Яворский Александр Леопольдович

Стоянка Новый Клуб

В этой стоянке, расположенной с западной стороны Четвертого столба в его южном конце в 1910 году останавливались молодежь красноярской рисовальной школы во главе с Поляшевым и Никулиным. Один из них Яков Басин здесь под нависшим камнем сделал нары. Это и были те ребята, которым пришла дикая фантазия сбросить с Картошки ее кожуру. По существу это и есть самое обычное мальчишество. Надо к чему-то приложить свои нарастающие силы, а куда неизвестно. Вот тут то и начало всяких неверных шагов.

Стоянка представляет из себя отдельный кубический камень, когда-то упавший с Четвертого столба, и имеющий наклон одной стенки до 35 градусов. Такой наклон вполне гарантирует защиту от дождя. Художнички прожили недолго, а нары, видимо, кто-то сжег. По всей вероятности ягодники. Когда в конце 1911 года здесь стала останавливаться Третья Каратановская компания, нар уже не было и стоянка была не занята. На имеющемся снимке от 5 июня 1911 года в Новом Клубе мы видим случайно остановившуюся компанию, которую заснял Роганов. Это его сослуживцы по переселенческому управлению. На снимке двое пилят какой-то валежник. Название КЛУБ видно на западной стороне Четвертого близко к земле в небольшой нише столба вернее на наклонной стене его. Это и была Стоянка.

Когда сюда переселились из-под Щи остатки Третьей Каратановской, то нас привлек наклонный куб, хорошо защищавший от дождя, и мы стали звать именно этот куб Новым Клубом. Кто же здесь останавливался из нашей компании? Каратанов, Я /Яворский/, недолго Тулунин, Гидлевский, Морозов, Оревков и летом приезжающие девицы: Морозова, Зыкова, Берг. Вот и все. Больше же всех бываем здесь мы с Митяем. Помню, мы были вдвоем. Я еще спал, а он, проснувшись рано утром, засел за этюд и написал костер на фоне закоптелой, нависшей стены камня — Нового Клуба. Мне очень нравился этот этюдик и Димитрий отдал его мне, а впоследствии во время моего отсутствия его кто-то утащил.

Как и всегда начну пробежку по хронологическим событиям, связанным с Новым Клубом. Попутно скажу пару слов о себе. Зимой я учился в Киеве. 12 февраля меня подняли на улице и отвезли в университетскую клинику. Острый аппендицит. 20 операция. Результатом: 28 дней пролежал на спине. Встал, прошел вокруг кровати, вспотел и написал письмо в Красноярск Каратанычу, известив что я жив и буду на Столбах. И вот я на Столбах, но в каком виде? В дневнике записано так: «По Лалетиной на Столбы в калошах». Уже не по Каштаку. В калошах. Жаль что еще не под зонтиком. Рана не шитая, т.к. процесс гнойный и в кишках трубка. Она вылазит, ведь я все равно лазаю вместе с другими, и я ее всовываю снова в кишечную полость. Начинается температура и я пью заварку из осиновой коры. Мне кажется, что помогает. Результатом такого поведения и самолечения сильное малокровие и я хожу в городе, пробираясь по стенкам, кружится голова. Еду в Киев. Около Уфы со мной что-то вроде обморока и два перегона со мной в вагоне едет фельдшер. В Киеве в военном госпитале спиртовыми компрессами хирург Дитрихс вытягивает какую-то лигатурку и дело идет на поправку. Конечно, в этом году при моем поскрипывании мы на Столбах ничего не сделали, а собирались строить избушку. Выбрали место для нее на южном склоне от Четвертого столба и недалеко от ручейка в сосновом разряженном бору. И все это произошло в 1912 году. Несмотря на мою хворь, мы трое: Я, Тулунин и Гидлевский на этом южном склоне, тайно уходя от своих, выкопали площадку под избушку и на ней из веток наладили шалаш. Конечно, тайна вскоре стала явью и на Карьер, как мы стали звать площадку, мы хаживали пить чай, а я не раз валялся со своей трубкой в брюхе.

1913 год. Весной снова в Красноярске. С вокзала приехал прямо к Каратановым в мансарду. Митяй был на Столбах. Пошел на базар, накупил всякой снеди, особенно овощной, ведь я с 1911 года вегетарьянствую и пошел на Столбы. Под Щей был Митяй, эта стоянка ему больше нравилась. Выпили чайку сверхкрепкой Каратановской заварки, а т.к. я 8 месяцев не пил чая, а пил воду /это всё пробы жизни/, то сразу почувствовал, что у меня есть сердце. Это событие произошло 28 мая, и я снова приучил свое сердце к столбовским чаям.

Теперь у нас разные остановки: Новый Клуб, Щи, Карьер и всё это в зависимости от состава компании, от погоды, настроения или просто чьей-то фантазии.

