Посвящается
Авениру Т.

Воскресный день, чуть солнце на восходе,
На Первом и Втором, и там и тут,
На каждом выторенном ходе
Столбисты пестрой змейкою ползут.

И в воздухе таежном чистом, чутком,
Их раздаются голоса,
И эхо уходящею погудкой
Разносит их по дремлющим лесам.

И Первый и Второй на перекличке,
И эхо бродит, бьется о гранит.
Столбиста ноги, им ведь по привычке,
И головы с отвеса не скружит.

Бродили мы компанией, обходом,
И шли уже домой, под Козырьком.
«Полезли на Второй Свободой» —
Внес предложенье Венка. Точно гром

Нас ошарашил он. Остановились.
«А что! Не плохо!» — я сказал.
Переглянулись и решились
Полезть. Никто не возражал.

Полтысчи метров разница с долиной,
А с ними и давленье с плеч долой,
И слова «усталь» — нет в помине
В стране камней над дремлющей тайгой.

«Свободой? Почему не Сарачевкой?» —
Сказала Анна. — «Впрочем, все равно».
«А как полезем без веревки?» —
Спросила Инна заодно.

Но Венка показал на опояску
И заявил с апломбом: «Семь слонов».
А Васька рассказал всем сказку
Об опоясках, не жалея слов.

Что он когда-то, где-то, бегемота
Спускал на опояске. Будто тот
Шесть тонн на вес, рога лопатой,
Хвост елкой. Бедный бегемот...

И мы под бегемотьи сказки,
Тропинкою в ручей сошли.
Нас четверо парней, четыре опояски.
Ну! Значит лестница от неба до земли.

Журчит ручей, прохладно, тихо, мрачно.
Перешагнули русло и идем
Тропинкой вьющейся по пихтачу; удачно
Минуя заросли и частый бурелом.

Какой хороший склон у этого Второго,
Осинник и пихтач с ручья и до камней
Идут рука об руку, лишь немного
Включая жесткий щит елей.

Кой-где рассыпаны березы и рябины.
По осени здесь чудный колорит,
И над разнапомаженной хребтиной
Под нежной дымкой фиолетовый гранит.

Нога за ногу, выше, выше.
Уже сквозь поределый лес
Видать Столба Второго крышу,
А вот и весь его отвес.

Тропа в развилке; вправо, если,
На Сарачевку и в обход;
Налево, на Свободу лезти,
На Архиерейскую там дальше поворот.

Итак, налево марш, к Свободе!
Вот и развал, а в нем проход.
А вот стенаю в ней щель на ходе,
Она нас кверху поведет.

Здесь под стеной в тени прохладно,
Кругом каменья, их покров —
Торфянный слой, ковром громадным
Глядит он в разрисовке мхов.

Передохнули чуть с подъема,
Кто закурил, кто так присел,
А кто прилег на мох в истоме,
Кто говорил, кто песню пел.

Пяток минут не просидели
И Венка прогремел: «На ход!
А ну, вставай! Вы обалдели.
А кто ж полезет? Бегемот?»

В момент вскочили. «Лезем, ладно» —
Сказала Анна, щуря глаз. —
«Не дал вздремнуть, даже досадно —
Постель из мха, ну как матрас»...

Итак, полезли. Первым Венка
К началу хода подлетел
И в перебор по щели стенку
Молниеносно одолел.

За ним Васек залез туда же.
Вниз опояски уж висят.
Сидят, как удят, стыдно даже.
И я скомандовал: «Назад!»

«Зачем нам ваши опояски,
Что тут — отвес или конек?
Не поскользнемся, без опаски
Всплывем наверх, как поплавок».

И на лазу другая пара —
Мы с Кынкой по стене пошли.
Мы пареньки не без угара,
Не посрамим Столбов земли.

И на стене у самой щели
Застряли сбоку. Наш девиз
Своих девчат без канители
Доставить наверх, на карниз.

И как по лестнице лианной
По нам девчата вверх идут
Без опоясного тумана,
Без бегемотьих баламут.

