Кто имя дал? Никто не скажет.
Понятно. Кто же был при том?
А кто же сходство нам укажет
Гранита с храбрым Ермаком?

И я пытал воображенье
Найти его хоть где-нибудь,
Но не нашел, и вот сомненье
Мне указало правды путь.

В созвучьи дело, безусловно,
И это несомненно так,
Что против Такмака условно
В хребте намечен был Ермак.

Ведь сибиряк любил героя,
Его он в песне воспевал,
И это имя удалое
Он здесь у камня приковал.

Стоит, как памятник безликий,
В хребте в молчании гранит
И память храбрости великой
В своем названии хранит.

Я не мечтал о роскоши и блеске,
В воображении не создавал дворцов,
И стен их расписные арабески
Моих не нарушали снов.

Другое видел я в тех снах невещих,
В снах сбыточных, всегда чудесных снах —
Хребты и солнце, что над ними блещет,
Встает и прячется в причудливых камнях.

А камни те, немое диво,
Завороженный зреть готов,
Они короной прихотливой
Чело венчают тех хребтов.

Глубокие долин провалы,
Ручьи, гремящие по ним
И россыпь, сползшую когда-то с пьедестала,
С воланом каменным своим.

Леса дремучие, задумчиво тихие,
И в них бегущих тропок след,
Безбрежная, зеленая стихия
Меня пленила с юных лет.

И в тех лесах уют избушки
И мирный отдых у костра
Вблизи какой-нибудь речушки
Под писк кусаки-комара.

И дым, столбом идущий к небу,
Курящий вольным небесам,
Котомка без отказа в хлебе —
Вот радость где сошедшимся друзьям.

И мы сходились там на воле
От пыли улиц и дворов
И в песен льющемся раздолье
Мы забывали явь без снов.

Сегодня снова мы в Дырявой —
Арсен, Анюта, Саша, я.
Два дня сподобил нас лукавый
Побыть в блаженстве бытия.

На завтра ход, туда повыше,
Где над игривой Моховой
Стоят по всем хребтовым крышам
Граниты с гордой головой.

Куда идти ногам в угоду?
В обход Ивахова ложка,
Через покосик, гривкой ходом
На плоскогорье Ермака.

С утра пошли, оставив нары,
С котомками, но налегке,
Идем, плетемся. Тары-бары...
Тропа бежит в березняке.

С собой вода, ее там нету,
Без чая кто ж из нас ходок.
К тому ж жара, недаром лето
Соткал небесный паучок.

И не торопимся нисколько,
Лениво, сонно, шель-шевель,
Застать в зените солнце б только —
Одна единственная цель.

И пусть сегодня нам да будет
Особенно отменный день,
И пусть нас все за то осудят,
Но лозунг наш сегодня — Лень.

Итак, нас четверо лентяев,
Один компании дефект,
Недостает еще Митяя,
А то бы полный был комплект.

Шли чуть не час, и так устали,
Уж больно долго так мы шли
Что сразу, сумки не скидая,
Мы на землю пластом легли.

Лежим без мысли и без чувства,
И ветерок не смеет дуть,
И тут, конечно, все искусство —
Под солнца негой не заснуть.

А рядом, боже! Что тут рядом —
Стоят два камня Близнеца.*
Вокруг засыпаны, как градом,
Поля брусники без конца.

Но лень присесть, пошевелиться,
И продолжаем мы лежать.
Зачем спешить, куда стремиться,
Кого еще нам догонять?

Пусть лучше солнце нас обгонит,
А мы тихонько полежим
В его лучах, в тепле потонем,
Таков сегодняшний режим.

И так бы долго мы лежали,
Да тучки по небу прошли,
Они на солнце набежали,
Похолодело. Мы пошли

Оставив Близнецов с брусникой,
Они всех ягод не съедят.
И мы с охотой превеликой
Полазим здесь, идя назад.

Вот и Ермак, ну, слава богу,
Как не плелись, а все ж дошли.
И мы, приставив с ходу ногу,
Опять на землю прилегли.

И снова солнце, нега снова,
Солярий — чудо из чудес,
Лежи, дыши, кругом здоровый
И полный красотою лес.

А вот сам камень невысокий,
Под ним сухой безлесный склон
Ушел куда-то в низ глубокий,
В прекрасный Моховской каньон.

Но солнце тучкой вновь закрылось,
И поползла землею тень,
И снова все зашевелилось,
Куда исчезла наша лень.

Горит костер между камнями,
На тагане висит котел,
Накрыт задымленным азямом
Импровизированный стол.

