка. Стоял большой письменный стол, керосиновая лампа с зеленым абажуром, много книг. Я приходил в этот дом с Аркадием Тулуниным. Елена Владимировна хорошо знала его отца, потому и принимала нас охотно. Устроила нам на полу ночлег и мы крепко выспались, хотя спать было не очень тепло. Иногда с нами был Сергей Елагин. Он сейчас сторожит в Руйговке на Моховой. Аркадий Тулунин — пенсионер и после операции никуда не ходит. Тогда еще не было «Приюта доктора Айболита» и к Крутовским заходили только близкие люди. Елена Владимировна была также наблюдателем — обходила избушки и следила за порядком, заставляя нерадивых блюсти его. С приходом Елены Александровны началось собирание птиц и зверей, потерпевших беду, и создание Живого уголка, известного в Красноярске и далеко за его пределами. Стали строить вольеры, жилые помещения, хранилища. Здесь стала своеобразная Мекка всех Столбистов, независимо от возраста. Я у Елены Александровны не ночевал, но встречался в ней многократно. Мы с ней учились в одном классе в Губсоюзовской школе. В 1929 г. нас после 9 класса из школы «выпнули» и мы пошли каждый своей дорогой. Она любила Столбы, столбистов и была очень увлечена Живым уголком, который приносил ей очень много забот, подчас непосильных. В 50-е г. я был председателем Совета Столбов при Крайисполкоме и соответственно занимался вопросами строительства дороги, линии электропередачи, телефона, жилья. Почти все это удалось осуществить.

Все свои силы отдала Елена Александровна Живому уголку.

Он «Приют Айболита» зовется
Этот чудный в горах уголок
По стране о нем слава несется
И горит здесь для всех огонек.

Не стало Елены Александровны и не стала нужной забота о птицах и зверях. Состарился и захирел Живой уголок. Нет равноценной ей замены. Что-то будет? Разработал я по просьбе председателя объединения «Столбист» полный комплект документов на реконструкцию Живого уголка с учетом улучшения условий быта его персонала, но благие намерения не осуществляются и забыты. К этому вопросу необходимо вернуться снова. Но кто возьмет на себя инициативу? От домика Крутовских ничего не осталось, а от его хозяев осталась вечная память. А я вспоминаю занесенную снегом избушку на фоне Первого и Второго Столбов и приветливую, любознательную хозяйку, которая иногда видится мне с ее подружками Катей Нащекиной и Тусей Прозоровской. Память почти 70-ти лет.

Избушка Кулибабы

Спросите любого из работников заповедника, знают ли они что о наблюдателе Кулибабе и где была ее избушка, и никто не ответит. А между прочим, ее избушка в 1930-35 гг. стояла на самом видном месте на перевале, где сейчас туалет. Избушка из добротных сосновых бревен с крыльцом и навесом. Два больших окна. Мария Федоровна Кулибаба, или как мы ее звали, «Маша», хотя она была старше нас, приветливая, всегда с улыбкой и целым рядом золотых зубов. В избушке у ней была кирпичная печка, металлическая кровать, длинный крепкий стол со скамейками и над столом большая керосиновая лампа. При входе у двери стояла большая кадка с водой. Мы с Николашкой, другом, часто заходили к Маше, пили чай, говорили о жизни, о Столбах. Но в этом доме у нее ни разу не ночевали. Но идем однажды и видим — домика нет. Что случилось? Где теперь Маша? Разгадка наступила скоро. Однажды, холодной ветреной ночью мы Каштаком пошли в «Виллу». Но когда вышли на «Веселую гривку», то были крайне удивлены, увидев здесь новенькую добротную избушку и свет в ней. Были еще более удивлены, когда, услышав наш разговор, вышла к нам Маша. Она была так рада нам, даже прослезилась, так как одиноко ей здесь одной, постоянно обдуваемой ветрами. Мы сняли лыжи, зашли в дом. Она сразу же поставила чайник и уже через 20 минут швыркали горячий чай и вели мирную беседу. Засиделись мы долго и вот тогда остались у ней ночевать. Потом еще дважды ночевали. Замечательная это женщина. Она работала наблюдателем и одна свободно разгуливала по всем Столбам. Летом всегда в шароварах и калошах. С компанией лазила и на скалы. По какой причине убрали ее дом с перевала и построили на Веселой гривке, где зимой и летом свищет ветер, никто не знает. Но вот идем с Николаем в 1936 или 37 году, смотрим — а домика Машиного нет. И вот однажды, в 1965 году мы с женой идем по Центральному рынку, а нам навстречу — Маша. Конечно, узнала, улыбается. Начинаем наскоро вспоминать и повеяло от этой встречи прежним теплом. Мы ее пригласили в свою избушку на Кузьмичеву поляну, и она с радостью приняла это приглашение, но не пришла. Что за причина? В моей памяти Маша осталась вместе с Михвасом олицетворением Столбов. Были же люди, которые беззаветно любили Столбы, служили им. Довольствовались скромным уютом жизни и создавали хорошее настроение всем, кто с ними встречался. Вечная им память!