Взошли, а выше снова стенка,
И снова обезьяний лаз.
А где же Васька? Где же Венка?
Куда исчезли с наших глаз?

Они уж песни на Свободе
Поют, и ждут, конечно, нас.
Васек тенорит, лирик вроде,
А Венка — это зычный бас.

Еще этап, ход под плитою.
Здесь кедры жмутся о гранит.
И мы набитою тропою
Прошли сквозь этот камень-щит.

Вот и ребята. «Ах вы, черти,
Куда удрали. Ну, держись.
Сейчас полезем к вам. Поверьте,
Без вас чуть-чуть не сорвались».

«Где это?» — Венка усомнился —
«На ровном месте? Ха-ха-ха!
Там бегемот один разбился,
Осталась только требуха».

«А ну, дай ногу со Свободы.
Мы вам покажем, как поют».
И мы, как говорится, сходу
Создали хоровой уют.

Площадка человек на двадцать.
Стена. А где же дальше ход?
Кто не бывал, тому и удивляться,
А мы найдем себе проход.

Пока поем и отдыхаем
И смотрим надпись в сотый раз,
Хотя ее прекрасно знаем,
Привык к ней наш столбовский глаз.

Семь белых букв в рост человека,
На «С» бордовый ободок.
Жандарм ее взял под опеку,
Известки затащил ведро.

Но пролил больше половины
Пока по стенкам лез сюда.
Лишь «С» он забелил. Скотина!
Столбисты стерли. Ерунда!

И букве ободочек дали,
Заглавной сделали назло.
Когда жандармы увидали,
Наверно злилися зело.

Да разве можно на Свободе
Хоть полчаса не посидеть.
У нас всегда здесь отдых в моде.
И вместе с отдыхом — попеть.

На Свободу, боду, боду,
Прямо с ходу, ходу, ходу,
На Свободу, боду, боду
Лезть пытается.

Опояски, яски, яски,
Без опаски, паски, паски,
Опояски, яски, яски
Не гнушается.

И по щели, щели, щели
Еле-еле, еле-еле,
По той щели, щели,
Пробирается.

И залезши, лезши, лезши,
Весь от страха побелевши,
На площадке севши, севши
Улыбается.

Чего мы тут не перепели,
Все было — и мажор, минор.
Минут за двадцать посидели
И любовались видом гор.

Ну, лезем дальше! Ход известный.
Теперь нам в Садик попадать.
И на стене почти отвесной
Ногой в уступчик угадать.

Страховка здесь нужна, конечно,
На всякий случай стереги,
И девочки пойдут беспечно
Ища уступ носком ноги.

Васек засел в пасти гранита,
А я иду девчатам вслед,
Как паж из королевской свиты.
Страховки лучшей в мире нет.

Подшефный если поскользнется,
Да по откосу загремит,
Так не один земли коснется,
С ним вместе ляжет его гид.

И все же шефство помогало
И за полсотни смелых лет
Падений вовсе не бывало.
Свободы Садику привет!

Деревьев мало, в общем пусто,
Зато кой-где из мхов ковер.
Они здесь разрослися густо.
На стенах лишаев убор.

Сама площадка под отвесом.
Вверху конек, и на него
Однажды, соблазненный бесом,
Я вылез напрямик. Ого!

Сначала начал так, как шалость.
Потом в упрямство перешло.
Под верхом призажало малость,
Напряг силенки — и пошло.

Устал, но все же вылез к краю,
Под низ конька, без всяких бед.
Кто лазал до меня? Не знаю,
А после, думаю, что нет.

Обычный ход чрез Двухэтажный.
Почтенный этот камешок.
И ход им здесь какой-то важный;
Подход особый через бок.

Сначала посторонним крошкой,
Прижатым к стенке камешком,
С него на щель и ход немножко
Впритирку, руки вбок — крестом.

И вот в таком распятом виде,
В горизонтали все идут,
Как в древнем крае пирамиды
Египта фресковый маршрут.

