Воспоминания Нины Ушаковой.

Вступление. 9.12.2021.

Я уже года два думала о том, что надо было бы написать о Живом уголке, пока я еще помню события прежних лет. Все же в 2021-м 71 год исполнился… Толчком к тому, чтобы начать это делать, послужили фотографии, которые привезла  в Красноярск Таня Хохлова. 6.10.2021 Катя Белогрудова показала мне распечатку презентации Татьяны Хохловой. Спустя три дня, сидя в электричке по пути на дачу, я написала первые строчки: «Я просыпаюсь с воспоминаниями о Живом уголке. Пора начать записывать». И тут же, в электричке начала писать. Воспоминания охватывают периоды, когда я по несколько месяцев жила в Уголке, то есть: два летних сезона 1972 и 1973 годов и осеннее-зимний сезон 1977 – 1978 годов. В то время я еще носила фамилию Кольцова.

Знакомство. 1972 год.

В Живой уголок я попала в начале мая 1972 года благодаря Тане Хохловой. Она пригласила меня в напарницы, проходить летнюю практику по орнитологии в заповеднике Столбы.

До нижнего кордона заповедника мы доехали на такси. Выглядывая в окно, я испытывала тихую радость от того, что вокруг нас высятся лесистые гривы. После плоского пейзажа Ленинградской области эти горки радовали глаз. Дальше ворот заповедника машина не поехала, и мы пошли пешком.

Я была в курсе, что впереди нас ожидает Пыхтун. Доходя до очередного подъема дороги, я спрашивала Таню: «Это Пыхтун?» – «Нет, это еще не Пыхтун», – слышалось в ответ. Потом я так устала, что перестала спрашивать, просто тащилась вперед, автоматически переставляя ноги, и уже не глядела по сторонам. «А это был Пыхтун!» – неожиданно сказала Таня, когда мы подошли к перевалу. «Да, название у него соответствующее», – оценила я.

После ровных поверхностей вокруг Ленинграда, где я училась, и Волгограда, где жили мои родители, подъем в Живой уголок оказался для меня тяжелым. Позже, преодолевая Пыхтун с грузом продуктов в рюкзаке, я даже пару раз плакала от бессилия. Радовало одно: судя по названию, этот подъем был труден не для меня одной.

Когда мы с Таней пришли в Живой уголок, Елена Александровна сразу же усадила нас за стол. И стала кормить, поить чаем и расспрашивать, как мы доехали и дошли. Мы оказались окружены теплом уютного дома и душевным теплом. Потом я убедилась, что здесь так принято: встретить пришедшего гостя, напоить, накормить, побеседовать… Еще позже, уже живя в городе, я заметила, что неосознанно следую этому правилу. Вроде в городе это не так актуально, как в лесу. Но выработалась привычка: спросить, будет ли гость пить чай? Не хочет ли он поесть?

Приходящие в Живой уголок люди, в общем-то, не были гостями. Это были друзья, приходившие на Столбы регулярно. Елена Александровна ласково называла их абормотами. В отличие от обормотов, это были постоянные обитатели страны Абормотия. Была даже фраза: «Стой! Четырнадцатый абормот?!!!» Да, собиралось за общим столом и постольку абормотов.

Пришедшие выкладывали на общий стол принесенные припасы. И начинались посиделки с разговорами, новостями, историями из жизни. Живое общение – это не виртуальная переписка в социальных сетях. Я и сейчас скучаю по этим шумным сборищам.

Нас с Таней поселили в доме, расположенном напротив входа в Живой уголок. Начались наши вылазки в лес и знакомство с птицами.

Для Тани это был второй год практики в заповеднике Столбы. Таня рассказывала, что в предыдущий год знакомилась с пернатыми обитателями Столбов так: придя после маршрута к Елене Александровне, она говорила, что встретила новый вид. И Елена Александровна по краткому описанию уверенно говорила: «Это соловей свистун. Он обычно прилетает в эти даты».

Для меня это был первый год на Столбах, и я была незнакома с большинством видов птиц, обитающих здесь. Мне повезло. Рядом со мной был орнитолог, уже знакомый с орнитофауной Столбов. Я получала информацию непосредственно, из первых рук. Увидела новую птицу, и тут же Таня называет, кто это. До сих пор хорошо помню некоторые встречи. Но о птицах я, может быть, напишу как-нибудь потом. Сначала надо написать воспоминания о Живом уголке.  

Помимо основного занятия – наблюдения за птицами, мы органично вписались в распорядок жизни Уголка. Совместные обеды и ужины, дежурство по кухне, выходы в город за продуктами, знакомство с сотрудниками Живого уголка и его обитателями.

Сначала о тех, кто работал в Живом уголке в 1972 году. Елена Александровна Крутовская – хозяйка Живого уголка.

Джеймс Георгиевич Дулькейт – заведующий метеостанцией. Помимо наблюдений за погодой, он проделывал огромную, не всегда видимую работу по Живому уголку.

Эдик Педер. На него ложилась мужская работа по Уголку и другим хозяйственным делам. Немалая, надо сказать, работа по сравнению с городскими квартирами. И тоже не очень видимая постороннему глазу.

Таня Черепанова помогала Джеймсу Георгиевичу по метеостанции. И была незаменимой работницей в уходе за животными.

Из приходящих людей ярче всего запомнилась Людмила Зверева. Домашний врач Елены Александровны и столбистка с большим опытом скалолазания.

Теперь о четвероногих и пернатых обитателях Уголка. После Ленинградского зоопарка меня было трудно удивить медведем, волком, лисицами, орлами и другими видами зверей и птиц. Это сейчас я понимаю: для небольшого частного зверинца количество животных и видовое разнообразие было огромным.

Тогда же, в 1972 году меня удивляло другое. Во-первых, надписи. На входе в Живой уголок посетителей встречали слова Сента-Экзюпери: «Не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил». Читаю на клетке другую надпись: «Посажены за браконьерство. Охотились в заповеднике». А в клетке сидят обычные домашние кошки. Как так? Елена Александровна поясняет: если рядом с Уголком будет ходить кошка, прощайте соловьи-красношейки. Не верьте поэту, написавшему: «А было соловьиное на дереве гнездо». Соловьи не строят гнезда на деревьях, их гнезда располагаются на земле, и поэтому доступны мелким хищникам – кошкам. Фразы для надписей выбирались не случайно, они служили хозяйке Уголка как ненавязчивые средства воспитания посетителей.

Во-вторых, и в этом одна из главных причин привлекательности Уголка – многие из животных были ручными. Помимо ручной рыси Дикси можно было бы привести длиннющий список: волки, лисицы, филин и другие птицы, – большинство из них подпускали к себе сотрудников Уголка. Меня особенно поразил тетерев Петька, токующий на обеденном столе в доме Елены Александровны. Но токование тетерева было мне знакомо – видела это чудо в природе. А вот токующего глухаря я впервые увидела именно в Живом уголке. Надо было видеть этого красавца: горделивая походка, ярко красная бровь, оперение хвоста и крыльев раскинуто наподобие большого веера. Именно в Живом уголке я услышала обе части его песни, про которые раньше только читала. Первая похожа на осторожные звуки маленького молоточка: «Тук. Тук. Тук-тук-тук». И в это время глухарь отлично все слышит. А за вторую часть песни охотники назвали его глухарем – он издает громкие скрежещущие звуки. Мне они напоминают скрежетание нескольких ножей, которые точат невидимые великаны. И, если верить охотникам, во время этого скрежетания глухарь не слышит их шагов.

