Курылев Владимир Хрисанфович

Курылев В.Х.  Моим дорогим «Столбам»

Утро на Столбах

Серый камень, темный камень,
Грандиозные утесы,
Зорь восхода яркий пламень
И серебряные росы.

Кудри влажные тумана,
Звон ручьев, тайги прохлада,
Шум проснувшегося стана,
Дню дерзаний серенада.

Солнце, солнце!.. И к вершинам
Великанов молчаливых
По карнизам, по теснинам,
Где нет места для трусливых -

Разноцветной вереницей,
Вереницей ярко-пестрой,
С песней легкою, как птица,
С шуткой дружеской и острой

Пробираются столбисты.
Лезут быстро, лезут ловко,
Силой пусть не все казисты,
Но зато у всех сноровка.

Шаг еще, — и вот вершина.
И открылась даль какая!..
Утра блеск, а там в лощине
Сладко дремлет сумрак синий.
Здравствуй, мать, земля родная!

Цыпа

Глянешь издали на «Цыпу», —
Воробей сидит малютка,
А вблизи — такая глыба,
Что ей-богу станет жутко.

Вот попробуй-ка забраться
На бока ее крутые.
Говоришь: «Не стоит браться,
Лезть туда, — мечты пустые».

Но не чудом же поставлен
Флаг на темена «Цыпленка»
Кто-то должен быть прославлен,
Возвеличен песней звонкой.

Песней той мы будем славить
Силу, ловкость и отвагу.
К ним в передний ряд добавить
Нужно верность и присягу

Дружбе истинных столбистов,
Дружбе, кованой годами,
Как родник такой же чистой
И не сказанной словами,

Эта дружба помогает
Брать успешно лаз опасный,
Эта дружба согревает
Без костра в ночи ненастной.

И она, прогнав сомненья,
Вновь зовет в поход с рассветом,
В ней источник вдохновенья,
Ключ к бесстрашью и победам.

Китайская стенка

Доисторическим чудовищным драконом
Она ползет все ввысь, да ввысь.
По всем известным нам проверенным законам,
Она лишь миф... В тревоге бьется мысль.

Фантасмагория... Да, миф, а не реальность.
Ее сородичей давно уж нет в живых,
Мильоны лет, — какая ж эта дальность,
Прошли с времен исчезновенья их.

Но ты, дракон с иззубренной хребтиной,
Как ты дошел, дожил до наших дней?
Паришь ты царственно над Моховой долиной
Живое существо из неживых камней.

Сторожевой

Надвинув каменную кепку,
Меж двух распадков на пригорке,
Под грузом лет сутулясь крепко
Ты вдаль глядишь извечно зорко.

Ты сторожишь покой «Дракона»,
Окрест цветущие долины
И грозной «Цыпы» бастионы,
И Такмаковские седины.

Ты сторожишь... Но с каждым годом
Все ускоряя шаг и бег
В твои владения походом
Идет недобрый человек.

Тот человек, что святость губит,
Ломая варварски кусты,
Кто рушит скалы, сосны рубит
И топчет нежные цветы.

Кто будит горы дерзким свистом,
Кто жжет чистилища — костры,
Тот, кто зовет себя столбистом,
Хоть до столбиста три версты.

Ты помощь ждешь... Придут когда же
Те люди, словно из мечты,
Как ты, стоящие на страже
Земной бесценной красоты.

Звенит тайга то светлым шумом,
То в ней лютует непогода,
Ты смотришь вдаль, и долгим думам
Все нет конца, все нет исхода.

Малому Беркуту

Каменный «Беркут», — могучая птица,
Взмахнуть бы крылами, да в небо подняться.
В выси бескрайней точкой бы скрыться,
С встречными ветрами грудью сражаться.

Каким чародеем ты был околдован,
За что он тебя превратил в изваянье?
О, если б я мог сбить коварства оковы,
Вернуть тебе снова свободы дыханье.

Ермак

Скульптор природа в скале сиенита
Высекла бюст Ермака.
Стоит он высоко, свободно, открыто,
Над ним прошумели века.

Широкий в плечах, дороден, спокоен,
Окладно лежит борода,
По-богатырски весь сложен и скроен, —
Для ратного, видно, труда.

Любуюсь я им и все вспоминаю, —
Мне с детства знаком этот лик, —
Где видел его? Мозги напрягаю,
Хоть проблеск бы вспыхнул на миг.

И вспомнил однажды: в покореньи Сибири,
Где сечью ты правишь, Ермак.
Тебя воссоздал во всей мощи и шири
Наш гений земляк.

 

***

Бородочек, Бородок,
Скалка-невеличка,
Кто же так тебя нарек,
Дал такую кличку?

Ты и впрямь, как бородок
В небо устремился, -
Вот виток, второй виток
С первым крепко слился.

И застыли так навек
Близнецы — обводы,
Подивись-ка, человек,
Мастерству природы.