Потом по вертикальной щели
Вверх дыбом, на второй этаж,
И опояской канители
Здесь место. Многолетний стаж.

Вот и второй этаж без крыши,
А дальше стенка и сосна
И щель под ней. «Ну, как тут дышит,
Где сок берет себе она?» —

Спросила Инна про сосенку,
Ее ей жалко стало вдруг.
И ветер на одну сторонку
Ей ветви подогнул без рук.

Но я тут успокоил Инну,
Что корни по щели пошли,
Туда, где мох в свою перину
Взял воду снизу от земли.

И мы по стенке под сосенкой
Взбежали на катушкин бок,
За нами, за руки девчонки
Чуть успевали в пляске ног.

Итак, шестерка на катушке.
Вверху народ, внизу народ.
И начиная от верхушки
Туда, где Сарачевский ход.

Вот тут компания от Пасти
Вползает на катушкин низ,
Все в цвет танго, единой масти.
«Все, как один» — у них девиз.

Вот там, с конька, на передаче
Повисли несколько ребят.
У них сейчас свои задачи
Доставить на Пенек девчат.

А вот трио, ползут по щели,
И тоже на катушкин низ,
Но это из другой артели,
Особым ходом пробрались.

Они, минуя Двухэтажный,
Его площадкой обошли.
И вот теперь по щели влажной
Они ползут, как из земли.

И мы, как на большой дороге,
Сидим и смотрим на народ,
Там головы, тут руки, ноги,
И все идет, бежит, ползет.

А вот прыжки с Пенька, с страховкой,
И прямо в гриву, на конек,
Три молодца с большой сноровкой,
За ними — дева-мотылек.

Они, скакнув, промчались мимо,
Скользнули вниз на диво нам.
Вот и попробуй сделать снимок,
Да не успеешь, где же там.

Катушка быстро опустела
И мы вступили на конек.
Теперь и нам взбегать приспело
Откуда делают скачок.

И я с разбега стенкой, боком
Взбежал на щель, на уголок,
И здесь в одно мгновенье ока
Спружинил сверху на пенек.

Отсюда принял по порядку
Сначала, ясно что девчат,
Потом ребятам дал повадку
Залезть по мне без сил затрат.

И через гребень на вершину
Мы вышли все, ну как один,
Размяв на лазах свою спину
Согнав с себя и сон и сплин.

Привет, Второй! Твоей твердыне
Немых гранитов великан
Твоей подоблачной вершине
Привет, столбовский капитан!

И девяносто твоих метров
Тебя на мостик возвели.
Стоишь ты, разрезая ветры,
Кругом гранитов корабли.

И над тайги хребтовым морем
Плывут недвижимо они
С волной зеленою не споря,
Без берегов, вне глубины.

Несутся ветры над тайгою,
Дымит пожар, и ливни льют,
И жар, и холод меж собою
Из за тебя бои ведут.

Но ты с своей высокой башни
Ведешь сквозь бури караван
Уверенный, могучий, властный,
Седой, бывалый капитан.

И мы, с командного помоста,
Смотрели в океан лесов,
Как все тогда нам было просто,
Теперь оно в мечтаньях снов.

«Пойдемте на Площадку духов,
Там посидим, да и айда!
Ведь надо ж вспомнить и о брюхе,
А то с утра в нем пустота». —

Так молвил Кынка. В самом деле,
Ведь мы и шли под «Щю», чтоб есть,
И верно, мы ж с утра не ели,
А будем есть, когда бог весть.

«И нас под „Щей“ заждался Митрий» —
Сказал Васятка. «Да, идем».
«Что слюни распустил? На, вытри» —
Сказал тут Венка — «Не помрем.

А побывать у духов надо,
На лес, на камни посмотреть,
И под Яйцом Орлиным ладом
И посидеть, да и попеть».

Прошлися через всю вершину,
Здесь рос когда-то березняк,
Но вот, напившися в дрезину,
Один столбист поджег. Дурак!