Еще одна изюминка Живого уголка – это имена животных. Звучные и непривычно ново звучащие. Овчарка Дагни и колли Кай. Это вам не Шарик и Тузик. Рыжая лисичка Лисси и серебристо черный лис Гай, которых я не застала в уголке, но слышала о них.  

Некоторые имена родились по созвучию. Сотрудники музея, куда попал маленький рысенок, подзывали его «кис-кис». Елена Александровна нашла имя, в котором был бы этот привычный звук – Дикси.

А еще были имена, пришедшие из литературных произведений. Филину очень шло его имя – Винни Пух. Глухаря звали Ункас. Его горделивая повадка напомнила Елене Александровне молодого индейского вождя Ункаса из романа Фенимора Купера «Последний из могикан». А трудолюбивый конь Горбунок, вероятно, получил свое имя благодаря Ершову, написавшему сказку в стихах «Конек-горбунок». Написала слово «вероятно», так как в 1972 году Горбунка уже не было в Живом уголке, и происхождение его имени – моя догадка.

Имена пережили своих владельцев. Написала имя Кай и услышала его звонкий голос. Ункас – и перед глазами возникла яркая картинка токующего глухаря. Древняя и вечно новая магия имени.

 Наверное, главной звездой Уголка следует назвать ручную рысь Дикси. Когда Елена Александровна заходила к ней в клетку и кормила из рук, или просто поглаживала, это всегда собирало толпу посетителей. Привлекал народ также медведь Миха и полярный волк Ларс. Но о них я подробнее напишу попозже. Все они – личности, стоящие отдельного очерка.

Летний сезон 1973 года.

В следующий раз я приехала в Живой уголок в середине мая 1973 года. Началась моя преддипломная практика. Наблюдения за птицами я вела самостоятельно, уже без помощи Тани Хохловой. По материалам этого лета я защитила диплом по теме: «К биологии размножения голосистой пеночки-камышевки в заповеднике «Столбы»».

Одним из моих любимых птичьих маршрутов была Каменка. Однажды, пройдя чуть ниже места, где регулярно косили сено для животных уголка, я застыла в изумлении. На земле лежал череп марала с ветвистыми рогами. Как в сказке! Я припрятала его и позже привезла на лошади Волне в Живой уголок. Наверное, это было эффектное зрелище: я ехала верхом на лошади с красивым трофеем в руках. Джеймс Георгиевич оказался неподалеку и сделал несколько снимков. Как это ему удавалось – оказаться с фотоаппаратом в нужном месте и в нужное время? Как жаль, что я не попросила его отпечатать для меня эту фотографию… Череп марала подняли на чердак метеостанции, и я про него больше не вспоминала.

Но зоолог заповедника Анатолий Зырянов не забыл и попросил меня показать место, где была сделана эта находка. На этом месте лежали в беспорядке другие кости марала. После осмотра Толя уверенно сказал, что этот марал стал жертвой медведя. Мишка припрятал тут свою добычу. И, правда, было заметно, что когда-то тут сгребали землю вместе со мхом и небольшими кустиками. Когда специалист показал на детали, это стало очевидно. Потом этот череп с рогами таинственно исчез. Кто-то  потихоньку стащил его с чердака.

В 1973 году в Живом уголке продолжали работать те же уголковцы, что и в 1972 году: Елена Александровна, Джеймс Георгиевич, Эдик Педер, Таня Черепанова. Людмила Зверева продолжала приходить в Уголок по выходным дням и брала меня с собой на скалы. Летом 1973 года в Нарыме подолгу жила геоботаник заповедника Татьяна Николаевна Буторина. С теплотой вспоминаю наши разговоры про растительные сообщества и отдельные растения заповедника. Замечательный специалист и талантливый педагог, как мне повезло, что в моей жизни были Вы, Татьяна Николаевна!

Как и год назад, я принимала участие в жизни Живого уголка: ездила на Волне за продуктами, дежурила по кухне, готовила обед. Однажды Елене Александровне привезли три литра молока. Оно было очень горячее, и она посетовала, что придется подождать, пока молоко остынет. Движимая желанием ей помочь, я схватила банку с молоком и быстро вышла во двор. Опустила банку в бочку с холодной водой и… вода тут же окрасилась в белый цвет. Банка, конечно, лопнула. А я вернулась в дом с пристыженным и виноватым видом. Елена Александровна не стала меня ругать, видимо, поняла, что я сама себя ругаю за глупость.

Узнав, что в этом году, как и в прошлые годы, на Каменке будут косить сено, я напросилась в участники. Спасибо Эдику и Валерию Новицкому, при их помощи я научилась косить траву. До сих пор помню некоторые секреты: коса должна быть отбита, прочна, легка и удобна. И еще: косить надо утром, когда растения за ночь напитались влагой, и их стебли легче срезаются. В последующей жизни мне пригодилось умение косить. Работая некоторое время дворником в Академгородке, я каждое лето косила газоны. А выйдя на пенсию, стала косить траву на дачном участке.

Работа в уголке в 1977-1978гг.

По окончании ЛГУ, по распределению я была направлена в Сыктывкарский государственный университет (СГУ). Здесь я отработала три года ассистентом кафедры биологии. Вела занятия по биологии позвоночных и летнюю практику на Биостанции СГУ, расположенную на берегу реки Вычегды. По истечении положенных трех лет я решила приехать работать в Живой уголок.

Здесь меня встретили хорошо мне знакомые сотрудники Уголка: Елена Александровна, Джеймс Георгиевич, Таня Черепанова, Эдик Педер.

Елена Александровна и Эдик приветствовали меня слаженным дуэтом. Эдик: «Елена Александровна, но она совсем не зеленая!!!» «Ничего, поживет с нами, позеленеет» – отвечала она. «Хорошо спелись» – подумала я. Сравнение с Дюймовочкой и шуточный контекст приветствия мне понравился и позабавил. Позже, в минуту недовольства мной, Эдик как то сказал, что я приобретаю ядовито-зеленый цвет. А Елена Александровна один раз сделала мне замечание, что позеленение неважно сказалось на моем характере. То есть, метафора позеленения была у них в ходу.

Я была принята рабочей по уходу за животными Живого уголка заповедника Столбы. Название должности я привела по трудовой книжке, из нее же выписала даты работы: 12.10.1977 – 3.07.1978 гг. Это если официально.

А неофициально, по договоренности с Еленой Александровной, моя главная задача была общаться с посетителями Живого уголка, рассказывая им про животных и птиц. А также сообщать им правила поведения в уголке: не кормить косуль хлебом, не подходить близко к клетке с Михой и др.

Я проработала недолго, всего восемь с половиной месяцев, но за это время приобрела важный для меня опыт общения с людьми. Поначалу мне было непросто подходить к незнакомым людям. Приходилось делать невидимое внешне, но ощутимое изнутри усилие. Осенью в Живом уголке было много посетителей, и очень скоро я уже легко заводила разговор с людьми разного возраста, внешнего облика и социального статуса. Позже это умение очень пригодилось мне в работе экскурсоводом Красноярского бюро путешествий и экскурсий, а также Культурно-исторического центра (КИЦа – бывшего музея Ленина). Спасибо Елене Александровне за этот опыт! Работая с посетителями Уголка, я познакомилась с Красноярскими экскурсоводами, которые водили экскурсии на Столбы и приводили свои группы в Живой уголок.

