Серые мышки
1. Изба
Эту ночь мы планировали провести на Столбах в избе Беркут а . Изба новая, рублена из толстенных брёвен. Ее построили в середине 2000 годов старики из компании Елены Александровны Крутовской , к которым примкнул и один из моих друзей — Соколенко Вильям Александрович. Несколько немолодых, можно сказать даже старых людей, средний возраст которых под семьдесят, за несколько лет выполнили эту огромную работу. Избу поставили в Нарыме вместо развалившейся Старой Беркуты. Всё это делалось под покровительством директора заповедника Алексея Кнорре, который раньше входил в компанию Елены Александровны. Как рассказывал мне мой друг Валера Хвостенко, листвяк на сруб отклеймили в лесу недалеко от избы. Брёвна зимой вытаскивали волоком.
Вильям Соколенко прославил своими фотографиями Красноярские Столбы и сам заповедник не только в России, но и за рубежом. В Америке у него была фотовыставка, посвященная Красноярским Столбам. Где бы я ни жил: в Мурманске, Серпухове, Симферополе, — мою квартиру всегда украшали прекрасные фотографии Столбов, выполненные Вильямом.
Избу сделали. Можно только с завистью представлять себе, как старики-строители пили чай за столом в день сдачи дома «в эксплуатацию», как хорошо и уютно им было. В избе единственная большая комната, два окна и дверь, выходящая на веранду, высокий широкий лежак, занимающий треть комнаты, стол со скамьями, сделанными на века. Пол настелен толстыми лагами. Во всем чувствуется серьезность и сибирская основательность. Из комнаты люк ведет на второй этаж. На лежаке удобно размещаются человек шесть. Когда людей в избе собирается много, можно перебраться наверх, там вполне комфортные спальные места. При входе поставлена железная печь, рассчитанная на дрова. Первые годы изба топилась остатками от Старой Беркуты, а позже стали завозить берёзовые дрова и сосновый горбыль с лесопилки. Так что лес вокруг избы практически не трогают.
В избе электричество, стоит телевизор. На стенах прекрасные цветные фотографии Вильяма Александровича, на полках бумаги, книги. Одним словом, вполне культурное жилище в отличие от обычных столбистских приютов. В Беркуте мне уже приходилось бывать при посещении Красноярска.
2. Люди
На этот раз я прилетел в Красноярск со своими новыми друзьями из Санкт-Петербурга: Лидией Петровной и Валентином Ивановичем Вихоревыми. Валентин Иванович один из лучших российских бардов. Я познакомился с ним в альплагере Цей в марте этого (2010) года. На Соловецких островах, где я побывал с женой Натальей Борисовной и своей внучкой Юлей, мы жили дней десять в одной комнате с Вихоревыми, и кажется, пришлись друг другу по душе. Мне очень захотелось познакомить моих красноярских друзей с этой милой и достойной парой, а Вихоревым показать Красноярские Столбы и сам Красноярск, организовать пару песенных вечеров для красноярцев с участием Валентина Ивановича.
Мое предложение Вихоревы приняли практически без раздумья, а красноярские друзья сразу же поддержали эту идею, помогли решить ряд организационных вопросов. Валентину Ивановичу около восьмидесяти, Лидия Петровна лет на пять моложе, но выглядят они лучше своих лет, подвижны и легки на подъем. Валентин Иванович с большой охотой исполняет свои прекрасные песни, аккомпанируя себе на гитаре. Многие из его песен я знаю очень давно, еще со своей заполярной жизни. Его знаменитые Соловецкие острова , Мокрый клен , Я бы сказал тебе много хорошего и другие были любимыми песнями на полярной станции МГГ, где мы с Натальей Борисовной и Валерой Хвостенко проработали несколько лет.
Но вот позади все приготовления к поездке, все согласования, многочисленные звонки и волнения. Мы уже в Красноярске и даже на Столбах в избе у Соколенко, который гостеприимно принимает нас вместе с одним из моих замечательных друзей Валерием Хвостенко.
Валера связан со мной и всем моим семейством многолетней трогательной и прошедшей через многие испытания дружбой. Мы бывали с ним в горных походах на Алтае, путешествовали по Туве, Восточному Саяну и Ергакам. Вместе работали на полярной станции под Тикси. Жили и работали в Новосибирском и Красноярском Научных Центрах, вместе осваивали Красноярские Столбы. В трудные времена неизменно помогали друг другу.
3. Столбы
Во второй половине сентября Столбы одеты в красивый цветной убор, поражают своими изумительными осенними колерами. Осень хороша везде, спора нет, но все-таки осень на Столбах имеет свое очарование. Еще тепло внизу на берегу могучего Енисея, но поднимаясь выше к Столбам, ты попадаешь в другую климатическую зону.
Обычно в такие сентябрьские дни скалы теплы и приветливы. Но в этот год Красноярск встретил нас ветром и холодом. К нашему приходу снег укутал все деревья и кусты на Столбах белым пушистым одеялом.