Теперь гола вершина эта,
Кой-где печали деревца
Как будто бы растут без света,
Напоминая мертвеца.

И в темени седом гранита
Бассейны зеркалом блестят,
Они сейчас дождем налиты,
Вот где магнит для всех девчат.

«Давай посмотримся, Анюта!» —
Сказала Инна, сев на край, -
«Ведь тут всего одна минута.
Какие рожи, ай-ай-ай!»

«Да, рожи точно с перепоя», -
Сказал Васятка, сев меж них, -
«Так лопнет зеркало любое,
Особенно из водяных».

«Айда, айда», — погнал всех Кынка.
Он больше всех к котлу спешил
И для него столба вершина
Что обезьянам крокодил.

И там мы на Площадке духов,
Повесив ноги вдаль глядим.
Тишь, благодать. Слыхать как муха
Жужжит. Гранит здесь нелюдим.

Вон Гребень, Митра, Рукавицы,
И потянул на юг хребёт.
Запели «Звездочки» девицы,
Хор подхватил. Теперь пойдет.

А там внизу под Архиерейской
Нас слушал старый Никодим.
И с песней светскою, житейской
Он позабыл кадильный дым.

Теперь в Гнездо с Площадки духов.
По уголку вползли на бровь,
Забыв некормленое брюхо
Под крики «Солнце и любовь».

В Гнезде Орлином посидели
Не больше десяти минут,
Чуть помурлыкали, попели,
Часы спешат, часы не ждут.

И нам пора сниматься с места,
Да вот помехою Яйцо.
Ведь надо ж на него залезти,
На плечи раз и лоп-цо-цо.

Ну и Яичко, бог с тобою,
Не меньше как на двадцать тонн.
И здесь в гнезде без перебою
Оно лежит веков спокон.

Ну, ладно! Прыг с Яйца к конечку.
Ох, и хитер конечек здесь,
Тут лазу б можно ставить точку,
А кто ж пойдет Яйцо облезть.

И над откосом по карнизу
Едва заметному идем,
Вот загреметь, достанешь низу.
Но нам покамест что везет.

И друг за другом все вылазим
Из-за Орлиного яйца.
Теперь уж все, во всяком разе
Долазались здесь до конца.

И вновь шестерка на вершине.
Теперь уже обратный путь.
Усталость? Нет ее в помине.
Сползем, соскочим как-нибудь.

А вид с вершины расчудесный,
За горизонт ушли хребты,
И Енисей там, в щеках тесных
Плывет в величьи красоты.

Там горы дальней Маны тают —
Они совсем, совсем как дым,
И облака их обнимают
Холодным маревом своим.

А там, на северо-востоке,
Лежит хребтина Абатак,
И сопки купол чернобокий
Под тучей, погруженный в мрак.

И город видим мы отсюда,
Он весь купается в дымах,
И Енисей видать не худо,
Спокойный в тихих островах.

А здесь тайга и горы, горы,
По ним граниты — корабли,
Какая мощь лесов просторных
Столбовской каменной земли.

А Первый, ну не столб, а чудо,
Какие камни! Кто их слил?
Кто эти каменные груды
Как в пирамиде уложил?

Как всадник на коне игривом,
Ему зашпоривши бока,
С хребта сползает торопливо
Туда, где Енисей-река.

В движеньи все. Одно стремленье
Туда, на Лалетинский ход,
Что быстрота реки теченья,
Что глубина стремящих вод.

Куда он едет так далеко,
Зачем тайгу кидает он,
Иль волею судьбы жестокой
Всеразрушающий закон

Его зовет с хребта вершины
Как позовет и нас туда,
И нам в той песне лебединой
Столбы погаснут навсегда.

Пока ж — столбим, поем и любим,
И веселит наш взор земля.
Мы у Столбов бродяжить будем,
Столбам и воле — «Тра-ля-ля!»

И с Первого нам отдалося,
И кто-то тоже крикнул там,
И эхо быстро разнеслося
По всем окраинным Столбам.