С наступлением зимы посетителей стало мало, и у меня появились другие обязанности: ездить в город за мясом и другими кормами для животных, подменять Джеймса Георгиевича на метеостанции, подменять других сотрудников в различных делах и заботах по Уголку.

Мне запомнилось, что в осенне-зимний сезон 1977-78гг. в Живом уголке работали новые для меня люди: Нина Манькова, Люда Фрутецкая, Боря Пушко. Боря, как и Эдик, выполнял мужскую работу: колол и приносил дрова, чистил от снега дорожки, приносил из ручья воду и др. На Нине и Люде держался Уголок. Сказать, что именно они кормили, поили и содержали в чистоте большинство обитателей Живого уголка, это значит, ничего не сказать. Главное, что они были единомышленницами Елены Александровны, любили животных и отдавали себя этому делу без остатка. Мне думается, что Елена Александровна черпала поддержку в их, внешне не бросающимся в глаза, но очень важном присутствии рядом с ней. Елена Александровна могла опереться на их девичьи плечи. 

Из ярких событий этой зимы мне вспоминается встреча Нового 1978 года. Я помогала Елене Александровне украсить здание метеостанции, где в то время жили они с Джеймсом Георгиевичем. Джеймс принес большую, разветвленную ветку сосны, обломанную ветром. Ветку подвесили над обеденным столом и украсили елочными игрушками и мишурой. Мне очень понравилось это нестандартное решение. До этого я наряжала только традиционные елочки. И не встречала такого новогоднего украшения. К тому же оно экономило пространство. При том количестве народу, что собиралось в этом небольшом домике, компактность новогоднего убранства была не лишней. Елена Александровна попросила меня помочь разместить среди цветов на подоконнике новогоднюю гирлянду с разноцветными лампочками. Извиняющимся голосом она пояснила, что ей очень нравятся разноцветные огоньки.

У меня родилась идея выпустить настенную газету с новогодними поздравлениями. Я привлекла к этому делу Таню Черепанову, и мы общими усилиями сочинили стихи. Джеймса Георгиевича в это время не было с нами, он лежал в больнице, в Красноярске. Стихи передавали воображаемый разговор Джеймса Георгиевича со Столбами и были плагиатом песенки «Прекрасная маркиза», которую я слышала в исполнении Леонида Утесова и его дочери Эдит. В оригинале песенки перечислялись беды, постигшие прекрасную маркизу. Рефреном повторялся успокаивающий голос управляющего поместьем: «Все хорошо, прекрасная маркиза!»

Написанные нами стихи не сохранились, попытаюсь воспроизвести их по памяти. Диалог начинается со слов Джеймса Георгиевича.

Алло, Алло, Столбы? Какие вести?

Давненько дома не был я.

Уж сорок дней, как я в отъезде,

Как там живет моя семья?

Все хорошо, ответствуем маркизу,

И хороши у нас дела.

Но Вам судьба, как видно, из каприза

Сюрпризов пару припасла.

Алло, Алло, Столбы? Не связь – зараза!

Не разбираю я слова.

Скажите мне всю правду разом

Про сено, дизель и дрова.

Наш дизель встал, и нету света,

Компрессия Вам шлет привет.

Она ушла, скорбим об этом,

Сидим во тьме, и свечек нет.

Дрова, – спросили Вы? Напрасно.

Нельзя Вам волноваться зря.

С дровами жизнь всегда прекрасна.

Но хватит их до февраля.

----------------------------------------

----------------------------------------

(первые две строчки про сено я забыла)

А что касается того, что летом скошено, его

На Каменке маралы съели.

Алло, Алло, Столбы? Я связь кончаю.

Все развалили в пух и прах!

А я тут время зря теряю?

Довольно, ждите на Столбах!

Все хорошо, ответствуем маркизу,

Мы очень рады видеть Вас.

Вы позвоните от Бомбизе,

Волну мы вышлем в тот же час.

Но перед тем совет последний:

С приездом бы повременить.

Сгорели катанки намедни,

И не в чем будет Вам ходить.

Окольными путями я потом узнала, что Джеймс Георгиевич был очень недоволен этими стихами. Но, ни Елена Александровна, ни Джеймс Георгиевич ничего плохого нам с Таней про них не сказали. Когда писались эти стихи, мне еще были близки шутки и юмор студенческих лет. Увлеченная этим легкомысленным настроем, я тогда не подумала про чувства Джеймса Георгиевича. И сейчас мне неловко вспоминать этот эпизод. Но они – хороший повод вспомнить быт Уголка в те годы, и поэтому я решилась их привести.

В основном, стихи верно отражают состояние вечной нехватки ресурсов: сена и дров, времени и рук, чтобы проделать нужную по Уголку работу. В декабре, лишенный постоянной опеки Джеймса Георгиевича, дизель и правда встал. И были вечера без света и даже без свечек. В строчках про звонок от Бомбизе тоже нет натяжки. С Нижнего кордона (от лесника Бомбизе) можно было позвонить в Живой уголок и вызвать лошадь Волну, чтобы привезти груз. Но были в стихах и преувеличения ради красного словца. Валенки-катанки, которые поставили сушить на остывающую печку, и правда немного поджарились. Но в них вполне можно было ходить.

В Живом уголке было много непривычной для меня физической работы. Надо было: носить из ручья воду, пилить и колоть дрова, разделывать мороженое мясо, топить печку и др. Растапливать печь мне всегда нравилось, приятно было смотреть на огонь, когда он начинал разгораться. Но иногда приходилось топить по две или даже три печки в день: в зверокухне, в звердоме и у себя дома. И это было мне тяжело. Но самым трудным в эту зиму стал для меня не физический труд, а отсутствие света. Когда вышел из строя движок, потянулись долгие зимние вечера. Конечно, мы покупали свечи и керосин, и сидели при свечах или керосиновой лампе. Но читать при этом слабом, мигающем свете мне было очень тяжело, быстро уставали глаза.

Весной я начала болеть, и вылечиться никак не удавалось. В мае меня увезли на Скорой в город, так как стало совсем плохо. Перед этим я вытащила впившегося в голову клеща, и врач направил меня в стационар с подозрением на энцефалит. Я провела в больнице около месяца, анализ спинномозговой жидкости энцефалит не подтвердил. И меня выписали с условным диагнозом: «арахноидит?». Но уколы антибиотика поставили меня на ноги. Для себя я решила, что причиной была запущенная простуда, которая вызвала осложнения. Основной причиной болезни я посчитала смену климата и привычных городских условий на жизнь в лесной избушке, к которой я не смогла приспособиться. Решила, что я изнеженная горожанка и что мне не по силам жить на Столбах. Поэтому вскоре после выхода из больницы, я уволилась из Живого уголка. И приняла предложение Ланы Коссинской переехать жить к ней в Академгородок.

Прощание.

