Труднее прочего расставаться с собственным идиотизмом. Завсегда кажется, что идиоты - окружающие, а сам, именно ты благороден и широкодушен донельзя. Ну и совершал бы хорошие поступки, а на материальные запросы других попусту не глазел. Ведь сказано же: «Делай добро и бросай его в воду…». Так нет, все ждем, когда и они с нами обойдутся по справедливости.

Главный президент страны Хвоев-Палкин лично по телевизору обещал очередное экономическое чудо через свой очередной труп. Зная его непроходимую честность, особо расчетливые приобретали зеленые за желтые, по-настоящему умные уже размещали в офшорах прибыля.

А для нас грешных дефолт, который корячился месяца три, грянул все таки неожиданно.  Поручик, согласно любимой привычке, лениво мечтал о рублевом кредите, который он ловко обратит в доллары, а потом раздаст за рубли. И только получив по голове обухом реформ окончательно осознал, что он не только не новый русский, а  самое обидное, даже не новый столбист. Надежды о больших деньгах закончились, и продолжилась, суровая обыденная реальность. Дефолт называется.

Шустрые мальчики, вначале перестройки фарцовавшие на пустых бутылках, в середине ее подвязавшиеся на технарьке вышли к оперативному экономическому простору и активно занимались санакцией банка “Кача”.

Самое обидное - Поручик там делал новую систему электронных расчетов, да теперь зазря. Санация – это же вульгарно-научное слово, в России оно означает процесс перевода сбережений бабушек и дедушек в карманы заранее определенных людей.

Крышевал этот горячий поварской процесс (стряпню) земляк Поручика, бывший шахматист – разрядник Жеребцов. Прохладный анал-этический ум этого видного советского шахматиста, позволял тому прижать практически всех. Он имел и воров в законе, и новых русских, и чиновников, и даже любвеобильные силовые структуры. Последний факт для Поручика означал, что работа его в «Каче» накрылась помойным ведром с тылу.

Ведь если кто помнит, процесс окучивания старушек глубоко тонкий, а порою даже  интимный, отнюдь не требующий продвинутых электронных извращенных технологий. На них только кричали дурным голосом, разыгрывали личные драмы, изображали глазами наивность или суровый приговор. Все остальное бабульки делали исключительно сами, и подписывали, и соглашались.

Непосредственно процессом горячего отжима руководил  некто герр Херманн, личность для Сибири одиозная и незаурядно жестокая. Новый генерал банка весьма походил на юного Мефистофиля, блистал умом и артистическим наслаждением от собственно садизма. А это означало, что у великой сибирской финансовой реки “Качи” отныне не имелось не только истоков, но и стоки ее будут вполне определенного запаха и цвета.

А макроэкономическая ситуация в стране сложилась, откровенно говоря, хреновая. И вполне можно было впасть в отчаянье, но, слава Богу, есть на свете Столбы. И как пел в своей песне новый столбист Булкин – “О Красноярские Столбы, мое убежище отныне и навеки”. К тому же Поручик давно обещал дочери продолжительный поход в лоно природы, а тут последняя неделя августа, откладывать больше некуда, далее школа.

День первый

Затейливо петляет дорога вдоль ручья Лалетина, и вот уже потеешь на подъеме  Пыхтун, а  на тебя медленно наплывает серая громада Первого Столба. Что может быть лучше сибирской таежной природы в конце августа – начале сентября? Чуткие осины уже ощутили поворот к зиме и покраснели каемкой листвы. Из заветных для гурманов пней стройными рядами вылезли опята, и для любителей лузгания подошла кедровая шишка. А ночное небо, усыпанное звездами? Млечный путь в нашем городе напоминает след от пыльного фонаря, а августовской ночью в тайге ясно прослеживается небесная дорога в вечность. Лично Поручику почему то больше нравилась ее хохляцкое название  -“Чумацкий шлях”.

С Поручиком шел еще и Малый с дочерью. В одном рюкзаке курлыкала литровая бутылка вермута. В другом в трехлитровой банке мариновалось мясо. Слияние двух содержимых  обещало стать восхитительным. Предполагалось, что в будний день, в Эдельвейсе никого не окажется.

Жарить шашлыки, пить вермут, и говорит о Гондурасе, что еще требуется для счастья простого русского человека? А Гондурас так нам близок и важен. Что же важнее этой проблемы в среде пост советской интеллигенции конца 90-ых?

Вот уже из ельника выглянула, весело скалясь, скалка - Акулка. Вот пошел залитый солнцем и напоенный сосновым ароматом бок Манской стенки. А потом, так кстати, слева проплыла торжественная и строгая Манская Баба. И именно тогда, благостное настроение Поручика улетучилось напрочь. Таежную тишину нарушили  гадкие звуки детского шума и гама. Означать это могло только одно – в Эдельвейсе опять детские сборы.

Сложное, многогранное понятие и действо «Детские сборы» стало фирменным проклятием Поручика. И не потому, что он не любил детей, просто Поручик любил лесную тишину, с трудом терпел горелую кашу, и болезненно ненавидел сырые дрова.  На каждых детских сборах безбашенные инструктора и дети обязательно валили ни в чем неповинную, живую сосну. Что, по мнению Поручика, было отчаянно глупо и даже преступно.