И вмиг Столбы на перекличке,
И воздух точно говорит,
И эхо, точно перемычкой,
Связало весь тайги гранит.

А мы ползем себе с вершины
По гребешечку на Пенек,
По опояске Анну, Инну
Спускаем быстро на конек.

И сами прыгнули туда же.
Какой красивый здесь прыжок,
Особенно когда приляжешь
Для наблюденья под конек.

Вот и катушка, как паркета
На ней натертый пол блестит.
Ведь в лазах здесь за многи лета
Отшлифовал столбист гранит.

А что? Пройдет еще полвека
И будет зеркалом блестеть
И трудно будет человеку
На этом месте усидеть.

Пора подумать об обутках,
Которые не трут камней,
И под столбом иметь без шуток
Пар тридцать ношеных лаптей.

Вот номер будет, ребятишки,
Какая мысль мне в ум пришла.
И я сказал об этом Ишке,
Та чуть ли не с ума сошла —

«Вот камень пожалел; скажите,
А обувь нашу так не жаль?
Нет, уж коль так, то прикажите
Мне выдать мяконькую шаль,

Чтоб я в той шаличке лежала
И отдыхала на камнях,
И камни те собой не мяла
На всех изнеженных Столбах».

И тут сползли мы вниз с катушки,
По уголку на Галин сад.
Где под навесом камня чушки
Давно безвыходно стоят.

Попали в Садик, а отсюда
Пошли Качалки покачать.
И я сказал: " А ведь не худо
На Галю просто забежать.

Кто за, кто против предложенья?"
Меня лишь Венка поддержал.
Ведь после вспомнишь с сожаленьем,
Визит, мол, Гале не отдал.

Решились все ж и поднырнули
Под качкий чудо-камень тот,
И друг за другом потянули
От камешка на Галин ход.

На высоте за сорок метров
Площадка огибает бок,
Она почти всегда на ветре;
Чем дальше — уже и чулок.

И в высоту чем дальше — ниже,
Сначала во весь рост идешь,
А после, где к носку поближе
На четвереньки — и ползешь.

И мы идем по ней как тени,
Наверх — стена, на низ — отвес,
И там, в разбросанных каменьях
Глядит на нас щетиной лес.

Но наши головы не кружат
И мы глядим и вверх и вниз.
А ноги? Эти с камнем дружат,
Что им, отчаянным, карниз.

Я первый в край площадки вылез,
Засел, и жду своих ребят.
Вот и они в чулок набились
И, свесив ноги, все сидят.

Внизу напротив нас площадка,
Мы на нее сейчас глядим,
Тому назад за пять десятков
На ней был старый Никодим.

И в нашем здесь воображеньи
Там под площадкой его лик
Сухой, больной, изнеможенный,
Немой, загадочный старик.

Там, за площадкой стенкой Гребень
Из сдавленных гранитных плит,
Как будто кто нарочно в щебень
Разбил и округлил гранит.

А вон вверху Площадка духов
Где песни распевал наш хор,
И Кынкино урчало брюхо,
Что не поело до сих пор.

Хоть здесь и хорошо на Гале,
Но надо ж наконец идти,
А то кишки уж запищали
Ведь время около шести.

И в самом деле, уж пол суток
Как свой покинули очаг
И наш обиженный желудок
Пустой, как будто натощак.

Теперь разгрузка из чулочка
Опять ползком, опять бочком.
Здесь первой на ходу Инночка,
Последний я у всех хвостом.

И снова двигаются тени
Назад вдоль каменной стены,
И пред Качалкой на колени
Встают, как молятся они.

И снова в Галином садочке,
Как широка площадка тут,
И Галин, скобкой ободочек
Пред нею просто лилипут.

Отсюда старый ход к вершине
И без катушки, без конька,
По ставленой вверх деревине
И по зарубкам, по сучкам.

Так лазали столбизма деды,
То были первые шаги.
И первые земли победы
Посредством рубленой слеги.