Когда я решила уволиться, Елена Александровна не сделала попытки меня удержать. Тогда, в июле 1978 года, я подумала: «И, правда, зачем ей постоянно болеющий работник?». Сейчас я думаю, что все сложнее, и что главная причина была не в болезни, а в другом. Елена Александровна всегда была беззаветно предана животным. А в моей жизни было много увлечений: мужчины и женщины, музыка, растения, живопись… И животные занимали в этом перечне интересов отнюдь не первое, а довольно скромное место. Думаю, что именно это стало основной причиной того, что Елена Александровна легко отпустила меня из Уголка. Я не стала ее последовательницей и единомышленницей в отношении главного дела ее жизни.

Уволившись из Живого уголка, я продолжала приходить в гости к Елене Александровне и к другим работникам Уголка. В это время начал набирать силу конфликт между Еленой Александровной и Иолантой Сигизмундовной Коссинской, в феврале 1978 года устроившейся на работу главным лесничим Столбовского нагорья.

Обе женщины отличались осознанной жизненной позицией. Обе искренне любили природу и заботились о ее сбережении. Однако, методы этой работы по охране природы сильно различались. Мне думается, они придерживались двух противоположных, и при этом базовых способов воздействия на поведение человека в природе: воспитание (Елена Александровна) и наказание (Иоланта Сигизмундовна). У каждого из этих двух способов есть свои сильные и свои слабые стороны, в которые я не стану углубляться. Скажу про то, что касается меня.

Однажды, вероятно это было в 1979 году, Елена Александровна шокировала меня словами: «Я хотела предложить Вам выбрать: на чьей Вы стороне – на моей или Иоланты Сигизмундовны?». У меня не было возможности выбирать. Я жила у Иоланты Сигизмундовны, другого жилья у меня не было. Слова Елены Александровны я восприняла, как отказ принимать меня в Живом уголке. Я была сильно обижена и не осталась ночевать. Помню, как в два часа ночи вышла на пустое шоссе. И ветер нес осенние листья вместе с первым снегом. В душе было ощущение пустоты. Похоже, я тогда попрощалась с Еленой Александровной, с Живым уголком, с уютом домика при метеостанции и с красивой сказкой, в которой люди и звери живут в мире и согласии. Вскоре у меня появилась семья, ребенок, стало не до Уголка. Больше мы с Еленой Александровной не общались.

В 1984 году не стало Елены Александровны, а еще некоторое время спустя прекратил существование Живой уголок. И про это в моей душе много печали.

Елена Александровна Крутовская.

Елена Александровна родилась в Красноярске 24 сентября 1914 года. В 1938 году она начала работать зоологом заповедника. Позже она была назначена заведующей метеостанцией «Столбы». Ею был составлен первый список птиц заповедника, изданный в 1958 году.  

Работая зоологом и метеорологом Столбов, Елена Александровна собирала животных и птиц, которых ей приносили Красноярцы. «Тешила черта в своей душе» – так она отзывалась об этой деятельности. Я не спрашивала ее, что она подразумевала под этими словами. Но для себя перевела ее фразу так: занималась необязательной, не регламентированной официально работой. Делала то, что хотела душа, не получая за это зарплату. Работала не за деньги, а ради удовольствия. Уголок стал ее любимым детищем.

Я общалась с Еленой Александровной в летние сезоны 1972 и 1973 годов и в зимний сезон 1977-1978 годов.

Не помню, чтобы Елена Александровна держала в доме кошек. Но собаки у нее жили постоянно. Помню сеттера Никиту и колли Кая. Потом был колли Лео. Елена Александровна вычесывала его пышную гриву. Из этой шерсти одна из поклонниц Живого уголка пряла пряжу. Осенью 1977 года Елена Александровна попросила меня связать из этой пряжи носки для нее. Хорошие получились носочки – мягкие, нежного светло-бежевого цвета и очень теплые. А еще позже Елена Александровна завела маленького той-терьера, которого она любила держать на руках.

Елена Александровна была радушной хозяйкой, и в ее доме всегда было много гостей. Меня всегда притягивало тепло ее дома. Когда я возвращалась из города поздно вечером, это особенно хорошо чувствовалось. Вот я поднялась в темноте на Перевал, и снизу донесся звук движка, а сквозь деревья замелькал свет. И сразу возникло чувство близости человеческого жилья, чувство дома. Такого острого чувства дома я больше нигде и никогда не переживала.

Елена Александровна была хорошей рассказчицей. Ее всегда было интересно слушать. И когда она стояла перед толпой посетителей Живого уголка, и когда она заходила в клетку к Дикси и продолжала общаться с гостями Уголка. И когда ее слушательницами были 2-3 сотрудницы Живого уголка, задержавшиеся после ужина в домике метеостанции. Особенно задушевно звучал ее голос, когда она читала стихи Киплинга. Не раз слышала, как горячо и эмоционально Елена Александровна отстаивала в споре свою позицию.

Вспомнила эпизод, когда я сопровождала Елену Александровну в ее поездке в контору заповедника. Наверное, это было осенью 1977 года. Елена Александровна сидела в седле на лошади Волна и держалась на ней уверенно и грациозно. Я сказала комплимент: «Вы хорошо смотритесь на лошади!» И в ответ услышала четверостишие из романтической «Легенды о Марко» Максима Горького. Цитата была неожиданной:

«А вы на земле проживете

Как черви слепые живут.

Ни сказок про вас не расскажут,

Ни песен про вас не споют!»

«Ого! Ничего себе!» – подумала я: «И правда – Королева!!!» Тут уместно будет вспомнить, что на Столбах Елену Александровну и Джеймса Георгиевича называли в те годы Королевой и Королем Столбов.

Когда весной 1978 года я начала болеть, Елена Александровна лечила меня импортным антибиотиком, который тогда было трудно достать. Но вылечить не удавалось, мне было то получше, то похуже. Однажды, возвращаясь из города с продуктами для Уголка, я получила предложение от кого-то из лесников – подвезти меня наверх на Буране. В тот момент я чувствовала себя хорошо и не отказалась. Еще бы – никогда до сих пор не ездила на Буране! Захватывающие дух ощущения!!! Узнав о Буране, Елена Александровна встретила меня сурово:

«Говорила тебе я –

Ты не ешь грибов, Илья!

Не послушал и покушал.

Вот и умер, как свинья!»

Ее грубоватый юмор был продиктован беспокойством за мое здоровье, и я не обиделась. И даже, напротив, восхитилась ее умением попасть в точку.

В апреле 1978 года Елену Александровну постигла утрата: умерла ручная рысь Дикси, жившая у нее с сентября 1961года. Это для человека 17лет – начало расцвета. А для рыси 17 лет – преклонный возраст. Все эти годы Дикси не просто жила в Уголке. Она работала, помогая Елене Александровне рассказывать посетителям о питомцах Уголка.

Думаю, что Елене Александровне было нелегко справляться со взятой на себя миссией: Принимать в Живой уголок попавших в беду животных. В Уголке было огромное количество животных, которых надо было кормить, обихаживать, лечить, общаться. Были толпы туристов, за которыми надо было постоянно следить, чтобы не накормили животных неподходящей пищей, и оберегать, так как они норовили «попасть в лапы» к медведю или волку. У сотрудников Уголка были непростые характеры: свободолюбивые, иногда упрямые и своевольные, иногда неумелые и неопытные.

Я не слышала, чтобы кто-то повторил то, что смогла сделать Елена Александровна. Созданный ею приют для попавших в беду животных уникален. Любимое дело ее жизни достойно песен, легенд и сказок.

