Там, где нога людская не ступала,
Таких земель на свете нет,
Везде прошел, быть может мало,
Тот человека тяжкий след.

Таких других следов в природе
Буквально нет ни у кого,
Лишь у медведя нечто вроде
Напоминает след его.

Недаром — Дядя Пим зовется
По очертаньям он следа,
Но след медвежий остается
Без выемки с боков всегда.

И след ноги, ноги со взъемом,
Где только, где не побывал,
Каких хребтов, каких подъемов
Собою он не штурмовал.

И только Эверест поныне
Стоит нетронуто один,
Никто его седой вершины
Не взял. Он сам ей властелин.

Ну и хребет! Хребтам — хребтище.
С Калтата сразу же подъем.
Все не дойдем до становища,
А два часа уже идем.

Идем, и не плохой тропою,
Но кто ее здесь протоптал,
Кто напряженною стопою,
Зачем? В такой хребет шагал?

Но на вопрос ответ недолог,
Вот у тропинки чей-то стан,
Из пихты над жердями полог,
Кострище и над ним таган.

А у кострища, обгорелый,
Лежит поломанный скребок,
Свидетель ягодного дела,
Окрашенный в брусничный сок.

Теперь все ясно, кто тропинку
Из года в год не зря торил,
Кто здесь брусничку и малинку
Сбирал и в туесках носил.

Ух! Наконец дошли до цели,
Под нами Седловой хребет,
Немного, правда, припотели
За этот затяжной восход.

Здорово, Седловой! Здорово!
Давненько не бывал я тут.
А ты такой же, честно слово,
Тебя и годы не берут.

Кругом сосняк, а в нем, о боже!
Ковры брусничные лежат,
Как будто по мохнатой коже
Рассыпался из крови град.

Лежат, и с солнышком играя
Манят к себе таких как нас,
И мы подобно птичьей стае
В брусничник плюхнулись тотчас.

И ели сколько захотели,
Хозяин славно угощал.
Наевшись вдоволь, еле-еле
Пришли на стан и час настал.

Садилось за горы светило,
Дохнул прохладный ветерок,
У камня тихо-тихо было,
Трещал уютный костерок.

Сгонял я с котелком по воду
И завертелся дым столбом.
Никак не бросишь эту моду
Дружить и с чаем, и с огнем.

Наутро лаз на Седлового,
Карнизом на луку седла,
И перед нами всплыли снова
Столбов гранитные тела.

С вершины каменного края
Они, как птицы, по хребтам,
Отбившись от летящей стаи
Вздохнуть расселись тут и там.

И сидя на краю обрыва
С спокойным видом на восток,
Особенно я вспомнил живо
Внизу глухой таежный лог.

С ним связаны воспоминанья,
И я друзьям их рассказал,
Как я в простых воды исканьях
Невольно в этот лог попал:

Однажды в дружеской компаньи
Я к Седловому подошел,
И сразу изъявил желанье —
С котлами по воду пошел.

Но что тогда со мною сталось —
Ручей я, вроде, прозевал.
Иль в нем воды не оказалось —
Искать его я ниже стал.

Лог сух, кругом — трава высока.
Здесь гарь не так давно была.
Лес выгорел, лишь одиноко
В траве торчит, как прут, ветла.

И вот в высокотравье этом
Я ниже, ниже все бежал,
Хотел найти воды, да где там,
Но не нашел и аж устал.

Но я ж пошел по воду. Значит
Ее я должен и найти,
Хотя она и не маячит.
Зачем же отдыхать в пути?

И я опять пошел скитаться
По травянистым тем лесам,
Через ложки перебираться.
И так зашел — куда не знаю сам.

Весь лес, что гарью был повален,
Так кладбищем остался тут.
И вот среди развалин
В густой траве мой дикий блуд.

Уж больше часу я скитаюсь
И ничего не нахожу.
От устали почти шатаюсь.
Пройду, присяду, посижу...

И наконец в изнеможеньи
Я на тропу примятую набрел.
О, то небес благоволенье,
И я тотчас по ней пошел.

Все легче. Кто-то ж постарался
Ее недавно здесь промять,
И я мгновенно догадался
Кому спасибо мне сказать.

Вот тут кора вся содрана с колоды,
Здесь пучки съедены подряд,
А здесь вот муравьям для шкоды
Оставил память супостат.

И все разрыл он муравьище,
Оно разбросано кругом.
Попутно разорвал он пнище
Своим в когтях косым пимом.

Пойду я следом за тобою,
Совсем свежи твои следы.
Авось протоптанной тропою
Скорее я найду воды.

Петлял, петлял медвежьим следом
Еще не менее как час,
Его, бродяги, блуд мне ведом.
И вышел вдруг к воде. Как раз

Здесь и тропа торная вьется
Через ручей и на хребёт.
Набрал воды, а пить не пьется
Не глядя на тяжелый ход.

Людской тропою вверх подался,
Забыв медвежьей тропки ход.
Хоть туго мне подъем достался,
Но вскоре вышел на хребёт.

И мне с вершины видно стало
Где я и как сюда попал.
Да! Видно прошагал немало,
Не даром же я так устал.

Усталость редкое явленье.
Таким ногам да уставать!
Но тут я вспомнил с удивленьем,
Что ночь я не ложился спать.

А перед этим — двое суток
Я пробродяжил на Столбах,
Чуть не остался без обуток
В своих безудержных ходах.

А после, пообедав дома,
Сюда с друзьями я пришел
И сбросив у огня котомку
Сейчас же по воду пошел.

Уж вечерело, и логами
Тянулись тени в холодке.
А над застывшими хребтами
Седло чернело вдалеке.

Внизу на север шел глубокий
Лесистый Миничев провал,
Так это я сухой обокой
В его вершинах и блуждал.

Спасибо! Хватит мне таскаться,
Пора на Седловой к костру,
Чего-чего, а может статься
Так не придешь и по утру.

И я избрал себе дорогу
Водоразделом в Седловой,
И рёлкой с бором понемногу
Пришел лишь ночью. Боже мой!

Как рады были мне, особенно Анюта.
Я даже не предполагал.
И эпизод блудливого маршрута
Я у костра за чаем рассказал.

Не знаешь где найдешь иль потеряешь друга,
Случайность в дружбе это что закон,
И для меня тогда медвежая услуга
Была нужна со всех сторон.

И мой людской след, гордый и отменный
Шел по звериному следу,
И не преследуя погоней дерзновенной
В нем видел я свою звезду

Тайга! Чего в тебе не приключится...
Нечайностей ты так полна порой.
Поэтому не надо и кичиться
Своей какою то особенной стезей.

И если есть отличие в строеньи,
Оно таким и быть должно.
Без божеских начал в происхожденьи
Без всяких этих человечьих «Но».

12.08.45