Где мы привыкли видеть неформалов? На площадях, в подвалах, в подъездах... А есть еще неформалы, живущие... на скалах. Скалы эти называются «Столбы» и расположены возле Красноярска, Здесь, в десяти километрах от города, есть чудо света — красноярские Столбы. Первым о них написал местный рудознатец Прохор Селезнев: «Зело превелики и пречудесно сотворены здесь скалы... Пожалуй, правду говорят, что даже в других землях не увидишь такие. И залезти на сии скалы никто не сможет, и какие они — неизвестно...»

Столбы — это очень большие скалы, каждая до 800 метров и более в основании, взглядом их не охватишь. Вековая тайга уживается с ними, образуя неописуемые объятия живой и неживой природы, приобретая поистине «многоэтажность». Приходит в голову — каменные дома. Или миры. Дома и миры еще и потому, что не один век рядом живут люди, посещающие Столбы.

Задолго до революции местные жители, преимущественно красноярцы, посещающие Столбы, постепенно создали то, что можно назвать и культурой, и фольклором, и маленьким этносом Столбов.

Особый «столбистский» диалект и фольклор — новообразования, которые сами, возможно, заслуживают отдельного изучения, как и карнавалы, праздники у костров, пение, поэтические сборища, яркие «футуристические» одежды. В наше время еще и бардовское движение. Все это в целом создает особую, «авангардистскую», атмосферу Столбов.

Люди лазали и лазают на Столбы, вопреки предсказаниям рудознатца. Кстати, часто, а иногда и принципиально — без страховки. Конечно, есть на Столбах и чисто спортивное скалолазание, с выполнением правил безопасности и техники. Братья Абалаковы, корифеи советского альпинизма, ныне становящиеся уже его легендой, — выходцы из Красноярска. Они не раз говорили, что их сформировали Столбы.

Но неформальное лазание — это особый стиль, иногда в большей или меньшей степени вызов жизни и смерти, выход в другое измерение. И часто какая-то российская, чисто русская удаль и поза, наложенная на вертикаль.

Еще до революции возникали на Столбах особые группы, или компании «столбистов». Разнообразные по интересам и по внешнему виду, они выбирали укромные уголки у Столбов и строили там свои избушки. Государством же территория Столбов была взята под надзор еще в 1920 году. Енисейский губревком вынес постановление о запрещении рубки леса и выработки камня в районе Столбов. В 1925 году эту территорию официально назвали заповедником местного значения. А с 1944 года Столбы становятся государственным заповедником...

Истинных «столбистов» отличает необыкновенно бережное отношение к природе. Они знают, иначе нельзя, Столбов мало, а людей — много. Говоря научным языком — антропогенное давление на местную природу огромно, если не беречь ее, она может быть попросту сметена. И в этом смысле, а также и исторически «столбисты» и «столбистские» компании очень органично «вживлены» в Столбы и, вероятно, неотделимы от них. Но, к сожалению, печальный феномен: государственность, призванная защищать экологию района, его природное разнообразие и оригинальность, совершенно не защищает, отчуждена от экологии человеческих малых групп и обществ на Столбах. Первое наше впечатление, возможно, несколько и категоричное — в госзаповеднике «Столбы» может быть официально признан и допущен и то только в прошлом, — только один фольклор — революционный.

...Лезем по Столбу, открываются захватывающие дух уголки, садики, щели, в которых только домовых, леших и Бабы Яги не хватает. Ужасно хочется услышать что-нибудь в стиле сказок Гофмана в русском переложении. Но рассказывают нам только о революционерах, спасавшихся здесь от жандармов. Слово «свобода», подновленное ныне свежей белой краской и сияющее на солидной высоте, оставили еще русские революционеры. Кстати, в книге «Красноярские «Столбы» довольно злорадно описывается, как жандармы, пытавшиеся стереть слово, были брошены «отважными проводниками на маленькой площадке и просидели под дождем 2 суток». Мы осторожно пролазим под «свободой» и жандармов почему-то становится жаль, высота — десятки метров, и здесь уже разбивались...

Сжигать избушки впервые лесники, вероятно, стали в 70-х годах. Эти избушки, как и строившие их компании, перестали соответствовать реорганизуемому, ужесточающемуся режиму заповедника «Столбы». И с тех пор началась и продолжается поныне неравная борьба.

Некоторые компании с романтическими названиями «Эдельвейс», «Голубка», «Грифы» отстраивали избушки по 5, 6, 8 раз. Сами «столбисты» настолько примирились, что воспринимают эту борьбу нередко добродушно, с юмором. Но так или иначе, ныне избушек почти не осталось, хотя большая часть компаний живет и продолжает собираться. Насколько велика — хотя и не бесконечна — жизнестойкость «столбистского» движения — так же, как, наверное, и природы, — видно на примере компании «Грифы», где мы побывали.

«Грифы» облюбовали для себя одноименную скалу — столб в глубине «туристско-экскурсионной» части заповедника. У основания скалы — родник, заботливо обустроенный в виде колодца... На высоте 40 метров над ним, в нише отвесной, как стена, скалы мы увидели торчавшее как спичка бревно — это лебедка, с помощью которой «грифы» поднимают наверх воду, дрова для печки и все, что необходимо.

Борьба превратила избушку в крепость — чтобы попасть к «столбистам», необходимо пройти над пропастью по бревну, которое опускается и поднимается на специальных цепях. «Грифы» — в основном взрослые, серьезные, но не без юмора люди. Есть среди них и физики, и заведующие кафедрами, и кандидаты наук, и мастера спорта. Но здесь важно в первую очередь то, что они — «столбисты», носители многолетних традиций и определенной философии.

...Сидим поздно вечером в избушке «грифов». Звучит гитара, «столбист» Валера звучным басом поет очередную «столбистскую» песню. Отблески огня из печки, на которой стоит ведро с чаем, выхватывают причудливые черные складки скалы над нами, закопченные бесчисленными пожарами, устраиваемыми лесниками, и похожие на драпировки.

Под скалой висит колокол, оркестровая тарелка и табличка с надписью: «Наша ниша борется за звание экологической». Встаю, подхожу к огороженной пропасти, в которой внизу смутно угадываются темные верхушки сосен с подсветкой звезд. И вдруг всплывают в голове слова Бердяева: «Человек — не муравей, а человеческая общественность — не муравейник. Человек находится в общении с миром глубины и миром высоты, он — космическое существо, а не обыватель поверхностной общественности...»

И думается: культура — это же, в первую очередь, многообразие и терпимость к многообразию; при отсутствии агрессивного, разрушающего начала.

Кстати, есть у «грифов» и второй этаж, куда нужно подниматься по веревочной лестнице. Туда, на площадку, «грифы» иногда поднимают и устанавливают на специально сколоченную подставку телескоп. Необыкновенное, видимо, притягивает необыкновенное — у «грифов» есть антикварные вещи — старинные, прошлого века, инструменты, патефон, бочка-«банкетка». Я же поднимаю с пола оплавившуюся от пожаров старинную пуговицу и забираю ее себе на память...

Евгений Савельев,
Красноярск-Ташкент

«Комсомолец Узбекистана»,
№ 193 (10969),11 октября 1989 г.

Материал предоставлен В.И.Хвостенко