Джеймс Георгиевич Дулькейт.

Джеймс Георгиевич был не только мужем Елены Александровны, но ее главным помощником и другом. Он освободил ее от наблюдений за погодой, став заведующим метеостанцией. Его руками были построены клетки и вольеры Живого уголка, в которых жили многочисленные звери и птицы. На его попечении была рабочая лошадь Уголка Волна, о которой он трепетно заботился.

Я никогда не видела его отдыхающим: то он возит на Волне из лесу дрова, заготавливая их на зимний период, то пишет отчет по метеостанции, то берет в руки фотоаппарат и отправляется на ловлю удачных кадров. Книги Елены Александровны, рассказывающие о ее питомцах, иллюстрированы замечательными фотопортретами животных, с любовью и профессионализмом выполненные Джеймсом Георгиевичем.

А по весне, когда начинался клещевой сезон, он брал специальное полотенце и уходил на клещевой маршрут. Маршрут был проложен по самым опасным в смысле клещей местам – по густым кустарникам спиреи. По возвращении с маршрута его полотенце было усеяно клещами. Джеймс Георгиевич пересчитывал их и составлял отчет в санэпидемстанцию Красноярска. Это была важная работа – Центральные Столбы считались в 70-е годы самым опасным энцефалитным районом.

После обеда Джеймс Георгиевич доставал рацию и выходил на связь с другими кордонами заповедника. Хорошо помню его громкое: «Алмаз-3, Алмаз-3, я Алмаз-4. Как меня слышно?» И дальше следовал обмен важными новостями. (Примечание: прошло много лет, и я могла перепутать цифры в позывных).

Я вспоминаю Джеймса как веселого и жизнерадостного человека. Вот он дразнит тетерева Петьку, распускающего хвост и возбужденно бормочущего свою весеннюю песню. Похоже, что от этого совместного мужского дуэта заводились и получали кайф оба: и Джеймс, и Петька. Вот за шумным общим столом вдруг выделяется громкий голос и смех Джеймса Георгиевича. Это он, как ребенок, радуется чьей-то веселой шутке. Вот он озабоченно обсуждает с Еленой Александровной состояние дел в Уголке…

В декабре 1977 года Джеймс готовился лечь в больницу на операцию. И начал обучать меня вести наблюдения на метеоплощадке. По правилам полагалось проводить наблюдения четыре раза в сутки: в 6 часов утра, в 12 дня, в 18 вечера и в полночь. Одному человеку не под силу справляться с такой нагрузкой изо дня в день. До декабря эти наблюдения делили пополам Джеймс Георгиевич и Таня Черепанова. А когда Джеймс лег в больницу, его стала заменять на метеонаблюдениях я.

Оказалось, что в каждый выход на метеоплощадку надо было записать около 10 показаний разных термометров: на поверхности земли, на разной глубине почвы, текущую температуру в воздухе, минимальную и максимальную температуру за прошедшие с предыдущего наблюдения часы. А еще были измерения направления и скорости ветра, количества выпавших осадков, высоты и вида облаков и других явлений погоды. До сих пор, взглянув на небо, ловлю себя на мысли: «Ага, циррусы», привычно заменяя русское название «перистые облака» на научное. Джеймс Георгиевич владел знаниями по метеорологии в совершенстве и за несколько дней обучил меня этой премудрости.

Иногда, глядя на небо, я вспоминаю, как Джеймс объяснял мне разницу между Кумуласами, Кумула-нимбусами и Фракта-нимбусами. Если по-русски, то: кучевыми, кучево-дождевыми и фрагментами дождевых облаков.

Джеймсу есть чем гордиться. Мало о ком вспоминают, глядя на небо…

Эдик Педер. 1972-1978гг.

2 декабря 2021 года Катя Белогрудова сказала мне, что Эдика нет в живых. Это вызвало шок: Как так? Он не мог умереть! Он всегда был такой живой!

Я познакомилась с Эдиком весной 1972 года. Он уже работал в Живом уголке, когда мы с Таней Хохловой приехали на практику. Когда стаял снег, на Столбах активизировались клещи, и Эдик обнаружил в своем ухе впившегося клеща. Мои первые воспоминания об Эдике связаны с тем, как я делала ему укол гаммаглобулина. Очень волновалась и порезала палец, неудачно открыв ампулу. Но с уколом все было в порядке, содержимое ампулы не пролилось. А дальше что-то пошло не так. Была рекомендация – после гаммаглобулина не употреблять спиртное, мол, оно нейтрализует действие лекарства. Рекомендацию Эдик нарушил, пойдя на свадьбу. Алкоголь ли повлиял, или место укуса, близкое к головному мозгу? Только болезнь протекала тяжело, с высокой температурой, слабостью и сильной головной болью. И еще резко обострилось восприятие звуков. Помню, как мы с Таней сопровождали Эдика в больницу. Мы шли пешком, и над нами пару-тройку раз пролетали самолеты. Всякий раз Эдик в панике шарахался от них. Звук казался ему оглушительно громким. Его положили в 20-ю больницу, где он провел не меньше месяца. После выписки у него еще долго держались головные боли.

Несмотря на перенесенный энцефалит, Эдик оставался жизнерадостным и компанейским человеком. У него всегда тусовалось много друзей. В Уголке он выполнял большую часть мужской работы: косил сено, чистил дорожки от снега, пилил дрова, таскал воду, заготавливал лед для летного погреба, в котором хранилось мясо для животных, разделывал мороженое мясо, варил из него в зверокухне похлебку для волков, собак и медведя. Это по работе, а для души он разводил голубей и цветы.

Эдик чистил клетку и кормил Миху, медведь был на его попечении. Это была непростая обязанность. Однажды, в минуту откровения, Эдик признался мне, что иногда в темноте ему мерещится Миха: «Иду я по лесу, а там за деревом стоит Миха, молча смотрит на меня, и губа у него отвисла». Пару-тройку раз я подменяла Эдика, когда он уходил в город. И кормила Миху. Я считала эту работу безопасной: клетка прочная, медведь сам переходил в отсек, куда перед этим я клала еду. И можно было спокойно почистить и убрать его клетку. Я понимала умом безопасность, но мне было очень не по себе. 

Когда я приехала в Уголок осенью 1977 года, у Эдика жила колли по кличке Чела. В декабре у нее началась течка, и Эдик старательно оберегал свою собаку от нежелательных женихов. Но, однажды мы услышали его отчаянный вопль: «Чела!!!». Собака вырвалась из-под его опеки. И в марте 1978 года у нее родились непородистые щенки.

С Челой косвенно связан очень неприятный эпизод. У Иоланты Сигизмундовны Коссинской жил огромный черный дог Цезарь. Когда она была в городе или на обходе, я выводила его на прогулку. Однажды, когда я вела Цезаря на поводке, навстречу нам попался Эдик. Все было спокойно. И вдруг, без всякого предупреждения, я увидела жуткую картину. Огромная разинутая черная пасть на голой загорелой спине Эдика. Я застыла в ужасе. Вывел меня из оцепенения голос Эдика: «Что смотришь? Оттаскивай!!!» Оттащила, отвела пса домой. Цезарь не пытался сопротивляться. Промыла и смазала йодом раны от зубов. Заклеила лейкопластырем. А через полчаса меня накрыла тихая истерика со слезами. Это был единственный случай, когда при мне Цезарь бросился на человека. Предполагаю, что причиной нападения был запах Челы, который Цезарь унюхал, когда Эдик поравнялся с ним.

