Сибирский характер

Красноярец Николай Захаров признан самым техничным альпинистом России

Захарова дома не застать — для журналиста это просто наказание. И днем, и поздним вечером телефон откликается заунывными длинными гудками. Такая уж натура — вечно носит по свету, и вширь, так сказать, и ввысь. В Европе ему скучно — больше недели не выдерживает. В Чили, Аргентине — куда веселее, там все улыбаются, все целуются. Но лучше всего — в Непале, внутри необыкновенной атмосферы, пропитанной счастьем. Люди живут в нищете и убогости, гораздо беднее, чем мы, а чувствуют себя распрекрасно. Да и Гималаи рядом. Это важно, потому что главная страсть по жизни у Николая Захарова, мастера спорта международного класса по альпинизму, заслуженного тренера России, неоднократного чемпиона Союза и страны, конечно, горы.

У него и профессия такая — альпинист. Бывало, трудился на нормальной работе — то на заводе, то преподавателем физкультуры в вузе, учился на инженера. Сейчас работает старшим тренером сборной Красноярского края по альпинизму. А параллельно водит богатых людей в горы. Клиентура чаще попадается иностранная, наши богатенькие буратино пока предпочитают бока на пляжах отлеживать.

— Во всем мире богатые люди путешествуют, — рассказывает Николай. — А русские отдыхать нормально не умеют. Был, например, в Таиланде, наблюдал: плывет «новый русский» по аквапарку, у него бутылка пива в руках, вопит что-то. Сегодня напились, завтра пошли в другой ресторан, ну, покупались, позагорали — облезли все, на мотоциклах погоняли... И все. Обеспеченным иностранцам такое однообразное существование надоело, они уже давно все имеют, им чего-то остренького хочется. Вот сводил я бельгийскую пару на Эльбрус, шли тяжело, в плохую погоду — и они героями себя почувствовали, им большего захотелось. Спрашивают: а на какую гору можно еще зайти, чтобы повыше? В Африку, говорю, можно съездить, самая большая вершина континента — Килиманджаро, 5.895 метров, на 300 метров выше Эльбруса. Проходит какое-то время, звонят: готовы ехать в Африку.

Килиманджаро стоит посреди саванны, когда-то здесь на ровном месте вулкан возник. А потом потух, до такой степени, что сверху ледник образовался. По ночам мороз стоит до 10 градусов — в Африке, недалеко от экватора! Руки в перчатках мерзли, носы синели. Не слишком подготовленные люди и чувствовали себя не слишком хорошо. Хотя сервис, несмотря на отсутствие праздношатающейся толпы, добрался и сюда. По пути на вершину можно ночевать в хижинах, покупать минералку, пиво. Цены на 10-20 центов растут каждые сто метров подъема.

Это для Захарова поход на Килиманджаро был прогулкой, он даже умудрялся периодически сходить с маршрута и лазить по окрестным скалам — чтобы мышцы поразмять. Прочий народ испытывал себя на прочность, зайдя на вершину, был несказанно горд. Фотографировался там, держа в руках обтрепанную доску с надписью: «Вы находитесь на высшей точке Африканского континента — Ухуру-пике». «Ухуру» в переводе обозначает «свобода».

А потом они ездили по свободной саванне, где бродили, охотились друг на друга, занимались любовью, сладко спали стада непуганных животных. Слоны, львы и леопарды, бегемоты и быки-буффало с огромными рогами, гиены, зебры, антилопы и страусы... Ездили на машине егеря национального парка, которую звери знают «в лицо». Использовать любой другой транспорт опасно — могут или раздавить вместе с автомобилем, или съесть. Были прецеденты. «Самые страшные звери в Африке — не львы или леопарды, а гиппопотамы и быки-буффало. Они агрессивны, они очень быстро бегают, они затоптали людей больше, чем львы съели».

По-своему свободны и аборигены. Николай Захаров с компанией немного пожил в самой настоящей, не бутафорской, не предназначенной для туристов, деревне племени масаев. Занимаются местные жители исключительно животноводством — разводят коров. Едят мясо, пьют молоко и коровью кровь — любимый напиток. Живут в хижинах, сделанных из прутьев и обмазанных навозом. Никаких удобств, разумеется, внутри горит костер. Заводить крепкие семейные отношения здесь не принято, большинство населения болеет СПИДом. Масаи — племя воинственное, все вооружены копьями, хотя сейчас, слава Богу, ни с кем не воюют. Красивый, высокий — под два метра — народ. Характерная особенность — здоровенная дыра в вытянутой мочке уха. Женщины в дырку вешают кучу украшений, а мужчины почему-то вставляют бутылку с пепси-колой — так с ней и ходят.