«Нарым»

Это барак, построенный около живого уголка, после того, как были разгромлены все избушки. Построен он был из уничтожаемых избушек. Он был вместимый. В нем могли бы расположиться на ночлег 25-30 человек. Во всю длину нары, большой стол и печка из бочки. Барак был запущен, мусор на полу, но при нужде ночевать было можно. Собирался в нем всякий сброд, не случайно его и назвали всем известным словом Нарым. В моем подчинении в КБ работал Игорь Махоткин, сын репрессированного полярного летчика Махоткина. Игорь был очень любознательным парнем, но в институт его не принимали, поскольку он был сыном врага народа. С очень большим трудом он попал в лесотехнический институт. Он очень любил планеризм, авиацию, и еще на втором курсе попросил у меня книгу «Расчет воздушных винтов» проф. Юрова. Однажды, весенним теплым солнечным днем пошли мы с ним на лыжах Каштаком на Столбы. Он уже учился на последнем курсе. Пришли под вечер и заночевали в Нарыме. Положили рядом наши пожитки и лыжи. Сквозь сон слышали, как приходили и уходили какие-то люди, матюгались, пили чай. Спали очень тревожно и встали чуть свет. Попили чаю и ушли в обратный путь. Нарым был приютом всякой шпаны и его все обходили, а вскоре и снесли. А Игорь защитил свой дипломный проект по гидросамолетам. Это была сенсация для лесотехнического института, но на работу его ни в один проектный институт его не взяли — сын врага народа. Он уехал работать в один из леспромхозов. Несколько позднее А.Н. Туполевым был объявлен конкурс на наиболее рациональный метод расчета крыла на прочность. Наилучшим оказался проект под девизом «Чайка». Стали искать автора и обнаружили его в леспромхозе. Это был Игорь. Туполев забрал его к себе в бюро, а я о нем с тех пор ничего не знаю.

Нарым показал, что нельзя строить такие бесхозные дома на Столбах и больше попыток не было. Еше один раз ходил я в Нарым зимой, но без ночевки. Ходили мы с товарищем с работы, Олегом Евтифеевым. Способный парень, общительный, весельчак. И вот в теплый весенний день пошли мы с ним Каштаком на Столбы. Вылезли в Каштак и вдруг у нас стали мерзнуть ноги. Назревала опасность обморожения. Мы развели костер, согрелись и пошли дальше. Подошли к Нарыму, сели на перила. Солнце основательно пригревало, и с крыши капало. Мы достали с ним по куску хлеба, пересыпанного сахаром, и с большим аппетитом съели, заедая снегом. Быстро пошли обратно.

Он кончил летную школу и погиб на фронте. Замечательный умный товарищ.