В тяжелую для меня зимовку 1977-1978гг., когда я начала болеть, Эдик вместе с Борей предложил свою помощь. Понятное дело, он решил меня полечить тем способом, который был ему близок: водкой, смешанной с перцем. Выпив лечебную дозу, я почувствовала легкость. Потом уголковцы сочувственно говорили: «Нина так больна, что ее качает во время ходьбы!». Наверное, качало – лечебная доза была ничего себе! Но, увы, водка не помогла, даже с перцем. Горло продолжало болеть. Видимо, лекарство было пригодно для крепких мужчин, и не годилось для меня. Но я до сих пор благодарна тебе, Эдик! Спасибо тебе, что в эту зиму ты был рядом.

Людмила Зверева.

Все годы, проведенные в Уголке, я с радостью встречала ее приходы на Столбы. Люда часто брала меня с собой на скалы. Иногда я продвигалась за ней по незнакомому лазу, повторяя ее движения и пользуясь ее подсказками: «Здесь есть удобный карман для правой руки», «Здесь надо идти врасклинку». Иногда, в самых опасных местах, она страховала меня. В первый раз я увидела технику страховки именно у нее. Ручная страховка на скалах – это большой риск как для страхуемого, так и для страхующего. Ведь неожиданно сорвавшийся со скалы человек может сдернуть вниз неопытного страховщика. Глядя, как занимает позицию Людмила Зверева, готовясь к страховке, я ощущала уверенность в том, что все пройдет благополучно. С ней мне всегда было спокойно на скалах. Под ее руководством я поднималась на 1 и 2 Столбы разными ходами. Вместе с ней побывала на вершинах Митры, Дикаря, Крепости. На Развалах была свидетельницей, как Люда сорвалась и повисла на страховке. Она обследовала новые, еще не хоженые другими столбистами лазы. И ее страховал опытный скалолаз и друг.

Уволившись из Живого уголка, я продолжала ходить на Столбы. Один раз, отдыхая у подножия 2 Столба, я увидела Люду. Мы немного пообщались, и она направилась в сторону лаза «Этажерка». Через пару минут туда же пошел незнакомый мне парень. Я решила предупредить его: «Это очень сложный ход!». Последовал ответ, типичный для мужчины: «Хм!! Баба лезет, а я не смогу?!!!» Спустя минут десять он молча, не глядя на меня, ушел от 2 Столба.

Люда Зверева обладала большим мастерством, которое оценили столбисты. Ее именем назван один из ходов на скале Перья: «Зверевский». Некоторое время я работала в Красноярском бюро путешествий и экскурсий и водила группы приезжих на Столбы. Мне было приятно показывать этот лаз и рассказывать о том, как Людмила Зверева поднималась на Перья. Обычно этим ходом поднимаются, упираясь обеими ногами в одно перо, а руками в другое. У Люды была хорошая растяжка, позволяющая ей садиться на шпагат. Она преодолевала подъем на Перья, упираясь левой ногой в левое перо, а правой – в правое.

Людмила Владимировна Зверева продолжала лазить, уже будучи в том возрасте, когда можно было бы отказаться от этого рискованного дела. Но привязанность к Столбам оказалась сильнее. В 1991 году она разбилась, не удержавшись на 2 Столбе.

Редко о ком можно сказать, что он сохранил любовь до конца своей жизни. Про Люду Звереву это сказать можно. Любовь к скалам согревала ее сердце до конца.

Добрый и надежный человек! Пусть земля будет тебе пухом!

Кукша Кика. 1972год.

Одним из гнезд, за которым мы с Таней Хохловой вели наблюдения в 1972 году, было гнездо кукши. Кукша – некрупная врановая птица, отличающаяся, как и другие ее сородичи, вороны и сороки, общительным нравом. Вспоминаю встречи с кукшами в районе Центральных столбов. Появление этих птиц всегда сопровождалось шумом, треском и резкими криками.

Гнездо кукши было расположено у ствола дерева, и было похоже издали на ведьмину метлу. Что меня поразило: у гнезда эта смышленая птица вела себя совсем по-другому. К гнезду она подлетала очень тихо, бесшумно, даже звука хлопающих крыльев не припоминаю. Я не всегда замечала, как она это делала. Только что в гнезде никого не было видно, и вот, она уже здесь, сидит на краю гнезда. Покидая гнездо, она плавно скользила вниз, словно с дерева слетел рыжеватый листок. Я сравнивала ее повадку с кошачьей: небольшая рыженькая птичка осторожно, по-кошачьи мягко, скользила среди ветвей, не задевая их. 

В конце мая в Нарыме вдруг повалил снег. Я сидела у гнезда кукши, ведя наблюдение, и понемногу начинала замерзать. Мне стало холодно и от неподвижного сидения, и от мокрого снега. У кукши уже были птенцы, и она сидела на гнезде, раскинув крылья, – грела птенцов. Снег падал не только на меня, но и на кукшу. За 20 минут она покрылась слоем снега толщиной полтора-два сантиметра. Уже не было видно рыжую птицу: ее голову, спину и крылья покрыл снег. Казалось, что гнездо закрыто сплошным белым покрывалом. В который раз я почувствовала уважение к птицам, заботящимся о своем потомстве.

А потом случилось неожиданное. Родители перестали прилетать и кормить птенцов. Мы с Таней не знали, что с ними случилось. Убедившись, что кукши уже не прилетят к гнезду, мы решили забрать птенцов в Живой уголок. Я уже плохо помню, сколько их было, кажется два. Выжил один и стал ручным обитателем дома Елены Александровны. Выкормыш получил имя Кика, по звонкому ки-ки-ку! – которым он встречал человека, заходившего в дом.

Я помню несколько сценок с участием Кики. Вот она летает по кухне и ловит зазевавшихся тараканов. Вот она ходит по накрытому к обеду столу и деловито пробует еду то у одного, то у другого уголковца. Не помню, чтобы хотя бы один человек возмутился ее поведением.

У врановых силен инстинкт запасания еды впрок. Не раз видела на острове Татышев, как ворона зарывала в снег сухари, которые я положила под кормушку. Кедровки заповедника Столбы прячут кедровые орешки в мох. Живущая в Уголке сорока находила в клетке укромные уголки и прятала в них кусочки колбасы, которой ее угощали посетители.

А что делала Кика? Набрав полный клюв каши (колбасы, мяса и др.) летела в другую комнату, где располагалась библиотека Елены Александровны. Присаживалась на книжную полку и старательно засовывала свою заначку между страницами книги. Заначку можно было найти и удалить, но жирное пятно оставалось. «Оставляет свой след в литературе!» – шутили столбисты за столом.

Иногда Кика пыталась засунуть свою жвачку кому-нибудь в ухо. Особенно занятно было, когда Кике попадался в клюв живой таракан. Таракан пытался выползти из уха, а Кика его снова туда засовывала. При этом надо было видеть лицо обладателя уха и лица тех, кто наблюдал процесс со стороны.