С «черным» континентом они прощались на фоне огромного диска багрового солнца. Ничего не скажешь — закаты в Африке потрясающие.

Закаты для Захарова — своего рода знак судьбы. Впервые в большие горы, в центральный Тянь-Шань, он попал в 1973 году. Попал правдами и неправдами, район был спорным с Китаем, пограничники туда никого не пускали.

И там вдалеке, через два перевала увидел сюрреалистическую картину — розовую светящуюся пирамиду. Хан-Тенгри, гора из белого мрамора с острыми гранями. Когда солнце заходит, оно в Хан-Тенгри отражается. Эффект живого свечения гипнотизирует, сводит с ума.

На вершину загадочной пирамиды он поднялся только через 15 лет. Зато потом, будто на свидание, ходил бесконечно, бывало, по два раза в год. На острой макушке, на высоте 7.000 метров, ему хорошо, как нигде. Первая любовь, говорят, может преследовать всю жизнь. Хотя «любовница» Захарову попалась своенравная, скользкая и угловатая. Технически восхождение на Хан-Тенгри в его обширной практике — одно из самых сложных.

В отношениях с Эверестом — горой всех гор планеты, заоблачной, запредельной мечтой любого альпиниста — романтики меньше. Скорей, суровое мужское соперничество: кто кого? Впрочем, любое соревнование человека с самой большой вершиной мира немыслимо и невозможно. Бредить горой, пытаться лбом прошибить идею покорить ее во что бы то ни стало — глупо. Гора сломает любого. Если не в прямом смысле слова — физически, то уж психологически непременно.

— Дело в том, что ты все время рискуешь, — говорит Николай, — никогда не бывает такого, чтобы ты шел на гору и точно знал — все будет хорошо. Наоборот, каждый понимает, что может и не вернуться. Риск большой, он постоянно увеличивается, если ты живым приехал в этом году, выжить в следующем шансов будет меньше — это же теория вероятности! Психологически не все выдерживают, к тому же с женами, которые все время мучительно ждут, вернется муж или нет, договариваться становится все сложней. После Эвереста-96 красноярская команда, очень сильная, очень дружная, настоящая команда, распалась. И никого в этом винить нельзя. Я остался, работаю с новым составом, пока бросать альпинизм не собираюсь. Жизнь все равно рано или поздно закончится... Не то чтобы я такой упертый, просто для человека, который испытал риск, испытал этот способ жизни, трудно уже от него избавиться. А потом, если голова соображает, шансы все-таки остаются приличными. Главное, чтобы «крыша» не поехала, важно — тупо не рисковать. И с женой мне повезло, Люба — скалолазка, работает сейчас тренером и не любит мужиков, которые все время лежат на диване.

К вершине Эвереста Николай Захаров ходил дважды — в 1996 и 1998-м. Впервые — капитаном родной команды «Россия-Красноярск», по уникальному маршруту, который ни до, ни после не освоил никто, — отвесная ледяная стена северо-восточного гребня. Маршрут этот он придумал сам; сам разработал детальный тактический план восхождения за 45 дней. Получилось все до мелочей, такого в горах просто не бывает.

Не повезло только с погодой — сбивающий с ног ветер, снег стеной, никакой видимости. Не повезло, прежде всего, капитану. Пропустив вперед трех своих товарищей, он не дошел до вершины каких-то пятьдесят метров. Мог бы дойти, силы еще были — не стал тупо рисковать. Если бы рванул вперед ради великой цели, ребятам, уставшим, как собаки, пришлось бы его ждать. Спускаться вниз поодиночке практически в темноте, посреди рвущихся снежных зарядов — гиблое дело. Три товарища, вымотанные, замерзшие, почти уже без кислорода, дождались бы, может быть. Может быть, все вместе, во главе с отважным капитаном они спустились бы вниз. А может, и нет. В ту самую непогоду на Эвересте погибли американцы и новозеландцы, 8 человек за одну ночь.