***

Кто бывал на Калтате, тот его не забудет,
Не забудет его никогда и нигде.
Колокольни и башни вечно помнить тот будет,
И грустить будет тот о калтатской воде.

 

***

Здравствуй, Манская стенка,
Здравствуй, Манская баба!
Принимайте поклон от соседа.
Путь немалый я сделал
По горам и ухабам,
Я привет я принес
От мыслителя Деда.

Ты о чем призадумалась, Манская баба,
Как живая, мне мнится, вздыхаешь.
Вспоминаешь о прошлом,
Или в памяти держится слабо
Отдаленное время, и его ты уже забываешь?

Я стою перед вами, пигмей я и только,
Зря пытаюсь проникнуть в былые эпохи,
Лучше вы расскажите
Несметных столетий промчалося сколько
С той поры, как создали вас древние боги.

 

***

Эх, когда б мне отпуск... Помечтать ведь можно,
Я б махнул далеко, нет совсем не в Сочи,
Я б пошел в Саяны по тропе таежной,
У костра под кедром коротал бы ночи.

 

***

Хмур, невесел Такмак,
Тучей темя повил.
Страшно больно, но так -
Он Кизяма убил.

«Ой, Кизям, мой Кизям,
Мой единственный сын!
Твой убийца я сам,
Я в ответе один.

Я остался страдать,
Мне не мил белый свет,
Жизнь к чему продолжать
Раз Кизяма в ней нет».

Глухо плачет отец
Над Кизямом своим,
В сердце тяжкий свинец,
Уголь, пепел, да дым.

Стонет грозный Такмак,
Как уйти от тоски
Сворой злобных собак,
Рвущей грудь на куски.

И от горечи той
Камнем серым он стал,
Стал холодной скалой
И навек замолчал.

А все слезы слились
В чистый, светлый родник...
Тыщи лет пронеслись,
Но души скорбный крик

В говорливой струе
Не утихнет никак,
Словно в каменном сне
Все тоскует Такмак.

***

На «Оленьей лужайке» мы встретимся снова
И пойдем Каштаковской тропой на «Столбы».
Мир волшебный, как прежде, обнять ты готова,
И как прежде добра и приветлива ты.

Милый друг! Много лет прошумело над нами,
Поседела твоя и моя голова,
Но «Столбы» нас зовут, живем мы «Столбами»
Не расскажут о том никакие слова.

Посидим на «Видовке», былое вспомянем
И о братстве столбовском тихонько споем,
И как будто моложе и лучше мы станем,
И сольются два сердца в порыве одном.

 

Ветер с гор

Весенний ветер с гор Куйсумских
Сегодня в город залетел,
О днях грядущих, днях июньских
Он песню первую пропел.

И вновь манящею тревогой
Мечта мне сердце обожгла
И не спрося хозяйкой строгой,
К Базайским дивам повела.

...Уже иду я по Калтату
Тенистой радостной тропой
И из жарков ковер богатый
Лежит, бежит передо мной.

И скал задумчивые выси
Опять душе восторг дарят,
Они времен древнейших мысли
Как драгоценный дар хранят.

А вот Сынжул, Намурт и много
Еще глухих заветных мест,
Там гнус воинствует жестоко,
Но верю я: меня не съест.

Я рвусь в тайгу, в ее хоромы,
В смолистый солнечный шатер,
Мне не сидится больше дома,
А виноват в том, — ветер с гор.

 

Деду

Поведай мне, поведай, «Дед», —
Природы строгое ваянье,
Какие тайны и дерзанья,
Каких давно минувших лет

Таишь в молчаньи ты суровом?
Скажи, ответь, обмолвись словом.
Какие грозы бушевали
Вокруг тебя и над тобой,

Как изменялся лик земной,
Как из пучин хребты вставали?
Ты видел жизни обновленье,
Существ разумных появленье...

Ответь же мне, холодный камень,
Быть может, предок мой бывал
Под сводом этих дивных скал
И добывал здесь треньем пламень?

Но исполинский сиенит,
Объятый думами, молчит.

***

Иду, как прежде, Каштаком,
Иду к Столбам дорогой пота,
Вот только годы рюкзаком
На плечи давят до ломоты.

Но все же я иду-бреду,
Мне все здесь ведомо, как дома,
Сейчас родник в траве найду,
Звенит он робко и знакомо.

И пусть далек и труден путь,
Пусть будут часты остановки,
Зато смогу я отдохнуть
На камнях солнечной «Видовки».

Смогу опять увидеть даль
Родной тайги, простор скалистый,
И пота мне совсем не жаль,
И даже мил Каштак тернистый.

 

***

Кузьмичева поляна, Кузьмичева поляна,
Как ты мила мне, как хороша...
Выхожу из избушки, совсем еще рано
И поет и ликует от счастья душа.

Над Базайской долиной клубятся туманы,
В полусонной траве серебрится роса
И везде над тобой, Кузьмичева поляна,
Птиц, встречающих солнце, звенят голоса.