Для того, чтобы лучше почувствовать атмосферу, царившую в Живом уголке, приведу другую историю, уже из другого места и времени. Начало лета 2019 года. Я вывела на прогулку Алексея Ушакова. Ему исполнилось 87лет, и он во многом стал напоминать ребенка. Чтобы во время прогулки у него было занятие, дала ему в руки кусок булки. Алексей отрывал от булки кусочки и кидал их птицам. Прилетели три голубя. Он радовался, когда они стали подбирать его угощение. Но подошла сердитая женщина и раздраженным голосом сделала мне выговор: «Тут гуляют дети! Голубей надо кормить там!!!» И махнула рукой в сторону гаражей. Спорить с мамой, озабоченной здоровьем своего ребенка, это все равно, что противостоять цунами, и я не стала спорить. Я забрала у Алексея хлеб, и больше он голубей не кормил. Там, у гаражей, не было лавочки, на которую он мог бы присесть. Да и сил на прогулки у него уже не было. Через месяц он умер.

Сопоставляя эти две истории, я острее чувствую привлекательность Уголка. Сейчас, когда Уголка давно уже нет, он все больше напоминает красивую сказку, в которой люди и звери живут и общаются на равных: «Мы с тобой одной крови – ТЫ и Я!».

Маралуха Роя. 1972-1973гг.

Нетрудового осла Гюльсары, как и курящего козла Яшку я не застала. В 1972 году этих легендарных личностей уже не было в окрестностях Живого уголка. Но вот познакомиться с Ройкой мне довелось. Однажды, увидев, как мирно она пасется на поляне в Нарыме, я решила подойти к ней. Подошла с самыми добрыми намерениями – погладить. Но Роя восприняла мое приближение как грубый наезд на ее территорию. Дальше наш контакт развивался стремительно и совершенно неожиданно для меня. Только что ее передние копыта мирно стояли на траве, и вот они уже нависают над моей головой. Я успела увернуться, удар пришелся по спине и не был похож на дружеское похлопывание. Но обошлось без последствий. А Тане Черепановой повезло меньше – ей прилетело от Рои копытом по голове.

Среди уголковцев сложилось мнение, что Роя терпеть не может женщин, но благоволит к мужчинам. Правдоподобность этого мнения косвенно подтверждается тем, что ни Эдик, ни Джеймс Георгиевич, не говорили мне, что Роя вела себя агрессивно по отношению к ним. Зоолог заповедника Анатолий Зырянов, рассказывая мне про Рою, тоже ни разу не упоминал, что она пыталась его ударить или укусить. Вероятно, байка про то, что Роя была неравнодушна к мужчинам, имела под собой основания.

Рассказ Толи Зырянова про Рою я услышала в 1973году. Однажды он решил проследить, чем кормится Роя, чтобы узнать, чем питаются дикие маралы заповедника Столбы. Как зоологу, ему было это интересно, а тут под рукой оказалась ручная маралуха, свободно пасущаяся на природе. В течение нескольких дней он наблюдал за ней. Судя по рациону Рои, можно было сделать неожиданный вывод. Если верить Ройке, дикие маралы заповедника Столбы охотно поедают картофельные очистки и корки хлеба, готовы заодно съесть полиэтиленовый пакет и газетную бумагу. И очень любят глянцевые обложки журналов. У Ройки оказались очень извращенные гастрономические вкусы. Или изощренные? Близкое общение с человеком изменило ее природные привычки. Толе пришлось отказаться от первоначальной идеи.

Перечитывая написанные Еленой Александровной книги о животных Уголка, я нашла интересную информацию про Рою. В 1965 году ей уже было 6 лет, то есть, в 1972 году – не меньше 13 лет. Я тогда не спрашивала про ее возраст, но предполагала, что она была моложе. Еще один факт. Даже в детстве Ройка отличалась бойцовским характером. Когда Елене Александровне принесли маленького олененка, она очень беспокоилась – не обидит ли ее Волчик, который тогда был уже матерым волком. Но маленькая Ройка, как только Волчик к ней сунулся, хорошенько стукнула его по голове передними острыми копытцами. После этого Волчик и другие обитатели Уголка, стали относиться к Рое с уважением. Когда Роя подросла, они с Волчиком вместе играли. Это не единственный пример, когда воспитанные Крутовской звери, будучи в природе охотниками  и их привычной добычей, прекрасно ладили.

Миха Тайгиш и другие милые мишки. 1972-2018 гг.

«Милые мишки» – это злая ирония в адрес посетителей Живого уголка. Когда Миха начинал выделываться, привлекая внимание гостей, в толпе раздавались возгласы: «Ах, какой он милый!». Воспитанные добрыми мультиками горожане зачастую не осознавали, что перед ними находится дикий зверь. И даже сидящий в клетке, он опасен. Елена Александровна рассказывала, что видела, как мама направляла к Михе своего маленького ребенка: «Дай мишке конфетку!». Хорошо, что успела остановить. При большом наплыве посетителей за всеми было не уследить, и Елена Александровна повесила на клетку табличку: «Прием с 10 до 18. Попавшие в лапы назад не возвращаются».

Я была знакома с мамой, чья дочка-дошкольница пострадала от лап Михи. Он снял с девочки скальп. В больнице удалось аккуратно расправить на головке кожу с волосами, и кожа прижилась. Но остались последствия: волосы не везде росли. Девочке пришлось пойти в школу в парике.

Я и другие сотрудницы Уголка благополучно избежали близкого знакомства с Михой. А вот Таню Черепанову он попытался затащить в клетку, ухватив за ногу. Естественно, прутья помешали затащить, но ногу он помял.

Я уже не работала в Живом уголке, когда туда повадился ходить медведь. Отнюдь не ручной медведь. До меня дошли легенды о том, как Нина Манькова  встречала незваного гостя. Легенды – именно то слово, которое родилось в голове, когда я услышала эту историю. Разбуженная переполохом в уголке, она выскакивала в ночную тьму, вооруженная… тазом, в который громко стучала палкой. Иногда удавалось прогнать, иногда нет. Когда медведь разорил ряд клеток и загрыз павлина, было принято решение подкараулить и убить зверя.

Я слышала от Алексея Викторовича Кнорре историю о том, как они с зоологом заповедника Анатолием Зыряновым подкарауливали медведя, разложив в качестве приманки останки павлина. Это был не просто рассказ. Это была СТРАШНАЯ СКАЗКА, рассказанная по всем правилам жанра. В ней были: «Ночь. Темнота. Ничего не видно. Раздаются необычные шорохи и звуки. И вдруг: ШАГИ…ИДЕТ!!! МИША!!!». Дальше следовала пауза, которую Кнорре талантливо затягивал. И завершал: «Идет Миша Иванов». Разрядка, слушатели смеются. А Кнорре продолжает: «Снова слышим шаги. Идет…» – снова пауза, – «идет Миша Петров». Я уже не помню, какие фамилии называл Кнорре, вероятно, это были фамилии конкретных людей. Помню, что фамилий было несколько, пока история дошла до благополучного завершения. Ночной грабитель нашел около останков недоеденного павлина свой конец.