Да и костюм то был старинный
У наших лазящих дедов:
Сапог при голенище длинном,
При море плисовых штанов.

Рубаха тоже, слава богу,
Чуть-чуть не до колен она.
Вот и ищи в камнях дорогу,
Особенно где есть она.

Веревка дедов выручала,
Она вязалась на верхах
И всех она собой таскала
На тех обставленных ходах.

Теперь не то, все изменилось.
Исчезли дерева с ходов,
Веревки раньше износились,
Уйдя в предание веков.

И только чудо-опояска
Осталась в помощь иногда,
По ней кой-где для безопаски
Крепятся трудные хода.

Галоши выползли на сцену
И стал не сказочным отвес.
Они создали перемену
И на стену столбист полез.

Мы поколенье в переходе,
Костюмы дедов не нужны.
В них нет полета, нет свободы
При виде каменной стены.

Что будет здесь на этих стенах
Ну, скажем, через сотню лет?
Наверно б кровь застыла в венах
Когда б сейчас вот посмотреть.

Пойдут не только по отвесам
Найдя присос в исканьи том,
А будут лазать под навесом
Как мухи там под потолком.

Зачем тогда столбистам ходы?
К Свободе с Гали по прямой.
Но для того ведь надо годы,
Ну, а пока вперед! Домой.

Пройдя садок сползли мы к низу
И забрели уже в лоток.
Отсюда малость по карнизу
И вбок скачок, на гребешок.

Не все скакнуть здесь пожелали
И вниз пробравшись в Коридор
Им на другой конец промчали
Срывая юности задор.

Здесь вверх поднялись по карманам
И вышли все на общий ход.
Да, коридорчик без обмана
Размытый прохожденьем вод.

Теперь с окраинной площадки
Пойдем на Сарачевку вниз
Как по ступенькам, камням гладким,
В щелях здесь корни разрослись.

И тянутся они змеею,
А чьи они — не разобрать,
Деревьев нет, сами ж собою
Как смогут так существовать.

Ну, нет, так были, пни ж остались
И близко кедрочки растут.
А мы никак не догадались
Когда прохаживались тут.

Вот мы уже у Сарачевки.
Земля! Земля внизу кругом.
Здесь мы прыжком особо ловким
Покончим лазы на Втором.

Но тише! Здесь не торопиться!
Уверенный, спокойный шаг,
Чтоб нАвеки не подружиться
С родной землей. Бывает так.

Здесь так однажды и случилось
И камни помнят день и год,
Когда скакнув с плиты разбилась
Та, имя чье взял этот ход.

Вот и плита к стене склонилась,
Взгрустнула видно о былом,
И в памяти закопошилось
Все то, что было здесь потом.

Молва ж сказала — злое дело,
Толкнул из ревности с плиты
Один непризнанный, несмелый
Поклонник девушки разрушившей мечты.

Не знаю, так ли было это,
Всегда ль роман, где красота,
Но все прошло, все утонуло в Лете.
Остались лишь площадка и плита.

Я первым прыгнул на площадку
И принял на руки девчат,
Чтоб камень тот коварно-гладкий
Их не позвал бы вниз под скат.

Как мы девчат своих любили,
Оберегали на лазах,
В тайге мы рыцарями слыли,
За совесть, дружбу, не за страх.

Земля! Земля! Какая радость
К тебе с камней спуститься вновь,
Оставив там полетов сладость
И риск отвесов и коньков.

И как не хороши откосы
Над тихой пристанью земли
Мы землю ждем, как ждут матросы,
Как ищут гавань корабли.

Как в море, так и на гранитах
Судьбы не знаемы пути
И от вершин к пучинам скрытым
Не всем завещано дойти.

Иди ж вперед, не жди решенья
Судьбы загадочной всегда
Раз на пути того решенья
Горит бродяжная звезда.

Верь только ей, тебе светящей,
Зовущей, манящей во мгле.
Там на камнях орлом парящей,
Приветливой и тихой на земле.

16.04.44