Его принесли к нам в маленькой корзинке, с какими обычно ходят по грибы, вместе с приданым — бутылочкой молока и соской. Наверное, ему было тогда не больше одного-двух дней от роду.

Весь он, казалось, состоял из ножек — необыкновенно длинных, тонких, которые беспомощно разъезжались на гладкой поверхности пола, — огромных подвижных ушей и глаз — больших, блестящих, с густыми, загнутыми ресницами. Ножки, уши и глаза... А хвостик? Хвостика не было совсем. У косуль хвостиков не бывает.

Сам ярко-рыженький, с белыми пятнышками по всему телу, весёлыми, как солнечные зайчики, а глаза, носик и копытца — чёрные.

Совсем ещё малыш, он был трогательно бесстрашен (как всякий здоровый ребёнок) и доверчиво принял наши заботы. Соска оказалась не нужна. Косулёнок отлично пил молоко прямо из блюдечка. Захлёбывался от торопливости, брыкал ножками и требовал ещё. Аппетит у него был отличный, и вообще он вовсе не казался угнетённым разлукой с матерью.

Уже на вторые сутки он стал бегать за нами, как маленькая длинноногая собачка.

Назвали его Таныш. «Таныш» по-тувински — «дружок». Скоро он уже отлично знал своё имя и послушно прибегал на зов.

Мы стали брать его с собой в тайгу. Первое время Таныш быстро уставал. Часто значительную часть пути мне приходилось нести его на руках. Маленькие ножки не справлялись с большими расстояниями. Постепенно наш питомец окреп. Вместе с нашими «рыжиками» (двумя небольшими собачками — Тымоем и Ю) он всюду сопровождал нас в наших экскурсиях.

Несколько раз мы едва не потеряли его в лесу. Заляжет где-нибудь в траве и лежит тихо-тихо, не отзываясь на наши призывы. Шкурка в пятнышках, и на траве повсюду светлые солнечные зайчики. Пройдёшь рядом — и не заметишь. Так он мог лежать очень долго. Но как только видел, что мы на самом деле собирались уходить, вскакивал и с жалобным писком бежал за нами.

С «рыжиками» — Тымоем и Ю — Таныш жил в полной дружбе. Отлично уживался он и с маленькой серой кошечкой Кисаной, которая нередко вылизывала его шкурку вместе с мягкими шкурками собственных котят. Наша пегая монгольская лошадка Горбунок также пользовалась доверием Таныша. Он бесстрашно лазил у неё под грудью.

Однажды осенью, когда Таныш уже сменил свою пёструю детскую шкурку на серовато-бурый зимний мех взрослой косули, в посёлок заповедника, где мы жили, случайно забежала чужая собака. Собака зачуяла запах косули, пошла по её следу.

Я бежала со всех ног на помощь к Танышу, но меня опередил маленький Ю. Ощетинясь, кинулся наш «рыжик» между чужой собакой и козликом. Большой пёс заколебался, отступил, и в это время подбежала я.

А Таныш? Таныш, из-за которого поднялся весь переполох, стоял и, насторожив уши, любопытно рассматривал незнакомого пса, даже не думая удирать. Он ведь вырос с нашими «рыжиками», нередко ел с ними из одной чашки. Собаки никогда не были для него врагами.

Нас уверяли, что, став взрослым, Таныщ обязательно уйдёт от нас. Но наступила зима, пришло время, когда косули откочёвывают из горной тайги на малоснежные склоны предгорий, а Таныш всё ещё оставался с нами.

По-прежнему неизменно сопровождал он нас во всех наших экскурсиях.

Когда снег в тайге достиг полуметровой высоты, трудно пришлось бедняге. Нередко, бредя по следу наших широких охотничьих лыж, Таныш вдруг по шею проваливался в рыхлый сугроб. Раздувая ноздри, отпыхиваясь, пролежит несколько минут, рванётся, выбросит ножки на край сугроба; прыгнет — опять провалится... И так до бесконечности.

Живя с нами, он привык есть всё: хлеб, картошку, овёс. Ел сахар, конфеты. Особенно же полюбил мясной суп с рожками или с вермишелью.

Весной косули, как и все другие звери в это время, линяют. Начал и Таныш перелинивать в летний рыжий мех. Рожки у него окостенели, он стал раздражительным, нервным.

Заповедник «Столбы» посещают тысячи туристов. Скоро наш Таныш приобрёл всеобщую известность.