Завершаю рассказ недавними встречами с медведем. Привожу выписку из моего дневника: «12.07.2018. Заповедник закрыт из-за медведя. Трехлеток ходит у общественного туалета на Нижнем кордоне и уже три дня пасется в Катином огороде по утрам. Катя показала мне видео, снятое ею из окна ее дома – медведь сидит на ее грядке. 19.07.2018 – Катя предупредила меня по телефону, что 17.07.2018  медведя видели вечером у беседки около Змеиного лога. Но я все же решила пойти. Людей на дороге – считанные единицы – прошла информация о медведях. Парень окликнул меня, когда я проходила мимо беседки: «А вы не боитесь медведя?»». Примечание: Нижний кордон заповедника находится в двух километрах от трассы, по которой ходит 50-й автобус. А беседка и Змеиный лог – всего в одном километре от трассы.

Лошадь Волна.

Я познакомилась с Волной в 1972 году. Наше знакомство продолжалось и в летний сезон 1973 года и в зимний период 1977-1978 годов. От Тани Хохловой я знала, что Джеймс Георгиевич очень заботится о ней, и старалась обходиться с лошадью так, чтобы он не имел повода на меня сердиться. Я много раз ездила с Волной за продуктами в ближайший магазин, расположенный в двух остановках от Турбазы. Сейчас остановка автобуса около этого магазина называется «Лалетина».

Я находила пасущуюся на поляне Волну, надевала уздечку и приводила ее к Джеймсу. Джеймс Георгиевич надевал на Волну седло и затягивал, как надо подпругу. К седлу прикреплялись две переметные сумы, висящие по бокам. По дороге вниз Волна шла налегке, и можно было проехать на ней верхом. Приятно было ехать верхом на лошади, когда навстречу мне поднимались в гору пешие люди. Закупив в магазине продукты для Живого уголка, я загружала их в переметные сумы. И обратно уже шла пешком, ведя лошадь в поводу. Придя в Уголок, выгружала масло, сыр, крупу и другие товары. И отдавала Волну в заботливые руки хозяина. Распрягал, обтирал, поил лошадь уже Джеймс. 

Зимой Джеймс запрягал Волну в сани. Закупленная в магазине снедь поднималась в гору в санях. Однажды, зимой 1977-1978 года произошло неожиданное. Привязала Волну у входа в магазин, стою у прилавка, закупаюсь. И вдруг, выглянув в окно, вижу, как какой-то парень отвязывает мою лошадь! Извинилась перед продавщицей, выбежала, а он уже стоит в санях и быстро катит по дороге. Догнала, заскочила в сани: «Отдавай мою лошадь!» Извиняющимся голосом проговорил: «Очень захотелось проехать». Я прикинула, парень явно сильнее меня, не драться же мне с ним. «Хорошо» – говорю – «До Базаихи, так и быть, доедем». Доехали. Вернул лошадь с сожалением, но без лишних слов. Кстати, у парня была цыганистая внешность. Цыганам свойственно уводить чужих лошадей. Повернула Волну к магазину, продолжила закупать продовольствие. Обратно добрались без приключений.

Еще один рискованный эпизод произошел уже по моей вине. Это было летом, вероятно в 1973 году. Закупившись, я положила продукты в переметные сумы, и мы отправились обратно. Не доехав до дороги, ведущей от Турбазы наверх, я решила свернуть налево. Уже не помню, что меня побудило это сделать: то ли желание сократить дорогу, то ли хотела посмотреть на новые места. Мы с Волной благополучно проехали по верху гривы до Чертова пальца. Справа, далеко внизу, лежала хорошо знакомая дорога. Бросив взгляд вперед, я вспомнила, что там наш путь преграждает Змеиный лог с очень крутыми склонами. Что делать? Самое разумное было бы повернуть обратно и проехать знакомой и безопасной дорогой. Но мне показалось, что расположенный за Чертовым пальцем склон, ведущей к Лалетине, довольно пологий. И я решила спуститься по нему. Еще не проехав и половины, я поняла свою ошибку. Очень круто, а Волна с грузом продуктов. Повернуть обратно? Большой риск, что лошадь упадет. Ругала себя всяко. А Волна спокойно переставляла копыта, медленно спускаясь вниз. Постаралась и я успокоиться, чтобы не волновать лошадь. Спустились благополучно. Я вытерла со лба пот и поклялась, что больше не буду проводить таких рискованных экспериментов. Зауважала Волну еще больше – может ходить по горам с грузом. Приехав в уголок, не стала рассказывать об этом Джемсу и другим. Обошлось же…

Как правило, Волна вела себя послушно. Но иногда проявляла характер. Оба эпизода относятся к 1973 году. Первый случай связан с доставкой черепа марала. Над тропой вдоль Беркутовского ручья, по которой мы ехали, нависали дугой березы. Перед одной из них Волна ускорила шаг, рога марала зацепились за ствол березы, и я вместе с черепом и рогами съехала на землю. Умная скотинка, сообразила, что моя поклажа зацепится рогами за дерево. Хорошо, что я не выпустила из рук поводья. Водворила себя и череп обратно в седло. И дальше Волна уже не пыталась меня обмануть.

Второй случай связан с любовными увлечениями Волны. Она убежала из Нарыма на кордон Слизневой, где обитал привлекательный для нее конь. Оттуда об этом сообщили Джеймсу по рации. И я отправилась за убежавшей лошадью, естественно без седла, оно же тяжелое. Получив Волну, обратно я ехала без седла, неуверенно держась на ее широкой спине. Волна повторила свой маневр: перед особенно густыми кустами ивы, она ускорила шаг. Ветки ивы легко смели меня на землю. На этот раз я выпустила из рук повод. Волна благополучно убежала обратно к коню. А я вернулась в Нарым без нее – поймать ее было невозможно – не давалась.

Лошадка не только трудилась на благо Уголка, возя дрова, продукты и другие грузы, но и умела позаботиться о себе.

Итоговые замечания из 2022 года.

В Живом уголке я приобрела важный для меня опыт. Как уложить в печке дрова, чтобы они быстро разгорелись. Как быть, если в ручье кончилась вода – можно растапливать снег. Как обращаться с керосиновой лампой, чтобы она не коптила. Эти и другие мелочи позже не раз выручали меня в быту. 

В Уголке я познакомилась и общалась с уникальными людьми. Сотрудники заповедника Столбы были хорошими специалистами каждый в своей области. Елена Александровна Крутовская в орнитологии, Татьяна Николаевна Буторина в геоботанике, Анатолий Зырянов в зоологии млекопитающих, Иоланта Сигизмундовна Коссинская в болезнях деревьев. Люда Зверева познакомила меня со скалами заповедника. Полученные от них знания очень помогли мне, когда я начала водить группы приезжих на Столбы.

Очарованная красотой и разнообразием сибирской природы, я решила остаться жить в Красноярске. Столбы помогли мне найти свое место в жизни. Моим любимым делом стала работа с людьми – работа экскурсовода. Я благодарна сибирской природе, людям, связанным со Столбами и Живым уголком и создательнице Живого уголка Елене Александровне Крутовской.

Книги, написанные Еленой Александровной Крутовской.

Крутовская Е.А. Птицы заповедника «Столбы». Труды гос.заповедника «Столбы», вып. 2. Красноярск, 1958.

Крутовская Е.А. Лоська. Рассказы.– М.: Изд. Детская литература. 1965г, - 64с.,а илл.

Крутовская Е.А. Дикси. Фото Дж.Дулькейта– Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1969г. – 76с., илл.

Крутовская Е.А. Имени доктора Ай-болита. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1974г – 52с., илл.

Крутовская Е.А. Были заповедного леса. Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1990г. – 157с., илл.

1 февраля 2022 года