Сообщение о красноярской команде, покорившей самую большую гору, ушло по рации на землю, среди победителей значилось имя Николая Захарова. Небольшая ошибочка случилась. «Если честно, мысль такая — не сознаваться — мелькнула. Ну, рядом же совсем был! Если бы не сознался, всю жизнь бы потом об этом думал, мучился. Зачем?»

Во второй раз, совсем недавно, он ходил на Эверест в составе сборной команды из разных городов и стран, состоящей из самых разных людей. И опять, уже на классическом маршруте, победителями стали другие. Красноярцы вешали веревки, заносили груз, торили дорогу. Прокладывали путь к вершине для более мудрых. Захаров никого не винит, кому-то все равно эту черную, но настоящую мужскую работу надо было делать. И хорошо, считает он, что это были свои ребята — с ними теперь можно лезть хоть куда.

Но когда ты отпахал до отметки 8.600 по глубочайшему снегу, когда подхватил на высоте бронхит — силы кончаются. Остатки сил необходимо сохранить, чтобы суметь спуститься. Потому что, если ты не сможешь идти, никто тебя с такой высоты не донесет, это невозможно. И вертолеты туда не залетают. Высотный альпинизм от переходов, например, на Северный полюс тем и отличается — никто не прилетит и не заберет.

Так случилось с Френсис Дестефано. Ее муж Сергей Арсентьев, очень сильный альпинист, русский, живущий в Америке, вынашивал сумасшедшую мечту — подняться на Эверест вместе с женой без кислорода. Они присоединились к сборной команде у подножия горы. Вокруг идеи Арсентьева было много разговоров, ребята отвечали ему примерно одно и то же: ты ее похоронишь. Причем Френсис была третьей его женой, первая и вторая уже погибли. Все знали, что произойдет новая трагедия, но ничего не смогли сделать, был тот самый случай — у человека «поехала крыша».

Там, наверху, Френсис и Сергей потеряли друг друга. Он спустился вниз, дошел до лагеря. Она лежала и умирала на высоте 8.500 метров. Переночевав, Арсентьев вновь пошел к вершине на поиски жены. И больше не вернулся. Около ее тела потом нашли веревки и его ледоруб. Скорей всего, не справившись с ее смертью, он решил уйти следом.

— Я об этой экспедиции даже вспоминать не хочу, — рассказывает Николай Захаров, — у меня неприятный осадок остался. Там мимо Френсис шли узбеки, сильная команда. Они пытались ее спасти, часа два возились, кислородом поили, но она не двигалась. И спортивный азарт победил, они ушли на вершину. Конечно, вынести, спустить вниз женщину с такой высоты они бы не смогли. И все равно — надо было кому-то остаться, просто быть рядом, сидеть и ждать, пока она умрет... Дважды с тех пор встречался с парнем из той команды, он просто берет и напивается и плачет и страдает. И с этим будет жить всю жизнь. Кто-то, кажется, из японцев сказал: выше восьми тысяч морали не бывает. Не согласен полностью, так уж нас воспитывали, так мы устроены. Наша школа альпинизма — самая лучшая в мире. У иностранцев есть одиночки сильные, они себе выбирают напарников, а у нас всегда и все строилось на коллективизме. Допустим, в одном районе находится 20-30 групп, и с одной из них что-то случилось. В обязательном порядке все группы уходят с маршрута и идут спасать — это железный закон. А иностранцы идут мимо и говорят: это не наше дело, мы за свое удовольствие деньги платим, больше нас ничего не касается. Можешь лежать и умирать.

Однажды Захаров сильно разбился, «улетел с Памира» и переломал всмятку ноги. Товарищи его вытащили, лежал 8 месяцев и размышлял о своей судьбе. Думал примерно следующее: если буду ныть, даже лучшие друзья разбегутся, надо все время прикидываться веселым. А когда предложили оформляться на инвалидность, наотрез отказался. Бросил костыли, приспособил какие-то самодельные протезы и пошел на работу — преподавать студентам физическую культуру. Чуть позже его, хромого, друзья вдруг в команду на чемпионат Советского Союза зачислили. Такого поворота Николай не ожидал и с перепугу, видимо, чемпионат выиграл. Недаром эти самые друзья говорят о нем простенько, но со вкусом: Захаров — альпинист гениальный!

Гениальный альпинист с широкой душой, которую носит по свету...

Любовь Рак

«Красноярский рабочий» от 20 марта 1999 г.

Материал предоставлен Б.Ганцелевич