И мы за ним. Да видит небо
Земного рая благодать,
Ведь не в едином счастье хлебе
И это надо понимать.

И тот, кто понял — счастье видел,
И не во сне, не как-нибудь,
А полностью прошел победно
Земной свой настоящий путь.

И вспоминать под старость будем
Тот путь блаженства и мечты,
И ничего в нем не забудем
Средь бурь житейской суеты.

Мы на вершине. Лень что надо,
Сегодня к ней не привыкать.
И нам одна теперь услада,
Одно лишь дело — созерцать.

Вон перед нами Моховая,
Там в глубине провала мчит
В своей долине изгибаясь
Змеею пенистой журчит.

Напротив, на громадной крыше,
Хребта, идущего углом,
Лежит Такмак. Он всех здесь выше
И грандиознее притом.

И все его четыре зуба
Подобно этажам стоят.
Фасад неважный, сбитый грубо,
Слепой, но все-таки фасад.

А сбоку он куда занятней,
Как гребень петуха торчит
И нам особенно приятен
Его тот, бравый профиль — вид.

Сторожевой стоит на страже
И смотрит в Моховской загон,
А вдруг в хребтах разбой иль кража,
Чтоб предпринять мог что-то он.

Зигзаг Китайской стенки рядом
С хребта сбегает к Моховой,
Под ней ее камней распады
Лежат застывшею волной.

А дальше конусом высоким
Стоит громадина-хребёт,
На нем видны две птички, боком
Одна сидит, одна клюет.

А дальше, в левом повороте,
Долина скрылась за горой,
Молчат хребты, полны дремотой
Над быстропенной Моховой.

А дальше? Дальше лень и только,
И созерцать, представьте, лень.
И не стесняюсь я нисколько
Сознаться в том. Такой уж день.

А солнце греет и ласкает,
Морит. Ну где же созерцать?
Спешит, старается, ведь знает
Что скоро надо западать.

А нам как раз того и надо —
Под вечер будем оживать,
Когда с хребтов в ручьи прохлада
Начнет сонливая стекать.

Весь день у Ермака ленились,
Но солнце потянуло вниз
И мы опять зашевелились.
Чуть на бруснике попаслись.

Смотрели с камня, где Кизямы,
Гляделись в Моховской разлив,
От них одни остались ямы,
Их всех взорвали, увезли.

Пытались отгадать, откуда,
Когда, чья сбросила рука
На Такмаке ль им стало худо
Иль то кусочки Ермака.

Но время тайну схоронило,
Пожалуй нам не отгадать,
Но то, что здесь недавно было,
Увы, теперь уж не видать.

А жаль. Гляди, кругом изрыто
У Такмака и Ермака,
И кладки каменные, битые
Уж ждут подвод издалека.

Конечно, камень стройкам надо,
Кто это будет отрицать,
Но только нужно как-то ладом
Красоты с делом сочетать.

Кругом обломков очень много,
Другой, как дом в земле лежит,
Копай и рви, но ради бога
Не порти камень, что стоит.

Потом мы любовались кедром,
Здесь у камней обычно он
Гнездится и собою щедро
Разнообразит камня фон.

Потом резвилися на склоне.
Сухой, крутой, безлесный склон.
И здесь уже совсем не сонно
Смотрели виды всех сторон.

А после мы домой собрались,
Верней — в Дырявую опять,
И по дороге размечтались
Как будем мы на нарах спать.

И мы пришли к себе в избушку,
И много побыстрей мы шли,
Чем вот туда, к хребта верхушке,
Но сразу спать мы не легли.

Сидели у костра, чай пили
Тут у избы невдалеке,
И много много говорили
О виденном на Ермаке.

Да! Жизнь поистине прекрасна
Там наверху, внизу вот здесь,
И для меня так это ясно
Как то, что надо пить и есть.

Но почему не сразу как-то
Мы ценим в жизненном пути
Ту красоту. Такие факты
Сейчас же можно привести.

Весь день у Ермака бродили,
Красот вверху не перечесть,
На месте ж их не так ценили,
Как у костра внизу, вот здесь.

И в нас, как в улье населенном,
Несметных впечатлений рой
Шумит одним и тем же тоном
И в жизнь манит, зовет собой.

И мы спешим на эти звуки,
Что в нас аккордами поют,
В них радость наша, наши муки,
Блаженство, нега и уют.

18.06.44

* От ред.сайта: мы полагаем, что речь идёт о Бородке — другой скалы на пути от Дырявой к Ермаку нет, и Бородок, действительно, состоит из двух скал.