Из прошлого Красноярского заповедника

А.Л.Яворский. С гравюры В.Мешкова Имя Александра Леопольдовича Яворского долгие годы было под запретом. С 1937 г. нес он на себе клеймо печально знаменитой 58-й статьи. Даже в 1960 году, когда он был уже давно реабилитирован и «Красноярский комсомолец» посвятил целую страницу 35-летию создания заповедника, — о первом директоре Столбов не было написано ни слова. А ведь в это время Яворский жил в Красноярске, работал на Столбах, занимался исследованиями, и все его прекрасно знали. Но в то же время этого человека как бы не существовало, и его научная деятельность была известна только узкому кругу специалистов.

В 1971 году в восьмом выпуске «Трудов красноярского государственного заповедника» было опубликовано его исследование, посвященное трутовым грибам, паразитирующим на древесной растительности. Одним из видов таких грибов является чага, известная любому горожанину, хоть раз бывшему в лесу. В своем исследовании Яворский приводит 68 видов трутовых грибов, обнаруженных им на Столбах, и дает сведения по их экологии.

Но я ничего не понимаю в науке о грибах — исследование привлекло мое внимание совершенно другим. В предисловии Яворский пишет:

«...Материалом для работы послужили сборы трутовых грибов с 1916 по 1937 гг. и с 1947 по 1948 гг.»

Вот эти две строчки — единственный намек Яворского на свою судьбу: с 1937 по 1947 год он сидел в Вятлаге, обвиненный в контрреволюционной деятельности, шпионаже и еще бог знает в чем. Вернувшись из лагеря, он успел год поработать над своей темой, а затем снова на 5 лет был отправлен в ссылку в Сухобузимский район. Вернулся в Красноярск Александр Леопольдович 65-летним стариком. Через два года его официально реабилитировали.

Вот эта фраза из работы Яворского натолкнула меня на мысль рассказать... нет, не биографию ученого, а лишь некоторые эпизоды его жизни. Возможно, они в какой-то степени прольют свет и на историю Красноярска того времени.

...Итак, когда Саше исполнилось девять лет, семья Яворских переехала из Енисейска в Красноярск. Воспоминания Яворского о той поре наполнены живыми эпизодами, рисующими быт и нравы красноярцев конца XIX — начала XX века. Например, драки качинских парней с закачинскими. Они происходили каждую неделю на Часовенной горе, нередко сопровождались увечьями и даже гибелью кого-либо из участников. Чтобы прекратить побоища, приходилось вызывать конных казаков или пожарную команду.

Вспоминает Яворский и акцизного чиновника Тимофея Николаевича Сайлотова — сына декабриста Николая Александровича Крюкова и татарки Марфы Дмитриевны Сайлот. Это был дородный седобородый старик, запомнившийся маленькому Саше великолепной игрой на гитаре. В бытность свою в Минусинске Сайлотов помогал Мартьянову создавать его знаменитый музей.

Но конечно же, больше всего его поразили и покорили на всю жизнь Столбы. Столбами Яворский «заболел» с детства. Он стал их историком, летописцем и в конце концов — исследователем. Вот как он описывает зарождение первых стоянок на Столбах:

"...В каньон реки Моховой любили приходить многие красноярцы и, конечно, компаниями. Один из таких любителей природы, Николай Иванович Суслов, охотясь на рябчиков, вздумал пойти по реке Лалетиной. С ружьем он добрался до вершины речки и был поражен причудливым нагромождением камней, уходящих вдаль. В городе, на работе в губернском управлении, Суслов поделился открытием со своим сослуживцем Александром Семеновичем Чернышевым. На следующей неделе они вместе пошли к скалам и сделались их постоянными посетителями. Свою стоянку они основали у пещеры Развала, который первооткрыватели назвали Первым Столбом. Так с 1885 по 1889 год они и прожили в этом районе.

По следам Чернышева и Суслова устремились и другие горожане. И первооткрыватели перенесли стоянку ко Второму, а затем и к Третьему Столбу. Так все дальше и дальше осваивался горожанами будущий заповедник. Попасть туда в те времена было непросто. Вначале — переправа на плашкоуте через Енисей, затем — пять верст по степи до Торгашино. Далее — от кладбища три-четыре версты на вершину горы и спуститься по южному склону Куйсумского хребта к Базаихе. А там уже каких-нибудь 10 верст — и вы на месте. Отсюда разбредались кто куда: одни с удочкой шли ловить хариуса, другие — выслеживали рябчиков. Кто пооборотистее — приезжали на телегах, охотились за козами. В основном же шли за грибами и черникой.