Грифы

Это самая замечательная, оригинальная избушка на Столбах. Построена на скале Грифы, недалеко от Крепости, в глубокой расщелине на высоте примерно 20 метров. Построена она сравнительно недавно и претерпела три разгрома. Попасть в нее, не зная секретов и без хозяев, почти невозможно. Однажды подошла к скале группа скалолазов, им очень хотелось попасть в избушку. И вот один храбрец попытался, но сорвался и разбился. Уносили его на носилках.

Хозяевами избушки являются мастера спорта, чемпионы по скалолазанию и альпинисты: Хвостенко, Губанов, Молтянский, Руйга, Лаптенок, Коваленко, Демин и другие. Порядок в ней исключительный. Они охраняют природу в своем районе и ревностно относятся ко всяким нарушениям.

Одна стена у избушки — скала, на которой она построена. Для лета на площадке стол. В избушке нары, печка, стол, ящик для продуктов, посуда, полка с книгами. Все, что надо для автономной жизни. Воду они поднимают от подножья скалы консольным краном, как и дрова.

Нет на Столбах другого места,
Где на душе такой уют
Пусть не для всех оно известно,
Но всем пришедшим здесь приют.

В избе всегда радостное настроение, гитары и песни не умолкают. А петь здесь умеют. С одной скалы на другую натянут канат, и часто смельчаки по нему ходят. Устраиваются карнавальные шествия на Крепость с факелами. Сейчас уже стали ходить и их дети, овладевшие спортивным мастерством. И женщины к ним приходят тоже со спортивным стажем.

Мы с Илларией и внуком по приглашению Р.Руйги в 1982 году посетили эту избушку. Ночевали. У них ведется дневник, и если вы посетите избу, оставьте свои записи. Прекрасная избушка, отличная компания, которыми заповедник может только гордиться. Хороший фильм о них сделал кинорежиссер Красноярской студии телевидения А.Михайлов.

Дырявая

Это самая старая избушка в заповеднике. Построена на поляне над Калтатом, очень маленькая, без пола, вросшая в землю. Построил ее базайский крестьянин Беляев Иван Кузьмич, еще до революции, в 1917 году. ( С.П. Здесь у А.В. неточность. Во-первых, вместо Беляев нужно читать Белянин, А.В сам не раз говорил, что знаменитый в городе врач Белянин был из этой семьи, проживавшей в Базаихе. Во-вторых, звали его Афанасием. В Базаихе было много Беляниных, поэтому их различали еще и по прозвищам, а Афанасий Белянин носил прозвище Кузьмичева, поэтому поляна и звалась Кузьмичевой. В тридцатых годах хозяевами избы были уже внуки Афанасия. Точность этого примечания можно проверить по воспоминаниям А.Л. Яворского «Избушка Дырявая». ) У него был здесь покос, сеял овес, заготавливал дрова. По его отчеству и стали называть поляну. Когда организовался заповедник, он был вынужден покинуть это обжитое им место. Избушка была заброшена, а поляна заросла.

Избушка перестраивалась три раза, и по воле судьбы она стала для нас с Лялечкой обителью. А привел нас сюда А.Л.Яворский. Когда он, отсидев 15 лет в ГУЛАГе, был выпущен и реабилитирован. Это было лето 53 года. Так что проживаем мы в ней уже 43 года.

