Львович Борис Бернардович

Пик Коммунизма-86

После попытки восхождения на пик Победа в 1985 году , Борис Андреевич Студенин пригласил меня поучаствовать в восхождении, в составе алма-атинского «Спартака», на пик Коммунизма (7495 метров над уровнем моря) в 1986 году.

В обусловленный срок я прилетел в город Ош Киргизской СССР. Приехал на стадион, где базировалась команда. Почти со всеми знаком по прошлому году. Чувствую себя свободно. На следующий день выехали в Ачик-Таш, на Луковую поляну. Студенин отправляет нас на пик Ленина для акклиматизации. Ставит задачу: подняться, как можно выше. Основному составу, желательно, выйти на вершину. Львович, который не включён в состав тренировочного сбора, идти на гору права не имеет. Поэтому он идёт в десяти метрах сзади, и мы его — знать не знаем! Но, как нормальные люди, пустим его переночевать в одну из наших палаток. Я шокирован тем, что идти на гору нужно в альпийском стиле. То есть без акклиматизационных выходов и устройства промежуточных лагерей и так далее. На пике Ленина я был в 1982 году и на 5400 в 1983 году. Так что нового для меня ничего нет. Идти решили через «скалу Липкина».

Пик Ленина на закате

Немного об истории названия . В 1937 году, когда на пике Ленина проходила Альпиниада РККА, на плато, расположенное на высоте 5200 метров, лётчик Липкин сбрасывал снаряжение и питание спортсменам. Однажды самолёт, прижатый потоком воздуха, задел крылом за склон и перевернулся. Лётчик остался жив, а плато и скалу, возле которой лежал самолёт, назвали именем пилота. На спуске с вершины в 1982 году я оторвал кусок обшивки этого самолета, и он до сих пор хранится у меня, как память о моём первом восхождении на пик Ленина.

Я прошёл этот маршрут в 1982 году. Прикинув свои возможности, решил, дойду до 6100, ночую и утром вниз. Утром на 6100 все стали спокойно собираться, кто вверх, кто вниз. Я чувствовал себя хорошо. Стою, рассказываю анекдот. Ко мне подходит Юра Марченко и говорит: «Ты вместо того чтобы трепаться, лучше собирайся побыстрее и топай за нами наверх». Хорошенькое дельце, такой пустячок, подняться с 6100 до 7100 без промежуточной акклиматизации. Марченко видит, что я задумался, объясняет: «Если ты вытянешь наверх, то автоматом попадаешь в первый состав. Если не вытянешь, то у тебя акклиматизация будет лучше, чем у других, что тоже будет учитываться». Я постоял, подумал и решил, что если «сдохну» то здоровые мужики меня стащат вниз — умереть не дадут. Как шёл — описывать не буду, и так всё понятно. Уже с 6500 шёл на автопилоте, но выдержал до конца. Как спускался, плохо помню. На 6100 лежал пластом. Но к утру чувствовал себя вполне прилично. До 4200 шёл тоже тяжело. Пришли, вскипятили чай. Только хотели разлить, как кто-то сказал: «Мне чая оставьте». Я оглянулся — никого нет. Мужики тоже головами крутят. Потом поняли, голос-то сверху! Смотрим вверх — парашютист спускается. Приземлился, чуть ли не на примус. Это был Николай Зозуля из сборной Cоюза по парашютному спорту. Член команды ЦСКА. Он так развлекался на отдыхе. Стартовал откуда-то со склона.

Отдохнули и пошли вниз. Хитрый Голодов встал на горные лыжи и покатил вниз по леднику, только мы его и видели. С огромным трудом дошёл до перевала Путешественников, сел на рюкзак и думаю, что наверх мне не взобраться. Ну, сколько ни сиди, жить-то всё равно здесь не останешься! «На бровях» вылезаю наверх, спускаюсь на другую сторону и тащусь в лагерь. Пришёл почти живой.

На следующий день я лежу в палатке и думаю о том, что сотни альпинистов мечтают попасть на пик Ленина, а я такой вот весь из себя, меня чуть ли не ледорубом загнали наверх. Лежу, и двигаться мне не хочется. Леша Топорков приносит мне завтрак в палатку, понимает, что я никакой. Остальные посмеиваются. Но, к сожалению, появились и недоброжелатели. Мол — выскочка. Ещё через день я уже почти в норме.