А сквозь эту белизну проглядывали красные, желтые, оранжевые листья, желтая хвоя лиственниц, зеленая хвоя пихт, сосен и кедров. Столбы, нахлобучив белые шапки, выглядели сурово и неприветливо. Мы прошли мимо Слоника, обошли вокруг Первого Столба, посмотрели его неприступные бастионы и стены. Затем прошли мимо столбов Бабки и Внучки, подошли к грозному Деду. Залезли на его могучее плечо, сфотографировались и пошли по тропе к знаменитым Перьям.
По пути ребята показали нам столб Львиные Ворота. Они объяснили, что под висячий, заклиненный между вертикальных скал, огромный камень подходить можно не всем. Камень поджидает неверную супругу, но, возможно, и неверного супруга.
Вот и растущие веером из земли Перья в непривычном снежном наряде. Ребята подвели нас к мемориальной доске. На доске увековечено имя знаменитого на Столбах скалолаза — Володи Теплых. Здесь в этом месте Володя сорвался с двадцатиметровой высоты и разбился. О его выдающихся способностях ходят легенды. В Красноярске много прекрасных скалолазов и Чемпионов. Но и среди них Володя считался лидером. Не всегда даже они могли повторить маршруты, которые прокладывал Теплых. Для него Столбы были любовью и музыкой. Он ни разу не нарушил гармонии, сложившейся между ним и Столбами. Впервые о Теплыхе я услышал от Валеры Хвостенко. Однако сам я его видел всего один раз.
В один из последних своих выходов на Столбы, перед нашим окончательным отъездом из Красноярска, мы остановились с Валерой в Нарыме под каким-то навесом. Мы уже поужинали и собирались укладываться спать, как подошла пара с детьми. В темноте лиц почти не было видно, но по удивленным и радостным возгласам я понял, что это хорошие знакомые Валерия. Валера представил меня мужу и жене, которых назвал Володей и Ниной. Чуть позже по разговорам я догадался, что это и была семья Теплых. Нина сразу увела детей спать, а мы с Володей ещё долго сидели, обсуждая разные проблемы. На следующее утро, когда ребята ещё спали, мы с Валерой ушли на Дикие Столбы к Дикарю и Крепости. Это и была моя первая и единственная встреча с Володей Теплых и его семейством. Но при каждой нашей встрече с Валерой обязательно по тому или иному поводу всплывала фамилия Володи. Я уже тогда осознал, что Теплых — это живая легенда Столбов. Уважение к нему Валеры становилось понятным, да и сам я стал испытывать к нему почтение. Позже от своих красноярских друзей я узнал о его гибели на Перьях.
Сейчас же, вместе со своими друзьями, я стою перед мемориальной доской Володи Теплыха. Вот и состоялась наша вторая встреча на Столбах. Но как много лет прошло между этими встречами. Воистину, пути Господни — неисповедимы. Валера подробно рассказал о Володе, о его удивительных способностях, о том какой это был скромный и добрый человек. Под конец Валера добавил, что видел сегодня на Столбах Нину Теплых и пригласил её вечером в избу. Она придет к нам с подругой познакомиться и пообщаться.
После Перьев, мимо Первого Столба мы спустились в сторону Нарыма и, наконец, добрались до избы. Ребята достали из рюкзаков и сумок продукты, и Вильям Александрович вместе с Лидией Петровной принялись готовить ужин. С дровяника принесли наколотые дрова. Растопили печь. В комнате стало сначала тепло, а затем и жарко.
4. Вечер
Вместе с нами по Столбам ходили в этот раз и наши красноярские друзья: Коля Карелов, Сережа Севрюков и прибывший из Новосибирского Академгородка по случаю нашего приезда, Женя Великанов. Немного позже подошел в избу и сын Валеры — альпинист и скалолаз Олег Хвостенко со своим сыном Мариком. Таким образом, собралась большая компания, хорошо знающих и уважающих друг друга людей. Все опытные путешественники, прошедшие не одну тысячу километров по горам Памира, Тянь-Шаня, Кавказа, Алтая. Эти люди прошли вместе через многие трудности и опасности, побывали в десятках передряг. С Женей Великановым я поднимался зимой на высшую вершину Сибири и Алтая — знаменитую Белуху, и несколько дней просидел там в снежной пещере на высоте около четырех тысяч метров, пережидая ураган. С Колей Кареловым мы прошли Памир, Кавказ и Алтай, принимали участие в спасательных работах, вытаскивая погибшего туриста из-под пика Коммунизма. Ну, а что касается Сережи Севрюкова, то с ним я прошел сотни километров в одной связке. Олега мы знали с самого малого возраста, и на наших глазах он делал первые шаги на Столбах.
Выпили горячего чая, согрелись после прогулки по Культурным Столбам. Тут подоспел и ужин. Что удивительно, к алкоголю практически никто не притронулся. Так и стояла, сиротливо, запотевшая и открытая бутылка водки. Я обратил внимание при прогулке по Столбам на отсутствие мусора и на тропах между Столбами, и вокруг Столбов, хотя людей мы встретили большое количество. Я подошел к одной компании молодых людей, которые сидя на поваленном дереве пили чай с бутербродами. Раньше в нашу бытность перед ними обязательно стояла бы одна или две бутылки с водкой, но не сейчас. Я высказал им свое удивление и восхищение отсутствием алкоголя и мусора. Молодой человек с гордостью и достоинством ответил, что на Столбах сейчас пьют редко.