11 июня Я, Митяй и Женька Зубковский, Каратановский ученик по рисовальной школе пошли со Столбов на Крепость, вернее через Столбы. Женя был удивительно наивный мальчик. Так еще на Столбах я, как будто спохватившись, сказал Каратанычу: «Как жаль, что мы не захватили с собой лимона». Каратаныч сразу догадался, что у меня лимон в котомке и сказал: «А ты поищи в тайге, они ведь на елках бывают». Женька недоумеваючи посмотрел на него. Я пошел в ручей за водой и захватил незаметно с собой лимон. Ходил умышленно долго, а когда пришел и навесил над костром котел с водою, то, достав из кармана лимон, подал его Димитрию и сказал: «Да нынче неурожай на лимоны. Ты знаешь в ельнике над ручьем всего два, я и взял один побольше, другой пусть дозревает». Женька принял все это за чистую монету. Так вот еще в городе, идя на Крепость, я сказал своим спутникам, что я их только провожу до Гремячего, т.к. мне надо в 5 часов вечера быть в городе. Женька страшно жалел, что распадается компания. Нагрузившись, мы вышли с Каратановского двора и дошли до Гремячего. Здесь я заявил, что я, пожалуй, перееду Енисей, ведь еще рано и вернусь. И переехал. Потом я решал, что могу еще проводить до начала Каштака, потом до его вершины, затем до Манского сворота, до Сворота на Дикий /с Манской тропы/, до Барьера, до перехода через Калтат, до Дикого и, наконец, придя на Крепость, я будто бы сильно, заволновался, т.к. по моему вычислению на обратный путь мне оставалось времени всего один час. «Женя! — сказал я, — давай скорее собирай хворост и разводи костер» и указал ему место за большим камнем. Он убежал за камень, а я надрал мху и лег на землю в сторонке от стоянки. Митяй навалил на меня мох и когда с дровами вернулся Женька, сказал ему: «Боюсь, что Сашка не успеет к 5 часам, говорил ему не провожай». Женька тоже сгрустнул. Потом Каратаныч подозвал его к месту моего сокрытия и сказал: " Женя! Знаешь вот в этой кочке какой-то зверек, видимо, живет, а вот и его норка, надо раскопать и посмотреть«. Женька с азартом принялся было за дело, но я пошевелился, и он в испуге отлетел от кочки. Теперь штурмовали норку в кочке уже оба, вооружившись палками, и каждый раз при моем вздрагивании они отбегали назад. Конечно, в конце концов меня выявили и Женька разочарованно сказал: «Ну, ей Богу, опять обманули». Он был так наивен, что мы его обманывали на самых простых вещах, и он все верил. Такое наивное воспитание дали ему родители.

13 июня, нагрузившись до отказа /2 пресса, стопа бумаги папки, шуба, продукты, и пр./ я на пароходе доехал до Батеней и оттуда в 8 вечера вышел на курорт Шира. Ровно через 12 часов в 8 утра я пришел на почту курорта. 3а пройденные 60 верст я, идя босиком, отбил себе ноги. Остановился у музейного работника А.П.Ермолаева и пробыл до 10 июня.

Старая компания Каратановская Третья уже рассыпалась. Тулунин уехал на прииски, Гидлевский учительствовать в деревню, девицы повыходили замуж. Остались я и Каратанов. К нам начали присоединяться Нелидовы Николай и Александр, Гидлевский Андрей, Овсянникова Дуся, Плесовских Наташа, Шапир Надя. Останавливались чаще под Щей. Осенью я уехал в Киев на учебу и без меня уже почти не ходили к Столбам. К этому времени с нами периодически начал ходить племянник Каратанова, Иннокентий Пирожников. Уже в 1911 году мы втроем /Я, Димитриий, Кенка/ прожили на Крепости 11 дней. Так исподволь незаметно стала меняться наша компания, превращаясь из Третьей в Четвертую Каратановскую. За последние годы Арсен Роганов ездил в переселенческие экспедиции и почти не бывал среди нас.

Что касается стоянки Новый Клуб, то в ней кроме наших редких посещений бывали не частые же остановки других компаний, и место под нависшим камнем никогда не зарастало сорняками как в других заброшенных столбовских стоянках.

При посещении Столбов в 1957 году во время обхода старых, когда-то насиженных столбовских стоянок, под Новым Клубом я заснял новую стоянку под названием Боломуты. Здесь в восточной части стоянки нары и даже сверх ожидания чисто, тогда как в других многочисленных столбовских стоянках консервные банки, бумага и разбитое стекло. Выпил и об камень, видимо, таков закон современных столбистов.

А.Яворский

ГАКК, ф.2120, оп.1., д.6

Автор →
Владелец →
Предоставлено →
Собрание →
Яворский Александр Леопольдович
Государственный архив Красноярского края
Государственный архив Красноярского края
А.Л.Яворский. Материалы в Государственном архиве Красноярского края

Другие записи

Альплагерь "Алай". Домой
Побывал я, в довесок ко всему, наблюдателем, когда Швец со Степановым по «тройке» на Домашнюю ходили. Хотя, в наблюдатели на несложные маршруты никто никогда не ходит, только на бумаге остаётся его фамилия. А я просто отлынивал от горовосхождений. Из дневника. 13.07.89. Утром наши ушли наверх нести Мурашова. Шуре Зырянову поручили привести лошадь от киргизов. Спустили...
Прохладное лето 1998.
Солитер Где-то слева под ребрами притаилась тупая ноющая боль. Захар прощупал ее руками и почти убедился, что за ночь она набухла и утолщилась.  Неверные ноги тянули его к зеркалу, а рвотные позывы к унитазу. Он поймал горлом кислый ком, стремящийся...
Ветер душ. Глава 22
Коричневые отрицательные стены, зеркальные сколы, тяжкие карнизы, бременем провисшие над тягучей рекой. Хмурое утро, разбавленное саваном тумана. Еще прохладно, но весна берет свое. Зеленеет кустарник, трепетное море венчиков первых цветов разукрасило землю. Капельки росы на нежных, слабых лепестках словно бусинки драгоценности. И шумят...
Столбы. Поэма. Часть 7. Рукавицы
Идут от былей небылицы Передают из уст в уста Про две гигантских рукавицы, Стоящих на верху хребта. Что было — только время знает, Нас быть тогда и не могло, Но вид их нам напоминает О том, что было и прошло. Раз под вечер, когда жара свалила, Прохлада от хребтов ползла к ручьям, И ночь...
Обратная связь