Наконец-то пришёл вертолёт. Залетаем тремя рейсами, пока только в Дараут-Курган. Поставили лагерь. Дело привычное, справились быстро. Пришлось повозиться с большой армейской палаткой. Но справились и с этим. Через несколько дней снова вертолёт. Залетели под пик Коммунизма. И тут всё знакомо, ещё с 1983 года. На морене Москвина много команд. Много и иностранных команд. Опять хорошо устроились. Погулял по морене. Встретил много знакомых. Пообщался. Многих не видел уже несколько лет.

Студенин расслабиться не даёт. Быстро организовал группы, назначил руководителей и отправил нас на пик Четырёх. Марченко оказался прав, и я иду под его руководством в первом составе. Идется легко. В тот же день вернулись в лагерь. Два дня отдыха и подготовки, и мы выходим на траверс пик Хохлова — пик Коммунизма.

По северному склону поднимаемся на фирновое плато. Идем под склоны пика Хохлова. Иду и вспоминаю, как «подыхал» на этом плато три года назад, ну никакого сравнения! Иду, если и не легко, то и не особо напрягаясь. Утром встали, сильно холодно. Собрались, полезли по склону на перемычку. Лезли, помню, долго. Наконец подошли под стену. Надо делать траверс вправо, верёвки три (метров сто двадцать). Все что-то мнутся. Ясно — за скалой оно теплее, а там, на очень крутом склоне несладко. Так получилось, что кошки я надел быстрее всех, не долго думая сунул кому-то свою верёвку и крикнув: «Страхуй меня!» — стал выходить вправо поперёк склона. Снег неглубокий. Под снегом лёд. Склон всё круче и круче, но я иду уверенно. Вышел на сорок метров. Крикнул, чтобы надвязали верёвку. За воем ветра поняли не сразу. Но вот крикнули: «страховка готова», и я пошёл дальше. Снег давно уже превратился в фирн, а фирн в лёд. Но я иду спокойно. На ногах у меня отличные американские кошки. Склон, похоже, потихоньку превращается в стену. Лёд уже у самого носа. Верёвки у меня уже метров семьдесят, и она тянет меня своим весом. Промежуточных точек страховки нет. Если «уйду» то на все семьдесят метров. И тут до меня дошло! У меня нет с собой ледовых крючьев. Я не могу организовать ни страховку, ни самостраховку. Ничего больше не оставалось делать, как просить помощи. Голодов первым понял, что происходит и, стараясь не нагружать верёвку, довольно быстро подошёл ко мне, завернув по дороге промежуточный ледовый крюк. Подойдя ко мне, спросил, как я стою, я ему ответил: «.......!» Пока мы так с ним беседовали, он завернул два ледовых крюка. В один простегнул верёвку, на другой пристегнул меня. И сам, забирая вправо и вверх, вышел на более пологое место. По его верёвке я вылез к нему и пошёл дальше на перемычку. По нашим верёвкам поднялись остальные. После того, как все собрались и передохнули, пошли дальше, и где-то под самой вершиной поставили палатки. В палатке я получил своё. Самыми приличными словами были — ммаастер хренов! Ну, что тут скажешь — ЗАСЛУЖИЛ.

На следующий день вышли довольно поздно, было ну очень холодно! Чтобы не сильно мёрзнуть, я выпил по таблетке трентала и компламина. Одна таблетка разжижает кровь, другая расширяет сосуды, но на таком морозе помогло мало. Всё равно холодно было нестерпимо. Мне казалось, что нужно вернуться на место ночёвки. Но говорить об этом я не стал. Кто знает, как к этому отнесутся. Приостановились за скалой отдохнуть от ураганного ветра. Голодов посмотрел на меня и спросил, почему у меня пуховка не застёгнута до конца, и прежде чем я что-либо ответил ему, он застегнул замок на моей пуховке до самого упора. Я машинально нагнул голову, чтобы глянуть на замок — и бегунок латунного замка моментально примёрз к моей нижней губе. От неожиданности я дёрнул подбородком и оторвал бегунок с куском кожи. Вот тут-то и сработали таблеточки, которые я выпил перед выходом. Кровь из меня побежала, как из барана. Голодов сказал: «Всё возвращаемся». Уже в палатке мне кто-то сказал, что я вовремя приморозил замок, а то бы точно «кони двинули». (Замёрзли насмерть). В палатке кровь быстро остановилась. Но мне было как-то не по себе. Второй прокол подряд. Никто ничего мне не сказал. Но я-то знаю!