В выходные дни козлику нередко крепко досаждали посетители. Шумной пёстрой толпой приходили «в гости к Танышу» девушки-столбистки — полюбоваться, поахать и погладить его мягкую шкурку. Фотографы-любители затевали настоящую «охоту за диким козлом», фотографируя Таныша во всех видах аппаратами всех систем. Обычно Таныш некоторое время терпел щёлканье их аппаратов. Потом внезапно терпение его истощалось. Прижав уши, зло скосив глаза, он так стремительно атаковывал фотоохотников, что тем не оставалось ничего другого, как обратиться в постыдное бегство.

Когда стаял в тайге последний сугроб и на полянах поднялись высокие сочные травы, мы решили, что настало время разлуки с Танышем.

Наш козлик начал заметно отбиваться от дома. Всё чаще теперь он бродил по тайге совсем один, перестал прибегать на зов и редко уже сопровождал нас на экскурсиях. У него началась своя собственная, отдельная от нас жизнь.

Об этой жизни в тайге, вдали от людей, мы могли только догадываться.

Время от времени он всё же наведывался домой, с жадностью съедал предложенные ему лакомства и заваливался спать. Спал он всегда на полу, возле нашей кровати, как собака, раскинув длинные ноги, положив на бок голову... Отдыхал в родном доме после скитаний по тайге.

Однажды его не было целых пять дней. Конец- решили мы.

Тайга цвела. Осыпанные белым снегом цветов стояли черёмухи. В пёстрый благоухающий ковёр превратились лесные поляны и горные склоны. Не смолкал от восхода до заката звонкий птичий хор...

Как-то с обоими «рыжиками» и нашим пегим Горбунком мы далеко забрели в тайгу.

Сумерки застали нас километрах в трёх от дома. Горбунок, потряхивая короткой гривкой, шёл ленивым шагом, то и дело хватая зубами сочные травы. Тымой и Ю рыскали где-то по сторонам тропинки. Я шла пешком позади Горбунка, собирая букет душистых лесных цветов.

Сказочно хорош был лес. И мне вдруг пришло в голову, что где-то здесь, наверное, бродит сейчас наш Таныш.

— Таныш, Таныш, Таныш! — звала я.

А лесное эхо звонко откликалось нам. Взлетела вспугнутая нашим криком птица, и вдруг, залаяв, кинулись вперёд по тропе наши «рыжики».

Что это? Так только в сказках случается! Глянула я влево и вижу: в каких-нибудь десяти шагах от нас, на цветущей лесной опушке, стоит по колени в ярких цветах дикий козлик. Насторожил большие уши, откинул голову с молодыми, ещё неветвистыми рожками, а кончик на правом роге загнут, как у нашего Таныша.

Собаки с лаем промчались мимо — за кем-то гонятся. А он не шелохнулся. Стоит и смотрит на нас. Потом тихонько подошёл ко мне...

Пять дней бродил он в тайге далеко от дома, а встретился с нами так, словно мы расстались только вчера.

Сумерки совсем уже сгустились, когда мы наконец двинулись дальше: всё никак не могли расстаться с Танышем. Ведь мы были уверены, что видим его в последний раз.

Разошлись наши дороги. Вольной лесной жизнью зажил наш козлик, и не пойдёт он больше по нашему следу, как бывало прежде...

— Прощай, Таныш! Будь счастлив! — говорю я, а сама всё глажу и глажу его рыжую шкурку.

А он тряхнул ушами: что, мол, пристаёшь? Повернулся и пошёл себе по цветущей полянке прочь от нас...

— Ну, всё, — сказала я, вздохнув, — поехали.

Молча, нехотя двинулись мы от этого места. Сомкнулись позади густые зелёные ветки деревьев, и за капризным изгибом лесной тропинки скрылась из глаз знакомая фигурка бредущего по цветам козлика.

Прощай, Таныш! Прощай навсегда!

Но что это? Шелохнулась ветка сбоку тропинки, стукнуло о землю копытце. Широкими лёгкими прыжками, закинув на спину рогатую головку, догонял нас Таныш.

Таныш живёт у нас и теперь. Летом он часто уходил и не возвращался домой по нескольку суток. Бродил где-то далеко в лесу — верно, всё искал своих. Но, должно быть, не очень-то приняли его в свою компанию дикие косули и подружки себе так и не удалось ему найти. А когда пожелтели в лесу травы и облетел лист с деревьев, Таныш окончательно вернулся к нам.

Здесь всё привычно. Здесь так вкусно кормят, ласкают, а самое главное — здесь не страшно. Можно спать, раскинув ноги, уронив на бок отяжелевшую голову, спать крепко-крепко, как никогда не спят дикие животные.

Очень уверен в нас Таныш. И мы никогда не обманем это доверие.

Так хорошо, когда такое вот дикое лесное существо видит в тебе друга!

Публикуется по книге.
Е.Крутовская. Лоська.
Издательство «Детская литература», 1965

Материал предоставил Б.Н.Абрамов