Мы поужинали, посидели, помолчали. Потом пошли воспоминания. Валентин Иванович и Лидия Петровна с интересом приглядывались и прислушивались к незнакомым им людям . Надо признать, что люди в европейской части страны заметно отличаются от сибиряков. Сибирь делает людей более мужественными, спокойными, доброжелательными, а самое главное, более естественными и открытыми. Для Вихоревых этот мир приключений, путешествий и дикой природы не нов. Они бывали во многих экспедициях и до последнего времени выезжают в горы, на Кавказ, на Соловецкие острова. Но все-таки перед ними открылся своеобразный мир новых знакомых. Потом Валентин Иванович взял свою гитару и стал ее настраивать. Разговоры стихли, и вот зазвучали вихоревские песни.
Около десяти вечера в избу постучались и вошли две женщины. Они молча стояли у порога, слушая пение, а через некоторое время стали негромко подпевать. Валентин Иванович остановился, отложил гитару, и только тогда внимание перешло к гостям. Валера стал знакомить вновь пришедших со всеми по очереди. Подошел и я. Познакомился с подругой Нины Валей Пономаревой из Дивногорска. А потом пожал руку Нине и представился. Но не сдержался и добавил, что на самом деле мы знакомы уже больше тридцати лет и напомнил наше мимолетное знакомство в Нарыме, когда они с Володей и детьми приходили на ночлег. Нина посмотрела на меня и тихо сказала: «На самом деле мы знакомы еще больше, Владимир Григорьевич». И увидев мое растерянное лицо, добавила: «Мы ходили вместе в Туву, чтобы поставить там мемориальную доску погибшим в лавине. Одна из погибших была моей подругой. Я собиралась идти в этот поход, но заболела, и подруга пошла вместо меня. Я та самая Нина».
Нина, Нина ...?!
Да, да, конечно, я отлично помню июль 1980 года, помню девушку Нину и молодого парня Гену. Они вместе со мной и моим сыном Валентином прилетели в Туву и добрались до гор, где в снежной лавине 4 мая погибли две молодые девушки. Мы сделали то, что обязаны были сделать: закрепили на огромной скальной глыбе мемориальную доску и ледоруб в память о трагедии. Тогда лавина снесла из-под самого перевального гребня группу горных туристов. В этой группе были и мы с Валентином. Лавина пощадила нас, и это было чудо. Прошло с тех пор более тридцати лет, я и не подозревал, что Нина Теплых и Нина, которая ходила тогда с нами, это один и тот же человек.
Наших новых знакомых усадили за стол, предложили им еду и чай. Позже я спросил Нину о событии, которое отпечаталось в моей памяти на всю жизнь. «Нина, Вы помните момент, когда мы пришли на место? Из-под камней к нам выбежали две маленькие, серенькие мышки». Нина ничего не ответила на мой вопрос. Было видно, что она в своих мыслях где-то далеко, далеко.
Но и я, пораженный неожиданным перехлёстом судьбы, уже не мог остановиться от воспоминаний о том трагическом походе, который так круто изменил мою жизнь. Я начал шаг за шагом вспоминать обо всём произошедшем. Как странно распорядилась судьба и моей жизнью, и жизнью моих близких. Воистину, господин случай, а не продуманный план и закономерность, управляет миром. Сколько бы ты ни думал о своем будущем, какие бы фантазии ни приходили тебе в голову, воли случая не избежать.
5. Походы
В тот несчастный год мы договорились организовать в первых числах мая небольшой туристский поход в Туву, погреться на солнце после длинной и холодной сибирской зимы. Так мы поступали уже много лет подряд. Майские походы были для всех нас большим праздником и наградой за холода, бесконечные морозы и снег, за отсутствие Солнца. Всего один день в дороге, и ты среди яркой зелени и в тепле, среди дорогих и любимых тобой людей, без обязательной повседневной работы с утра и до самого вечера. Дети наши, Аня и Валентин, выросли в этих походах и приучились терпеливо переносить неудобства, голод и холод. Приучились быть самостоятельными, принимать нужные решения. Однажды наш директор института, у которого были родительские проблемы, спросил меня, как мне удалось вырастить такого замечательного сына? Я коротко ответил, что моих особых заслуг здесь нет, всё сделали походы. Надо сказать, что к окончанию школы Валентин побывал, по моим подсчетам, в шестнадцати походах: по Алтаю, Тянь-Шаню, Туве и даже Кавказу. Пережил камнепад, побывал в лавине, поморозил себе ноги зимой при восхождении, видел смерть друзей. Так что я не кривил душой, когда отвечал на вопрос директора. Для меня самого походы были больше чем увлечение, это была моя вторая неповторимая, ничем не заменимая жизнь — с кострами, песнями под гитару, опасностями и фантастической свободой. Я себе не мог представить жизни без гор, без тайги, без песен у костра, без моих походных друзей.