Но и те, и другие, и третьи выбирали любимые стоянки, строили шалаши, избушки. И манили уже не только охота, рыбалка и ягоды — сердце грели дивные места, душевная компания и вольные разговоры обо всем. Дома не соберешь столько народу, а и соберешь — что, кроме пьянки, выйдет? И о чем можно дома говорить? На Столбах же можно было не только говорить обо всем, но даже петь. Яворский вспоминал:

«Когда я впервые в 1904 году с родителями пошел на Столбы, то, остановившись у тропы, мы наблюдали такую сцену: на крыше избушки лежат столбисты во главе со студентом Байкаловым и распевают «Зимушку» с таким припевом:

От Урала до Дуная
Нет глупее Николая,
А по Москве разнесся слух,
Что император наш протух

Приближался 1905 год, и Столбы были на большом подозрении. Слово «Свобода» было написано на Втором Столбе еще в 1899 году. Поэтому то возле одной стоянки, то возле другой появлялись конные казаки.

Кстати, упоминавшийся Яворским студент Байкалов оставит в истории Красноярска короткий, но удивительно яркий след. Уроженец казацкой станицы Таштып, он закончит Казанский университет и за принадлежность к РСДРП будет 10 раз привлекаться по политическим делам, отбудет шесть лет тюрьмы и ссылки, станет одним из создателей газеты «Красноярский рабочий» в 1905 году. В 1917 году разойдется с большевиками, начнет издавать газету «Дело рабочего», будет делегирован в Учредительное собрание и сгинет в урагане революции... А пока лежит Толя Байкалов со своими приятелями-столбистами на крыше избушки и горланит охальную песню про государя-императора.

В 1917 году Яворский работал в краеведческом музее. Красноярск кипел: партия народной свободы, партия народной воли, кадеты, эсеры, областники, большевики... В Доме просвещения бундовцы сражались с сионистами — отговаривали их ехать в Израиль. Несколько раз Яворский ходил на заседания областников-федералистов, которыми руководил В.М.Крутовский. Яворскому было неинтересно: федералисты жили полународническими идеями Потанина и Ядринцева, не замечая надвигающегося октябрьского переворота. Но через 20 лет Яворскому вспомнят эти хождения к областникам. А пока он с юмором вслушивается в откровения какой-то красноярской политической дамы:

— Я записалась в партию «Народной воли», муж — в конституционные демократы. А они заседают в разных местах — получается двойной расход на извозчика. Придется кому-то переписываться — мне или мужу...

Красноярцы с увлечением играли в политику, вызывали духов революции, даже не представляя, чем это обернется для них. В июле 1919 года Яворский записывает в дневнике встречу на Столбах с Александром Мельниковым. Это был первый председатель Совета рабочих депутатов в 1905 году, арестованный после поражения «Красноярской республики», затем бежавший из тюрьмы... и вот — встретились на Столбах. А в городе-то, между прочим, — белочехи. В «Енисейском вестнике», в разделе хроники, то и дело печатают списки расстрелянных. В Иланске — восстание, в Козульке объявился какой-то Копылов, который пускает под откос белогвардейские составы. И только на Столбах все совершается по законам природы: урожай черемухи обещает быть невероятным, травостой в этом году прекрасный, птицы уже начали выгуливать птенцов... И только 30 июля, возвращаясь в город и выйдя к Базаихе, Яворский узнал от знакомых, что в военном городке было восстание и одного из братьев Безносько — Анатолия — расстреляли. Братья Безносько были известными на Столбах людьми. И вот теперь Анатолия расстреляли. Он входил в подпольный большевистский комитет, который готовил восстание. Это был уже третий расстрелянный в военном городке комитет...

Яворский не был революционером. Он был ученым. День за днем, год за годом он исследовал Столбы, как врач исследует пациента.

Перевороты, революции, заговоры — это все преходяще. И не приносит никакого ощутимого результата. Развитие природы, ее совершенствование происходит эволюционным путем. Всякая насильственная попытка изменить это развитие или ускорить его приводит к непредсказуемым последствиям. А человек, как известно, часть природы...