Александр Леопольдович до ареста обитался под большим камнем с названием Ферма. Когда в 1924 году я увидел его стоящим на этой закопченной скале, он был в белой рубашке, жилете, калошах и шляпе. Ему было 35 лет. Под скалой пылал костер, висели котлы. Суетились Чередова, Каратанов, В.Абалаков. Яворский шутил, посвистывал и был в веселом расположении духа. Вот так у меня с ним состоялась встреча. А потом оказалось, что мы живем с ним в одном дворе, установилась хорошая дружба с его семьей. В этом же 1953 году он отвел нас на Кузьмичеву поляну, в Дырявую. Он в ней со своими друзьями с 1933 года до ареста частенько останавливался. Избушка была дырявая, текло, и они обложили крышу корой и дерном. Нар в избушке на было, а окошко, дверь и печку прятали в лесу. В избушку не заходили, а заползали. Спали на земле, где еще были следы соломы. И стали они называть избу Дырявая. Около избушки стоял чум, где в теплое время они отдыхали и спали. Как рассказал мне Александр Леопольдович, он обнаружил ее случайно, в 1933 году. Ему надоела суетная жизнь на Ферме, и однажды с компанией они пошли через Откликные в город. Каково же было их удивление, когда они вышли на солнечную поляну и увидели на ней одинокую маленькую избушку. Вот подарок! Они забросили Ферму и стали ходить в Дырявую.

Сюда ходили до 1937 года Нелидов А.А., Абалаков В.М., когда бывал в Красноярске, Каратанов и многие другие. В пору репрессий в избушку ходить было некому. Новое возрождение избушки началось в 1953 году. Тогда стало ходить сюда много людей, связанных дружбой, знакомством. В 1956 году, в январе, избушка сгорела. Мы опечалились — куда теперь ходить? Попросили Александра Леопольдовича, как первого директора заповедника, сходить в управление и получить разрешение построить избушку. Кое-как уговорил он Хоришку Г.В. и он дал разрешение. И вот мы с Любарским купили в Затоне горбыль, стали небольшими связками перевозить на поляну. Дело это было нелегкое, можно было запросто свалиться под гору. Любарский настаивал строить засыпуху, это быстрее, и я согласился. За неделю избу построили, вошли в нее, как в храм. Большая, нары, пол, стол, скамейки. Затопили печку, аромат сосны. Радости не было границ. 20 лет она простояла, давая очень многим приют и радость встреч. Сколько здесь произошло событий в нашей жизни, здесь сложилась компания, жилкооператив «Три поросенка»: Володя, Вадим, Сережа, два Виталия, Гена, Леша. Вся ваша молодая жизнь сформировалась здесь, на поляне. Здесь вы влюблялись, женились. На самой лучшей основе молодости у вас появилась новая жизнь, которую вы живете и сейчас. Здесь, на Кузьмичевой поляне, в ЖКТП была сыграна чудесная, незабываемая свадьба Рязанцевых. Сюда привел Виталий Крейндель свою разлюбезную Людмилу, а потом и первенца Женю, который уже и сам стал отцом. Здесь отмечалось присвоение Володе Кравченко звание лауреата Государственной премии. И уже отметили серебряную свадьбу Нэли и Сережи, который стал и доктором наук, и профессором, и проректором института. Профессором стал и Гена Алдонин. Много видела событий Дырявая 2. Здесь и воспылала любовь нашего сына Сергея к Любарской Эмме и плодом этой любви стали два сына Андрей и Роман. А сколько учеников Илларии Сергеевны, выросших на поляне, окончили институты, университеты и стали специалистами. Некоторые и сейчас навещают нас и уже со своими детьми. А свет-то был от свечки, позднее от керосиновой лампы. Идем мы с Лялечкой в избушку и несем рюкзак с продуктами и рюкзак с тетрадями и книгами. Вечером сидим допоздна, я читаю, она проверяет тетради. Но иногда наши молодые друзья, которым пришла пора жениться, поднимут такую возню на нарах, что уж тут не до работы. Да и тесно стало в старой избушке. Вот тогда и родилась идея построить рядом еще одну избушку. Кстати и лесоповал недалеко случился. Идея получила жаркую поддержку. Уже через неделю Серебрянников, Панько, Кравченко, Рязанцев, Алдонин, Крейндель пилили и таскали бревна. Подключился к ним и я. Две недели ушло на строительство новой избы. Сабантуй на открытии был на уровне, жаль Сережа с молодой женой уже служили в Армии. А какие разыгрывались интермедии в театре на Кузьмичевой, получившем название «Унитюз»! Сценой служили нары, а зрители сидели на скамейках, за столом. А какие выпускались стенгазеты! Сколько в них было юмора, шуток, веселья! Как-то Сережа «подправил» Лермонтова, написав «Мне б сейчас нажраться и напиться, мне сейчас забыться и уснуть». Много смеялись, а один из школьников и спрашивает — кто такой Панько я понял, а кто такой Лермонтов?«, что вызвало жуткий взрыв хохота. Да, было время! Одно время к нам ходила большая группа военных: Карасев, Транько, Константинов и др. Все окончили военные Академии и разъехались кто куда, а некоторые теперь и за границей (СНГ).