6. Сборы
Подготовка к майскому путешествию шла полным ходом. Были сформированы две группы. Одной группой, в которой было человек пятнадцать, руководила моя жена Наташа. Эта группа должна была совершить поход первой категории сложности. В ней собиралась идти и дочь Аня со своим другом — барбосом Яшкой. Другой группой, которая планировала совершить поход второй категории сложности, руководил я. Но как часто бывает в таких случаях, перед самым выходом объявляются участники, которые по тем или иным причинам не могут пойти. В моей группе осталось всего четыре человека, остальные выпали.
Мама, узнав что я собираюсь в поход, была сильно опечалена. Впервые за все годы, она обратилась ко мне с просьбой отказаться от похода. «Я знаю», — сказала она, — «ты меня не послушаешь, но я всё равно прошу тебя не ходить». Мне не хотелось огорчать маму, и я объяснил ей причину своего решения. Она молча отошла, однако на следующий день снова обратилась с той же просьбой. Я видел, что мама не просто огорчена, а чем-то очень сильно обеспокоена. Когда я спросил её об этом, она сказала, что видела очень плохой сон. На просьбу рассказать, что за сон, она сначала отказалась, потому что сон, по её словам, был страшным, но потом всё-таки рассказала. Она видела во сне выпавшие зубы. Я удивился её страхам и сну, но она пояснила, что выпавшие зубы снятся к смерти. Правда, добавила она, зубы выпали без боли и без крови. Это говорит о том, что смерть будет неблизких. Мама была активной комсомолкой, потом вступила в партию, и, по определению, должна была быть неверующей. Правда, к старости её отношение к Богу стало меняться. Ну что можно было ей сказать? Я постарался её успокоить. Объяснил, что Тува — это сплошные юрты и степи с отарами овец, но это её мало успокоило. Она молча взяла наши рубашки и шапочки и ушла в свою комнату. Я догадался, что мама зашивает в них молитву о спасении странствующих. Потом она отдала нам наши походные вещи, и мы их уложили в рюкзаки. Перед выходом мы обычно проверяем друг у друга, не забыли ли чего-нибудь из нужного. Когда Наташа спросила меня, что я собираюсь взять на голову, я показал ей вязаную шапочку. На это она заметила, что идти в ней будет жарко, а ночью спать холодно. Лучше взять лёгкую панамку и теплую шапку для сна. Пришлось согласиться, она права. Чтобы не обижать маму я незаметно положил в рюкзак шапку с панамкой, а вязаную шапочку спрятал в кладовку. Минут через двадцать мама подошла ко мне с шапочкой и спросила, почему я её спрятал. Я поразился: «Как ты её нашла?» «Нашла», — коротко ответила она. Забрала мою шапку и через несколько минут вернула. Я был поражен, как же она узнала. Мама не сказала тогда, а теперь уже и не спросить.
Перед отъездом у меня произошел ещё один памятный случай. К нам пришел директор школы, в которой учился Валентин, — Ша Яков Моисеевич. Мне приходилось пересекаться с ним пару раз, и я его немного знал. Но зачем я мог ему понадобиться? Удивительно. Он сел на стул и стал наблюдать за моими сборами. По комнате было разбросано различное снаряжение: кошки, ледоруб, другая мелочь. Помолчав пару минут, он сказал, что знает о нашем предстоящем путешествии. Он просит меня не брать Валю в этот поход. У него может быть золотая медаль. Для этого ему необходимо ликвидировать какие-то хвосты по литературе и истории. В противном случае он вообще может оказаться без медали. В ответ я сказал Якову Моисеевичу, что перестал приказывать Валентину лет с шести и единственное, что мог бы сделать, так это попытаться убедить его остаться в Красноярске пока мы будем наслаждаться теплом и горами. Но дело в том, что Валентину золотая медаль для поступления в Физтех не только не нужна, но даже противопоказана. Поэтому, несмотря на всё моё уважение, уговаривать Валентина я не буду. Однако, если Вам удастся его уговорить, я не буду противодействовать. Директор понял, что проку от меня в этом вопросе не будет, вежливо попрощался и ушел, пожелав удачи.
Одновременно с туристами из Красноярска, примерно в то же место, планировала выехать и группа альпинистов, правда, дней на пять раньше нас. С этой группой собирался идти сотрудник нашей лаборатории Серёжа Замай. Было бы замечательно пересечься с ним в горах. Сережа окончил Красноярский университет. После университета его забрали в армию, но там он времени не терял, активно занимался физикой. После возвращения из армии пришел работать в Вычислительный Центр, в нашу лабораторию. Сережа был обаятельным человеком, спокойным и невозмутимым, наделенным мужской красотой. С черными, как смоль, вьющимися цыганскими волосами, вежливый и покладистый он был прекрасным, исполнительным сотрудником. Серёжа хорошо рисовал, любил Столбы, путешествия и увлекался альпинизмом. Я так подробно описываю Серёжу, потому что мы действительно встретились с ним в горах, как я об этом мечтал, но при трагических обстоятельствах.