Ночью ветер поутих, и стало заметно теплее. Утром, на солнце, стало вообще неплохо. Снимаем палатки и идём по гребню. Сняли записку с вершины Хохлова и двигаемся к перемычке, которая мне так памятна с 1983 года. Идётся нормально. На склоне небольшая снежная мульда. Подходим. Голодов мне говорит: «Смотри Борис, вот здесь шёл „лось“ Маликов, а вот здесь мудрый Топорков!» Маликов пропахал по центру, как трактор, а Алексей, сделав небольшой крюк, прошёл стороной.

Сейчас сижу, пишу, а сам думаю, что помнятся такие пустяки, и при этом никак не могу вспомнить — ночевали мы на этом гребне или нет! Позднее, описывая восхождение на пик Хан-Тенгри 1988 года, я вдруг вспомнил, как поругался с Серёгой Безверховым именно из-за ночёвки на этом гребне. Он настаивал на том, чтобы идти до перемычки без ночёвки и сходу идти на вершину. Я же, хорошо помня восхождение 83 года, был против этого. Дело чуть было не дошло до ссоры. Голодов и Марченко отвели меня в сторону и сказали, что Сергей скоро «наестся» и поймёт всё сам, без лишних споров. Так оно и случилось. После восхождения Сергей подошёл ко мне и при всех извинился. После этого случая наши отношения стали ещё более дружескими.

Марченко, Голодов

Как бы там ни было, дошли мы до перемычки, с которой начинается конкретный подъём на вершину пика Коммунизма. Погода неплохая, холодно, но не очень. Оставили рюкзаки на перемычке и налегке пошли на вершину. Поднялись гораздо быстрее, чем 1983 году. Сфотографировались и пошли вниз. Вернувшись к рюкзакам, посидели и пошли дальше. Спускались по пути подъёма в 83 году. На 6900 заночевали. Когда спускались на 6900, ветра не было совсем. Облака внизу напоминали разбушевавшееся море, и самые высокие вершины стояли, как острова в этом море, и всё это было залито нежнейшим розовым светом. Мы даже постояли, полюбовались открывшейся панорамой!

Утром сняли палатки, и пошли вниз на плато. Не помню, ночевали мы на плато или нет, но что на спуске с плато встретили болгар — помню. Голодов был с ними хорошо знаком. Поговорив с ними, Юра сильно заторопился вниз. Подошёл ко мне и Юре Марченко и сказал, что болгары оставили в его палатке презент. Под каким-то предлогом втроём уходим вперёд. По дороге выясняется, что болгары оставили Юре Голодову несколько запаянных банок с чачей, сухофрукты и ещё что-то, а что — не помню. Быстро спускаемся к скалам, по ним и через ледопад на ледник Вальтера.

Я иду и опять вспоминаю, как подыхал здесь в 83 году. Спустившись на ледник, останавливаемся, снимаем с себя всю, теперь уже лишнюю одежду, и начинаем пить воду. Я напился до рвоты, но пить всё равно хочется. Голодов разводит в воде какие-то порошки, и мы пьём то апельсиновый, то смородиновый напитки. Только в девяностых я узнал, что это инвайт и гадость порядочная, но тогда было обалденно вкусно. Напившись вдоволь, мы вдруг поняли, что вода пахнет тряпкой. Я пошёл наверх за перегиб, посмотреть, что там. А там в воде, которую мы пили — лежит труп, как мы позже узнали, австрийца. Его стащили до места, откуда его может забрать вертолет, и оставили, и он съехал с бугорка в воду. Но ничего, всё обошлось, и мы живы до сих пор.

Пришли на морену и решили сначала помыться в бане. Баня — это обыкновенная большая палатка, в ней куча камней, а под камнями две газовые плиты типа Лысьва, на четыре конфорки каждая. Разделись почему-то догола, и Голодов стал разжигать газ. Он не зажигался. В палатке уже попахивает газом. Юра лег на камни и попытался зажечь газ непосредственно на плите. Раздался лёгкий хлопок, и Голодов остался не только голым, но и лысым во всех местах. Волосы остались только на голове. Тело совсем не пострадало. Насмеявшись вдоволь, мы с грехом пополам помылись и, спрятавшись от Студенина в палатку, немного выпили.

Голодов, Студенин, автор.

Утром встал совершенно отдохнувшим, видимо чача пошла на пользу. Чувствую себя очень хорошо. В такой отличной спортивной форме я никогда не был. Чувствую себя, как хорошо отлаженная мощная машина. Кто-то предложил сходить на пик Корженевской. Студенин не против. Быстро организовав группу, готовимся к выходу.

