Отвесы красноярских скал покрыты сплошь жестким черным лишайником,- этакими лепесточками на невидной ножке, Бог весть, к чему прикрепленной. Вообще-то любая стенка манит определенную часть людей написать на ней краской что-нибудь навроде «Здесь был Вася»; васи и пишут: кто помельче, а кто и метровыми буквами. Сохранились надписи еще прошлого века, а уж про 70-е годы века нынешнего, когда уже была построена дорога и туриков на Столбах стало невидимо, и говорить нечего. Надпись, выцарапанная на тысячелетнем лишайнике, тысячу лет и продержится: солнце не сожжет, дожди не смоют,- это вам не краска.

Нынче только на старых фотографиях можно полюбоваться черными громадами Первого и Второго столбов, снятых со стороны поляны Нарым. Теперь они исчерчены причудливыми зигзагами трасс для скалолазания и, не потеряв мощи едва не стометровых глыб, потеряли былую мрачную красоту.

А в 1967 году они стояли в своей первозданной черноте. Близился круглый коммунистический юбилей, местные активисты КПСС вознамерились отметить его чем-нибудь монументальным. Уж кому из них пришла в голову такая идея, но была она в том, чтобы на лишайнике Первого столба нацарапать огромными буквами «КОММУНИЗМ», а на лишайнике Второго, соразмерно, «ГОРИЗОНТ». Поскольку эти столбы стоят рядом, легко захватываются объективом фотокамеры, то и получилось бы внушительное словосочетание — хоть перед ЦК хвались.

Сами-то товарищи активисты в лазании по скалам сильны не были, а потому предполагалось, что их дикую идею осуществим мы, столбисты. С таким предложением и пришли однажды в Нарым, в избушку «Баня», два не шибко умных, но вполне самоуверенных активиста.

Вначале они спросили воды напиться, а им привычно ответили: там кран за избой, откройте и попейте. Пожалуй, для читателя не очень сведущего здесь требуются пояснения. Мы вовсе не закоснели в лени и жадности. Но на Столбах бывает очень много народу; большинство из тех, кто приходит впервые, непременно спускаются в Нарым поглядеть на зверей; почти каждый из пришедших заглядывал в «Баню» и просил «холодненькой водицы». Если бы хоть кто-то из них был столь сообразителен и деликатен, чтобы спросить дорогу к ручью, его тут же напоили бы, но таких туриков, увы, почти не встречалось. Теперь вы должны понять, зачем ребята из «Бани» воткнули за избой cугубо декоративный водопроводный кран.

Оказалось, что даже в условиях этого совершенно безобидного розыгрыша можно классифицировать туриков на умных, не очень умных и совсем глупых. Умные сразу понимали, что Столбы и водопровод — вещи несовместимые и пристыженно уходили прочь. Не очень умные «покупались» и шли за избу, но больше не возвращались. И только совсем уж бестолковые приходили вновь с претензией: «А у вас кран не работает». Вот для таких избачи специально разработали несколько сценариев; по первому из них кто-то начинал ругать соседа, якобы слесаря: «Опять ты кран не наладил!». На что сосед недоуменно отвечал: «Не может быть! А вы два раза открывали? — кран у нас с причудами, работает только со второго раза». Глупейшие из глупых и впрямь снова шли за избу, чтобы открывать кран на два раза под хохот избачей.

Для вновь пришедшей пары мы использовали другую прикупку: Вася кряхтя слез с нар, взял топор и вышел из избы со словами: «Посидите, я сейчас налажу». Гости оказались из последнего разряда, немного посидели и вновь пошли к крану, который Вася «наладил». Так что обидой они были заряжены еще до начала «официальной части».

День стоял погожий и будний, в избе нас было три-четыре столбиста; старший и опытный Леня Петренко принимал гостей. Те вытащили водку «для свободного разговору», мы предложили им чай, они же в ответ идею; разговор и пошел.

Прямо забавно: вскоре стало ясно, что они воспринимают нас чуть ли не как пещерных по интеллекту людей; на самом-то деле нам бы к ним так отнестись. Моего замечания о том, что горизонт, по определению, воображаемая, недосягаемая линия, они попросту не поняли, и тогда за гостей взялся Петренко. По мере того, как непьющий Леня язвил, сыпал стихами и цитатами, они все больше теряли способность хоть как-то достойно поддерживать разговор; по мере того, как водка делала свое отяжеляющее дело, они все больше сатанели. Такой разговор мне наскучил, я прогулялся между скал, куда-то залез и вернулся в избу в надежде, что незваные гости если уже не ушли, то спят пьяным сном.

Не тут-то было: в избе нашла коса на камень, и гости уже откровенно лаялись с Леней. В какой-то момент партиец, вцепившись руками в край стола, угрожающе прошипел, наклонившись к нему: «А если начнется война, в кого ты стрелять будешь?». И Леня ему ответил сквозь зубы: «В тебя, скотина, не промажу».

Может быть, они что-то поняли, опохмелившись? Скалы остались неоскверненными идеологией. Правда, с восточной стороны Второго столба светится белой краской еще революционерами написанное слово «Свобода», так ведь откуда им, наивным мечтателям, было тогда знать, что свобода и коммунизм — вещи несовместные?