7. Валентин
Раз я затронул встречу с директором школы, я несколько слов уделю и сыну Валентину. В феврале 1980 ему исполнилось шестнадцать, он заканчивал десятый класс специализированной школы. В ней физику и математику изучали по особым программам. Начиная с седьмого класса, Валентин с большим удовольствием принимал участие в городских, краевых, республиканских и всесоюзных олимпиадах по физике, неизменно выходя победителем и завоёвывая различные призы и награды. Мы с Наташей, конечно, внимательно следили за его успехами, но на специальные занятия с ним времени у нас не было. Моя заслуга состояла лишь в том, что я попросил своего хорошего знакомого Володю Казанцева, который руководил проведением олимпиад в городе и крае, допустить семиклассника Пивоварова Валентина, который на городской олимпиаде по физике занял первое место, к участию в краевой олимпиаде, где могли выступать только с восьмого класса и старше. Неожиданно для всех, и для меня в первую очередь, Валентин и там занял первое место. С разрешения Министра Просвещения Валю допустили на Республиканскую олимпиаду. Здесь снова первое место. Затем семиклассник выступает среди восьмиклассников на Всесоюзной олимпиаде и привозит второй приз. Далее всё пошло на автомате. Постоянно в олимпиадах доходит до Всесоюзных и неизменно завоёвывает на них вторые призы по физике.
После девятого класса Валентин заболевает энцефалитом. На Столбах его кусает зараженный клещ. Но у Вали была сделана прививка. К счастью, мы осознали опасность в первый же день, как только у него подскочила температура до сорока, и отвезли в больницу вовремя. Но месяц ему пришлось пролежать. Вышел он из больницы бледноватым и ослабленным. В школе Валентину разрешили свободное посещение по физике и математике. На остальные предметы он ходил, но особого фанатизма при этом не проявлял. Почти весь десятый класс он учился играть на гитаре, не вылезал со Столбов и принимал участие во всех физико-математических олимпиадах. К десятому классу Валентин закончил с отличием заочную Математическую школу при МГУ, а также заочную Физико-Техническую школу при Московском Физтехе — и тоже с отличием.
Валя вырос высоким — под метр восемьдесят. Собирался поступать на Физтех. А учиться на Физтехе ой как трудно, будь у тебя хоть семь пядей во лбу. Его немного легкомысленное отношение к учебе нас мало смущало. Главное, он должен был к институту восстановить своё здоровье. В том, что он успешно поступит, у нас не было никаких сомнений. Слишком большой запас прочности был за его плечами. Отсюда вытекало и моё прохладное отношение к золотой медали.
8. Выход
Но вот, несмотря ни на какие трудности и препятствия, наши группы готовы к выходу. Буквально за день до выезда до меня доходят сведения о том, что у альпинистов какие-то неприятности, но помощь им не нужна, они сами справятся. Кажется, они попали в грозу.
На самолете добираемся до Ак-Довурака. От этого поселка начинается наш маршрут. Выйдя из посёлка, километрах в десяти от него, встретили красноярских альпинистов. Они тащили сани, на которых лежал закутанный человек. Лицо его было прикрыто. Альпинисты остановились. Мы, сбросив рюкзаки, подошли и стали их расспрашивать. Выяснилось, что группа из пяти человек, одной связкой, поднималась к вершине. Чистое голубое небо и яркое солнце обещали легкое и приятное восхождение по теплым скалам. Ребята, опытные альпинисты, не обратили внимание на две небольшие тучки, появившиеся на горизонте. Тучки, как тучки. Когда связка подошла к вершине, одна из тучек оказалась уже над их головами. Из тучи сверкнула молния и ударила в группу, попала в голову одного из них, прошла через тело и, разорвав обувь, ушла в скалу. Альпинист упал замертво, но и остальных ребят разбросало по склону. Четверо быстро пришли в себя. Но тот, в кого попала молния, лежал без движения. Сердце у альпиниста остановилось. К счастью, среди ребят был профессиональный врач. Попытки запустить сердце оставались неудачными, несмотря на все усилия. И когда казалось, что парню уже ничто не поможет, его сердце заработало. Лицо и тело альпиниста представляло собой сплошной пенный волдырь. Майка, трусы и очки расплавились. На одном из выпавших стекол был виден след молнии. Но сердце — заработало! Значит, человек будет жить!
Когда я приподнял край полога, закрывающего голову и лицо, я узнал Серёжу Замая. Сквозь распухшие веки, на вздувшемся багровом лице на меня смотрели его блестящие глаза. Увидав Замая, я только и смог пробормотать от неожиданности: «ну, что, Серёга, будем жить дальше»? Его веки сомкнулись в знак согласия. Будем, Серёжа, жить. Смерть тебя подождёт. Я вспомнил слова из произведения моего любимого писателя Григория Федосеева «Последний костер»: «Не сдавайся! Борись! И, умирая, борись!»
Не такой встречи с Серёжей я хотел! Люди предполагают, а Бог располагает. Альпинисты со своим грузом двинулись к поселку, а мы, надев рюкзаки, тронулись в путь навстречу своей трагической судьбе, ничего не подозревая об этом.