Идти решили по маршруту Цетлина. Рано утром очень быстро подошли к началу маршрута. Так же быстро подходим к большой, широкой стене, которую надо обходить справа. Но тут, на снежном склоне, стоит такая жара, что мы, растянув инструкторские плащи на ледорубах, залезли под них и наслаждаемся на лёгком сквознячке. Лежим и смотрим, как на снегу, под самой стеной киснут чехи. Они пытаются идти, но получается у них не очень.

Корженева. Снято с пика Коммунизма, с ребра Бородкина.

Набежало облако и мы, не теряя времени, пошли по склону. По следам предыдущих восходителей идётся легко. Догоняем чехов. Они совершенно выбились из сил. Встали вплотную, в затылок друг другу и, держась друг за друга, по команде старшего одновременно делают шаг. Такого я ещё не видел и не слышал. Подхожу к ним и демонстрирую, сказать-то не могу, как надо правильно дышать в таком состоянии. Шаг — три вдоха, снова шаг — три вдоха. По состоянию можно подобрать наиболее подходящее количество вдохов и темп.

Быстро догоняю своих, и мы, не сбавляя темпа, идём и идём вверх. С такой скоростью в горах я ещё никогда не ходил, а тут маршрут простой, всерьёз лезть нигде не надо. Иди себе да иди. Где-то на 6800 я вышел вперёд. Поработал какое-то время, и тут что-то случилось. Я видимо уснул на ходу. Ясно всё вижу и всё соображаю. Справа от меня забор из металлических прутьев, там кто-то идёт параллельно мне. Точно знакомый, понять кто — не могу, и спрашивает меня: «Что Боря устал?» Я отвечаю, что сзади меня идут мастера заслуженные и международные, я их прошу, чтобы меня подменили, а никто не хочет. А я уже сильно устал первым топтать следы в глубоком снегу. Сколько это продолжалось, я не знаю. И вдруг удар, прямо в лоб. Постояв и немного очухавшись, я понял, что воткнулся головой в предвершинную скалу.

Оглянулся назад, все отстали метров на двадцать. Когда подошли, я спросил Юру Марченко, почему меня не подменили, ведь я же просил. Юра страшно удивился и сказал, что они несколько раз пытались остановить меня, но я никак не реагировал на их предложения. Быстро забрав записку из тура, мы пошли на спуск. Теперь я шел последним до самого лагеря. На морену пришёл чуть живой, как в былые времена. Передохнув несколько дней, мы улетели домой. Студенин предложил мне на следующий год участвовать в восхождении на пик Хан-Тенгри .

Пик Коммунизма. Снято с ребра Корженевы. Фото В.Пузырева.

Три семитысячника в одном сезоне — делал ли кто-нибудь такое в крае в то время?

31.12.2011

 

Автор →
Львович Борис Бернардович

Другие записи

Горы на всю жизнь. Каменная сказка. 2
С 1920 года скалолазание на «Столбах» становится массовым. В это время осваиваются такие труднодоступные скалы, как «Коммунар», «Митра», «Манская стенка», «Перья» и другие. Лазы на них — высшей категории трудности. И тогда, без современной альпинистской техники, они были подвластны лишь...
Творческий отчет по альплагерю Тянь-Шань-2009
С 8 июля по 20 августа в Киргизии состоялись 2 мероприятия, организованные Федерацией альпинизма г. Красноярска и МУ «Центр путешественников»: учебно-тренировочные сборы и восхождение на п. Нансена по восточной стене. Оба мероприятия проходили под руководством Константина Александровича Обеднина, МС России по альпинизму, инструктора I категории, при всесторонней поддержке и действенной помощи ст. тренера Василия Ивановича Иванова (КМС,...
Восходители. Николай Захаров
Год рождения 1953, мастер спорта международного класса, в команде с 1982 года. Тяжкая ноша капитана альпинистов — как о ней рассказать? В критические моменты восхождения команда ведь не вечернее меню обсуждает, а ближайшую вероятность собственных жизней, и последнее слово —...
Фотография семьи Яворского 1894 г.
Семейство Яворских. Леопольд Николаевич Яворский, его жена Анна Александровна урожд. Карпинская. Старший сын Виктор (от 1-го брака Л.Н.) и их дети: Мария (вправо), Зинаида (влево) и Александр. Иркутск 1894 г. ГАКК, ф.2120, оп.1., д.22
Обратная связь