Как-то пришла научный сотрудник заповедника и сказала, что осинник неподалеку весь болен и заражает окружающей лес. Нужно его уничтожить. Но как? И тут родилась новая идея — перестроить Дырявую 2, поскольку она уже совершенно сгнила и была опасность обвала крыши под тяжестью 2,5-3т. дерна. Уже подошло время мне уходить на пенсию, и я с учениками 9-10 классов за субботу и воскресенье вывезли на поляну 44 бревна диаметром 20-25см. Все это сухостой, но еще крепкий. Весной 1976 г. я вышел на пенсию, мы переселились на поляну и я приступил к обтесыванию бревен под сруб. За 2 недели на поляне был собран и пронумерован сруб избы. А до этого был проделан большой труд по разборке старой избы и удалению около 8 т.земли. Тут много помогли Эдуард Алдонин и Борис Соустин. Не обошлось и без ЧП. Когда я разбирал старую избу, сорвалась доска и ржавый гвоздь воткнулся мне в спину почти во всю длину. Доску с гвоздем я отбросил в сторону, но говорить и дышать не мог. Положили меня на скамейку около костра и я стал прощаться с жизнью, но дышать старался. Приехал лесничий и отвез меня к врачу в пионерлагерь, где мне сделали укол от столбняка. А назад я уже своим ходом пришел. Отлежался в это день, а на завтра уже вовсю работал.

Итак, сруб поставлен. В воскресенье собралась за столом большая компания и после завтрака за три часа сруб перетащили по бревнышку и установили на свое место, там, где стояла Дырявая 2. Женщины поставляли мох и конопатили. Набросали досок на половые лаги и мы в эту же ночь в новой избе ночевали. Крышу мы возвели вдвоем с Лялечкой в том числе и таскали шифер с асфальтовой дороге, утеплитель, доски. Вот уже 20 лет мы живем в этой новой избе, Дырявой 3. Отсюда мы уходили на ТЭР, на Дикие. Зимой катались на лыжах, а в субботу парились в бане, которую построили в год возвращения Сережи из Армии. Какие замечательные люди всегда окружали нас! Сколько радости, взаимопонимания, доверия, внимания! Я думаю, не ошибусь, если скажу, что для всего ЖКТП Кузьмичева поляна останется до конца дней лучшей памятью. За все эти годы здесь побывала масса людей. Труд-но всех перечислить. Здесь были художники Поздеев, Лекаренко, Ряузов, Ряннель, Горенский, Капелько, Руйга, Сальников, Сергин. Здесь бывали многие альпинисты, некоторые их них не вернулись с восхождений. Не стало и постоянных посетителей Воробьева Бориса Владимировича ( Правильно — Бориса Вениаминовича. ), Лени Шанина, Кузнецова Михаила Александровича, прозванного ребятами «Крючочник», Белорусовой Галины Серафимовны, Эдика Алдонина. Мы все их помним.

Вот так стала приютом Дырявая для многих любителей природы. Как написал Виталий Крейндель:

Поляна нас приветливо встречала
Бурундуки свистели на пороге
Как короли на жестких нарах мы лежали
И были веселы и счастливы, как боги

июль 1996 г.