9. В походе
Через пару дней к обеду мы подошли к истокам реки Маганаты — «Черная смерть» в переводе с местного. Здесь наша четверка должна была расстаться с основной группой, войти в верхний цирк ручья, который впадает в Маганаты, подойти под перевал, перейти этот перевал и свалиться через соседний простой перевал в широкую долину, где мы и должны были встретиться с основной группой.
Но судьба распорядилась по-иному. Нашей группе была уготована Голгофа. К вечеру мы поднялись в верхний цирк, забитый снегом. Подошли к месту ночевки. Цирк небольшой, окружен высокими почти вертикальными стенами. Солнце сюда практически не заглядывает. Только в одном месте тянется снежный кулуар, соединяющий дно цирка с небесами, в которые упираются окружающие цирк скалы. Это единственный путь на гребень. Метрах в пятидесяти по вертикали кулуар наполовину пересечен двухметровой скальной гребенкой, сдерживающей снег. Ширина кулуара мало меняется с высотой и достигает десяти — пятнадцати метров. С места ночевки он смотрится «в лоб» и потому представляется достаточно крутым. Высоту стен снизу оценить очень трудно. Кажется, что протяженность нашего подъема не меньше километра. Поставили палатку, уложили спальники. Ребята стали готовить ужин. Я взял ледоруб и решил просмотреть путь подъёма до «гребёнки» и пробить предварительно ступени. Завтра будет много работы.
Пробив ступени до скальной гребёнки, я убедился, что снег проваливается не глубоко, крутизна склона вполне разумная, но идти придется «в лоб» след в след. Конечно, нести тридцатикилограммовый рюкзак и бить ступени — это выше человеческих сил. Стало ясно, что девочек пускать тропить нельзя, хотя бы и без рюкзаков. Значит, тропить будем я и Валентин, но без рюкзаков. За рюкзаками потом придется каждый раз спускаться и догонять по следам. Когда я вернулся после разведки, еда была готова. Начинало темнеть. Я рассказал о своих впечатлениях и поделился с ребятами своими мыслями о тактике прохождения склона. Поужинали. Стало совсем темно и заметно похолодало. Это хорошо. Было бы замечательно, если бы ночью небольшой морозец сковал снег и сделанные мной ступени. В шесть утра мы должны выйти по морозу. Часа за три склон одолеем. Легли. Долго не могли заснуть. Пошли разговоры о новом кинофильме «Сталкер», о событиях последнего дня, об альпинистах, которые уже гуляют по Красноярску. Никаких беспокойств — ни у ребят, ни у меня. Потом всё постепенно затихло. За палаткой мёртвая тишина, ни шума ветра, ни ночных голосов.
К шести часам утра мы были практически готовы к выходу. Палатка собрана, рюкзаки сложены. Быстро дошли до конца моих вчерашних следов. Следы почти не проваливались. Затем я скинул рюкзак и стал медленно набирать высоту. За мной пошла Лида, за Лидой Оля, которая была помоложе Лиды и покрупнее. Последним вышел Валентин. Мой рюкзак сиротливо лежал прямо подо мной внизу. Я шел значительно быстрее Лиды. Пройдя метров сто, повернул назад и стал спускаться вниз. Через какое-то время девочки пожаловались на то, что ступени слишком далеки друг от друга, и мы подкорректировали ширину шага. Торопиться нам некуда, через каждые тридцать — сорок шагом отдыхаем, не сбрасывая рюкзаков. По-прежнему, кулуар остаётся в глубокой тени. Постепенно перевальное седло приближается. Моё очередное тропление кончается. Такое ощущение, что Валентин, сменив меня, выйдет на перевал. Спускаюсь вниз. Валентин без рюкзака выходит наверх и начинает, как я надеюсь, последний участок. Прошу Валентина не торопиться и идти до самого верха. Валентин кивает головой в знак согласия и начинает медленно подниматься. Подхожу к своему рюкзаку. Выше меня метрах в тридцати маячит рюкзак Оли, за которым девочку почти не видно. Метров через десять стоит, восстанавливая дыхание, Лида. Валентин уже упилил вперёд. Ему не терпится выйти на перемычку. Потом слышу, как он кричит мне, что под тонким слоем снега — лёд, и ступени ненадёжны. Девочкам с рюкзаками будет скользко в ботинках. Я говорю девочкам, чтобы они остановились на краю льда. Мы бросим им верёвку для страховки. Накидываю на плечи рюкзак и начинаю, опустив голову, медленно набирать высоту. Вот сейчас дойду до Валиного рюкзака, до которого метров пять, и отдохну, восстановлю дыхание.
10. Лавина
Внезапно слышу крик на самом верху. Поднимаю голову и вижу черную на ярком голубом небесном фоне фигуру сына. Он стоит к нам лицом, широко раскинув руки с ледорубом и расставив ноги. Кажется, он закрывает собой половину неба. До меня доходит смысл его крика. ЛАВИНА!!! «Какая лавина?» — успеваю подумать я. В этот момент вижу перед собой лишь ровное снежное поле, уходящее вверх.