21 сентября 1937 года Яворский был арестован. Его следователем был тучный веселый человек. Никаких пыток к Александру Леопольдовичу не применялось. Правда, во время допросов он должен был стоять, но это было только первое время. Следователь перечислил ему пункты обвинения: оказывается, Яворский покушался на убийство пяти вождей революции, с каковой целью собирал на Столбах молодежь. Шпионил в пользу Японии. Собирался ехать в Москву с целью убийства вождей революции — все тех же пятерых. Каких именно, не уточнялось.

В обвинении отсутствовала всякая логика, и Яворский пробовал возразить. В ответ следователь потряс какой-то папкой и сообщил, что здесь имеются все факты, подтверждающие обвинение.

— В общем, подписывай признание.

— Дайте хоть очки. Я ничего не вижу, что написано в протоколе.

— Грамотный больно, обойдешься без очков.

— Тогда я не подпишу протокол.

Добродушный следователь вздохнул:

— Тогда мы тебя будем бить.

Худой, костистый Яворский внимательно посмотрел на следователя, затем тихо и раздельно ответил:

— Только попробуй.

Следователь не выдержал взгляда и промямлил:

— Да нет, ты не понял. Мы тебя будем морально бить. Очными ставками.

Трудно понять, что произошло тогда, в сентябре 1937 года, но Яворского действительно не мучали. Хотя за три месяца до этого арестовали В.П.Косованова, профессора, преподавателя СибЛТИ, автора «Библиографии Приенисейского края», которой до сих пор пользуются историки и краеведы. Арестовали и через месяц расстреляли. А Н.К.Клячин, доктор химических наук, арестованный тогда же, умер во время следствия в тюрьме. И секретарь крайкома ВЛКСМ Григорий Большаков, тоже арестованный летом 1937 года, умер в тюрьме — «от туберкулеза кишечника».

Единственное объяснение, которое можно дать: Яворский был «неперспективным» обвиняемым. В 1937 году в Москве готовился процесс правотроцкистского блока.

В это же время в Красноярске прошли аресты, и десяткам, а может, сотням людей была вменена связь с участниками процесса в Москве. Некоторые были расстреляны: упоминавшийся В.П.Косованов, начальник ПВРЗ Л.А.Николаев. А начальник краевого земельного управления А.В.Лютин был даже конвоирован в Москву, где смертный приговор ему подписал сам Вышинский, видимо, удовлетворенный «работой» красноярских чекистов.

Что касается следователя, работавшего с Яворским, то он, по всему видать, был полный обалдуй. Он с увлечением слушал на допросах рассказы Яворского о Столбах, а, наслушавшись, подмигивал:

— А теперь вынимай камень из-за пазухи. Давай про свою террористическую деятельность.

Формулировки в сочиненных им протоколах поражали своей безграмотностью. Например: «Деятельность гражданина Яворского по истреблению рабочего класса». Очные ставки были также бесхитростными: приведенному на очную ставку зачитывался протокол про «истребление рабочего класса», после чего «свидетель» кивал головой или говорил «да» — и тут же выводился.

Видимо, даже по тогдашним понятиям дело выглядело абсолютной халтурой. Поэтому обвинение изменили: не «покушался», а — «знал о покушении, но не сообщил». Постановлением «тройки» Яворскому дали десять лет, о чем он узнал, уже следуя в Вятку.

В тюрьме он встретил одного из своих «свидетелей».

Тот упал ему в ноги и стал просить прощения за то, что оболгал Яворского. Это был обыкновенный, забитый человек, работяга, и Яворский сказал, что не держат на него зла. Вторым «свидетелем», оговорившим его на очной ставке, был старый столбист, его товарищ. Однако, когда Яворский, по отбытии срока, вернулся в Красноярск, тот уже умер, оплакиваемый дру­зьями и родными, которые так и не узнали о его предательстве.

Что касается А.Л.Яворского, то он, как уже сказано, закончил свое исследование о трутовых грибах, затянувшееся по не зависящим от него причинам на целую жизнь. У него есть и другие публикации и работы, но даже если бы он больше ничего не сделал, того, что я вам рассказал, думаю, достаточно, чтобы потомки сохранили об этом человеке добрую и благодарную память.

В.Кузнецов

(По материалам государственного архива
Красноярского края)

«Красноярские профсоюзы», № 31 (415), 22-29.08.97 г.

Материал предоставлен В.В.Кузнецовым