Я к «Видовке» иду по мягкой тропинке,
Что бежит предо мною то прямо, то вкривь,
Обнимают мне ноги цветы и травинки,
Я иду поглядеть на таежную дивь.

Я иду любоваться величьем «Дракона»,
Я иду созерцать круг-Калтатскую ширь,
Я иду, чтоб взглянуть как над кручею склона
Вознеслись Колокольни — из скал монастырь.

Я знаю: поблизости бродят олени,
Повсюду следы их приметные есть,
Лес полон прохлады, света и тени,
Лесных ароматов же просто не счесть.

 

***

В 1919 г., в период разгула колчаковщины
на скале Большой Беркут неизвестным
смельчаком-скалолазом был водружен
красный флаг

Кто тот таинственный смельчак,
Что Беркут-камень покорил
И на вершине алый флаг
На страх тиранам водрузил.

Пришли толпой к скале враги
С приказом кратким: «Флаг убрать!
Порвать, изрезать на куски,
Сожженью полному предать!»

Но слаб душой и телом враг, -
К вершине хода трусам нет
И реет гордо красный флаг,
Как символ зреющих побед.

В бессильной злобе беляки
У неприступности стоят,
Молчат, присохли языки,
В глаза друг другу не глядят.

И раздается вновь приказ:
— Немедля флаг совдепский снять!
Коль недоступен трудный лаз,
По древу хрупкому стрелять...

Раздался залп, за ним другой, — 
Поник к вершине тонкий шест,
Но почему же под скалой
Уныньем веет от торжеств?

Там каждый думает казак:
«Не так уж трудно метким быть,
Но вот того, кто ставил флаг
Нам никогда не победить».

 

Развалы

Мрачные черные скалы
На диком, угрюмом хребте, -
Это застыли «Развалы»
В зловещей, немой красоте.

Там грозные выси и кручи
Покрыты замшелой тайгой,
Колодник в ней цепкий, колючий,
Заросший кипреем-травой.

Там властвуют звери и духи,
Там сонмище гнуса звенит,
Нет там ли колдуньи-старухи
Избушка в трущобе стоит?

Не леший ли в час полуночный
Кричит и хохочет в камнях,
Не тени ли жизней порочных
Метутся на мягких крылах.

***

На далеком прекрасном Алтае
Ты грустишь, о «Столбах» вспоминая.
Ты грустишь о Калтате любимом,
Никогда и ни с чем несравнимым.

И Такмак неприступной стеною
Очень часто встает пред тобою.
Хороша и светла нынче осень,
Так заманчива горная просинь,

Где задумались камни-останцы,
Где осина трепещет багрянцем,
Воздух, где невесомый хрустальный
Призывает к экскурсии дальней.

Вот сейчас бы туда прогуляться,
С миром солнечным крепко обняться,
Полежать на листве золотистой,
Освежиться струею игристой,

Подышать бы тайги ароматом, -
И чтоб были с тобою мы рядом.

 

***

Такмак громадой многоглавой
Вознесся гордо над тайгой.
На нем следы столбистской славы,
Идущей к выси голубой.

Она брала его твердыни,
Борясь за каждый новый шаг,
И в знак победы на вершине
Установила алый флаг.

декабрь 1988 г.

Автор →
Владелец →
Предоставлено →
Курылев Владимир Хрисанфович
Абрамов Борис Николаевич
Абрамов Борис Николаевич

Другие записи

Австрийский барак
К западу от Второго Столба, приблизительно в том месте, где теперь находится Столбовский городок с его домиками для посетителей и научными работниками, в 1919 году был построен барак силами военнопленных австрийских офицеров, заготовлявших здесь дрова для городского хозяйства. После войны 1914-1917 годов военнопленные еще долго оставались...
Ветер душ. Глава 26
Делать, в общем-то, нечего. Безнадежно жужжат родители. Приводят благочестивые примеры труда однокашников. Ирина конкретно готовится к экзаменам, чего-то суетится в политех друг Журбин. Ты — просто трус, утверждают сестра и предки. А вот не хочется. Ну ни как. Бегать по поликлиникам и собирать кипы справок о телесном и душевном здоровье. Объяснять про рабочий...
Достопримечательные места Красноярска и его окрестностей
Моховой лог В один из ясных погожих дней выйдем в небольшой однодневный или двухдневный поход в район Мохового лога, что отстоит в километре-двух от конечной автобусной стоянки в Базаихе. Разбить бивуак можно километрах в полутора-двух от устья веселой быстроструйной речки...
Бессребреник (из воспоминаний)
Старейший художник-красноярец Дмитрий Иннокентьевич Каратанов был редкостным бессребреником. В годы Великой Отечественной войны жил он одиноко в маленькой комнате, заваленной холстами и «обставленной» длинным кухонным столом, жесткой кроватью и двумя топорными стульями. Обедать ходил в столовую, а утром и вечером пил крепчайший чай с «пайковым» хлебом и сахаром вприкуску. Заботы...
Обратная связь