Но в следующее мгновение я увидел, как посредине между Валентином и девочками возникает снежная волна поперёк всего склона. Волна быстро катится вниз к девочкам. Я втыкаю в снег ледоруб и падаю на него всем телом. Снежная волна ударяет меня по голове и рюкзаку и уходит вниз. Слышу испуганный женский вскрик. Чувствую, как снежный склон, на котором я лежу, начинает медленно скользить вниз. Это, действительно, лавина. Через мгновение я оказываюсь в облаке снежной пыли, перед глазами белая темнеющая стена. Вместе со снежной массой тело начинает быстро набирать скорость. Я в свободном полете. Несусь спиной вверх, головой вниз по склону. Возникает спокойная мысль — «сейчас бросит на скальную гребёнку, и это конец». Через мгновение приходит другая мысль — «кажется, пронесло». И тут же откуда-то команда: «делай плавательные движения». Я начинаю руками делать движения, как при плавании брассом. Чувствую, как меня начинает выносить наверх. Белая снежная пелена заметно светлеет почти до яркости в глазах. И в этот момент снежная масса начинает медленно и плавно тормозиться, сжимая моё тело. Еще мгновение, и я останавливаюсь.
Голова торчит над снегом. Cзади ее поддавливает рюкзак. Перед лицом торчит ладонь левой руки. Лицо направлено вниз по склону. Сразу за ладонью перед глазами снежный бруствер с крутыми склонами немного выше головы. Правая рука с ледорубом — где-то далеко внизу у ног, под снегом. Первая мысль: «сейчас подсыплет немного какой-нибудь остаток лавины, и с приветом». Пытаюсь двинуть ногами, правой рукой, плечами — бесполезно. Могу слегка покачать головой и кистью левой руки. Начинаю кричать: вдруг есть живые, вдруг услышат. Молчание в ответ. Возможно, из моей ямки звуки не доходят до ребят, такое может быть. Ещё раз пытаюсь оповестить мир о себе, в ответ — звенящая тишина. Надо подождать, деваться некуда. Пытаюсь пальцами левой руки отбросить снег от лица, а заодно немного раскачать ладонь. Откинутые кусочки снега скатываются с крутых склонов ямки снова к лицу. Подумал совершенно спокойно — «к вечеру замёрзну». Но попыток двигать кистью не оставляю. Внезапно откуда-то издалека, как из подземелья, доносится крик. Это Валентин. Во всё горло кричу в ответ. Через минуту над моей головой склоняется голова сына. «Ты как?» — спрашивает он меня. «Нормально», — отвечаю я спокойно. «Девочек не видно?» — задаю встречный вопрос. «Нет, пока не видно и не слышно», — отвечает Валентин. «Вот что», — начинаю я командовать, — «Ноги в руки и скачками по всему лавинному выносу и кричи погромче. Я пока подожду».
Минут через десять сын снова склоняется надо мной. Ясно без слов — нет никого. Валентин пытается начать «раскопки» моего тела руками, но это абсолютно бесполезно. Снег спрессовался так, что похож на бетон. Здесь надо рубить ледорубом. Когда я был освобождён почти наполовину, попросил Валентина ещё раз пробежаться по лавине, поискать следы девочек. Ведь всякое бывает. Я же начал потихоньку ледорубом выковыривать ноги и дергаться, пытаясь скорее освободиться. В какой-то момент я слишком заторопился. В левой, еще зажатой ноге, в коленке что-то болезненно хрустнуло. Видимо, повредил коленные связки. И до сих пор ругаю свою торопливость. Но это — плата за жизнь. Однако, когда вернулся Валентин, я уже полностью освободился и сидел на краю своей снежной ямы. Теперь я решил осмотреть лавинный вынос сам. Ширина выноса в поперечном направлении достигала метров тридцать, вдоль линии спуска метров семьдесят-восемьдесят. Я долго бродил по рытвинам и, наконец, увидел из-под снега кончик брезентового хлястика сантиметров пять длиной. Ухватился за него, потянул и понял, что это лямка от рюкзака. Быстро освободили рюкзак, а затем и Лиду, которая лежала на глубине менее метра, лицом вниз, вытянувшись по ходу лавины. Рот и нос забиты снегом. Со времени схода лавины прошло часа полтора. Наши попытки вернуть девочку к жизни кончились неудачей. Мы завернули тело в одеяло и положили под огромным камнем рядом с лавинным выносом и снова прочесали весь склон шаг за шагом. Потом я поднялся вверх по кулуару в надежде найти хоть какие-то следы Оли. Но нет, ничего нет.
Надо бежать вниз, в долину. Надо сообщить ребятам из основной группы о нашей беде, вызвать спасотряд. Здесь оставаться не имеет смысла. Никаких спальных вещей с собой мы не берём, надо бежать налегке. Около четырех часов вечера мы начали спуск. Быстро проскочили ручей, впадающий в речку Маганаты, и вошли в каньон. Шли до самой темноты и заночевали в каньоне на маленьком островке на сосновых лапах, накрывшись такими же лапами. Как только начало светать, мы уже были на ногах. И снова вперёд. Мы идём без остановок. Я забыл, что Валентину только шестнадцать, что ему обязательно надо что-то перекусывать, иначе силы его оставят посреди дороги. Я забыл, а сын шел молча, видимо, на стрессе, забыв и об еде, и об усталости. Этот день выдался очень жарким. Лёд на реке плавился на глазах. Сзади нас нагоняли потоки талой воды. Идти по реке становилось с каждым шагом всё опаснее. Валентин сказал мне, что лёд под ногами во многих местах прогибается, и вполне можно провалиться. Я ответил ему, что не могу поверить в такую несправедливость. Зачем же тогда нам даровали жизнь в лавине? Когда мы покидали цирк, я сказал сыну, показав на кулуар, в котором нас несло с самого верха до самого низа: «никакая теория вероятности не сможет объяснить, почему мы остались жить, почему и тебе, и мне была команда делать плавательные движения, почему моя мама, твоя бабушка, предсказала гибель девочек. Думаю, что мы остались жить, потому что это кому-то надо». Однако, на Бога надейся, а сам не плошай.
11. Твоими молитвами
Когда мы подошли к группе небольших сосенок, я попросил Валентина остановиться и выломал две пятиметровых лаги. Одну отдал сыну, другую взял себе, и напомнил ему про Ленина, который шел среди разводьев по Финскому заливу, уходя от возможного ареста.
Часам к пяти вечера мы пришли в Ак-Довурак. С большим трудом нашли заведующую почтой и уговорили дать срочную телеграмму в Красноярск. Денег у нас с собой не оказалось, поэтому пришлось посылать телеграмму, как говорят, «Христа ради». Я написал текст. Телеграфистка долго вчитывалась, потом неожиданно сказала: «Так я вчера посылала эту телеграмму». «Этого не может быть», — попытался я её убедить, — «только вчера произошло это несчастье в верховьях Маганаты. Там были только мы и никого больше». Телеграфистка достала текст ранее посланной телеграммы, из которой мне стало ясно, что группа туристов из Кызыла и Красноярска попала на горе Белый Клык в лавину. В этой лавине погибло шесть человек. Беда произошла за два дня до нашей трагедии. Я с трудом объяснил женщине, что речь идет о другом несчастном случае. В конце концов, телеграмма была отправлена. Через день прилетел спасотряд. На вертолете мы вернулись в наш цирк и через день на глубине более двух метров под снегом нашли Олю. Я не буду рассказывать о тяжелых последующих днях. Через всё это пришлось пройти, и мы пережили это.
Телеграммы, пришедшие из Тувы в Красноярск, наделали много шума в городе. Некоторые из наших знакомых поняли так, что вся семья Пивоваровых погибла. Одним из них был и Яков Моисеевич Ша. Узнав о такой трагедии, он прибежал к нам домой и стал осторожно расспрашивать маму, что она знает о нашем путешествии, не звонили ли мы ей, нет ли каких телеграмм. Мама ничего не знала, и Яков Моисеевич ничего ей не стал говорить. Так что до появления всех нас на пороге квартиры мама, к счастью, ничего не подозревала, и каких-то особых переживаний у неё не было. Первые слова, которые я ей сказал, были: «Здравствуй, мама! Твоими молитвами!!». В воротники наших с Валентином рубашек и в шапки мама зашила молитвы о нашем спасении. Прошел месяц, потом другой. Валентин окончил школу, естественно без медали. В Красноярск приехала приемная комиссия с Физтеха. Им надо было из 150 человек принять около десяти. Валентин сдал отлично приемные экзамены и поступил в Институт.
12. Мышки
Во второй половине июля мы договорились с Ниной и Геной сходить на Маганаты и закрепить на скалах под перевалом мемориальную доску. Нас было четверо: я, Валентин, Гена и Нина. Мы пришли к месту нашей последней ночевки в цирке и сбросили с плеч рюкзаки. Из-под камней выбежали две сереньких, гибких мышки. Вместо того, чтобы убегать, они прямиком направились к нам. Я показал ребятам на них пальцем и воскликнул: «Смотрите! Это же наши девочки встречают нас!». Мышки деловито и безбоязненно подбежали вплотную к нам. Сделали полукруг и так же деловито убежали назад и скрылись в камнях. Больше мы их не видели.
Осенью этого же года я приехал по делам в Новосибирск и встретился со своим старым другом Лёшей Богомоловым. Я рассказал ему об этих событиях и о том, что перед нашим походом мама видела странный провидческий сон. Лёша без улыбки сказал, что он догадывается, какой сон видела моя мама. Я удивленно воззрился на Лёшу и затих. «Она видела во сне выпавшие зубы», — сказал он. — «Я в своей альпинистской практике трижды видел такие сны, и каждый раз сон подтверждался».
С тех пор прошло больше тридцати лет. Стали забываться имена и отдельные моменты, только левое колено своими болями при ходьбе напоминает мне о тех далеких печальных событиях. И вот неожиданная встреча на Столбах с той самой девушкой Ниной, а теперь с Ниной Теплых, с которой мы увидали маленьких, юрких мышек там, где погибла её подруга. «Это я должна была стать серенькой мышкой», — грустно сказала Нина. — «Но я заболела, и вместо меня пошла Лида. Судьба!»
Март — апрель 2013 года.