Во-первых, такое дерево явно тяжелее пилить, во-вторых, его дважды тяжелее тащить и в третьих, горит оно скверно. Кроме прочего, в глубине своей тщательно скрываемой, но нежной души, Поручик считал живое дерево тонким и приятным собеседником. Следовательно! - пилка живого дерева на дрова – это фактическое  убийство с отягощающими обстоятельствами. (Если бы не слюнявый уголовный кодекс, с его 14–летней недееспособностью.)

Наша избушка, мирно стоящая на вершине скалы, подпрыгивала в нервном шоке от самого основания. Это резвился очередной отряд с самоназванием “Палата №6”. Юные чада от 12 до 15 лет, снова осваивали нелегкую науку приготовления горелой каши. Дымило не только из трубы, но из окон и настежь открытой двери.

Для придания бардаку спортивного колорита, с обрыва из-под избы был налажен 20 метровый дюльфер, и время от времени очередное чадо, с визгом уходило вниз. А на помосте, в разгаре была другая затея. Две команды состязались в запутывании и распутывании скальной страховочной обвязки в собственном нижнем белье. Азарт и мастерство участников поражали воображение.

Вдруг внимание Поручика привлекла новая странная картина. Внизу по тропе шла, нет, шествовала Татьяна. Вид необычно напыщенный и гордый. Всем своим маленьким существом она излучала собственное особое международное предназначение. Сзади  шагали два парня под 2 метра ростом и полные блондины.

Ну, надо же, удивился Поручик, баба где-то сразу двух истинных арийцев добыла. Его изумление стало еще большим, когда подошедшая Татьяна, объяснила, что это два немецких студента скалолаза, а она, ихний гид. Отчаянные немецкие скалолазы хотели попасть  на халяву на Алтай, но денег у них хватило только на Столбы.

Многочисленные лейблы на фирменных футболках, замшевых шортах, обвязках, скальных туфлях (трусов пока не показывали) однозначно свидетельствовали об огромной технической и прочей подготовке. А веревки, восьмерки, жумары, шайбы Штихта и другое снаряжение, о существовании  которого Поручик только подозревал?

На груди старшего немца висел «Никон» за 4000$. В свете наступившего дефолта, немцы выглядели как живые, вежливые манекены, облепленные рекламными долларовыми бумажками. Надо было не автоматизировать, - мелькнула у Поручика запоздалая мысль, а разводить немцев. Тогда России никакие передряги не страшны.

• А давай на Манскую стенку их затащим, - предложила Татьяна.

Поручик не касался скалы уже два года, автоматизаторство требовало предельного напряжения сил, и выходных просто не было. Но теперь, по причине дефолта, это наверно можно будет делать чаще, не зря же я калошки захватил, подумал Поручик.

И вот Поручик, Олег, Татьяна и два немца подошли к Манской стенке. А как ты с ними объясняешься, спросил Поручик, по нашему то они говорят. Нет, сказала Татьяна, но потихоньку учатся. Вчера вот изучили слова “На посошок”, с утра сильно болели.

Процесс надевания калош немцев сильно заинтересовал. Они начали щелкать Никоном. Ну вот, и на международный уровень вышел, с усмешкой подумал Поручик. Схема подъема была следующая. Сначала лезла Татьяна, провешивая веревку. Потом рядом с веревкой лез Поручик, затем пристегнувшись к веревке лезли немцы. Последним шел Олег.

Несмотря на длительный срок без лазанья, лезлось  хорошо. Калоши стояли, руки сами вспоминали карманы и щели. Ноги сами подшагивали на нужную высоту. И в душе уже разгоралось состояние, которое сложно объяснить простому обывателю, когда тот пристает с абсолютно идиотским вопросом, а зачем вы туда лезете ? А вот и обходик, тонкое такое место. Дополнительную пикантность этому маневру придавала высота, около 50 метров. Обходик выводил на вертикальную щель, перед которой росла кедрушка. Росла она на очень правильном месте. Когда рука ее обхватывала, становилась как то приятно, спокойно и надежно. Поручик воспринимал кедрушку как старого испытанного товарища, подающего руку в критический момент.

А вот и площадка перед ребром. Ребро, это ключ хода. Кроме того, как все дороги ведут в Рим, все хода на Манскую стенку сходились на ребре. Площадка была большая, на ней вполне можно было организовать небольшую дискотеку. Гортанно переговариваясь немцы подходили с низу. Вершина кедрушки затряслась. Видно немецкие нервы не выдержали. Ты что, совсем охренел, заволновался Поручик. Нежнее, нежнее надо. Сломаешь же гад. Ты то уедешь, а нам тут еще лет 100 лазить. Гринписа на тебя нету. – Амплитуда колебаний резко уменьшилась, наверно на Гринпис среагировал, подумал Поручик. Все таки хорошо знать международные ругательства.

Татьяна аккуратно прошагала ребро. Ребро – это 12 метров гранита, обработанного веками и ногами. На нем нет щелей и карманов. Есть несколько линзочек и выполаживаний, которые позволяют его проходить на трении. Это обычная катушка, фирменный элемент Столбовского свободного лазанья. Как у каждого ребра, у него есть 2 стороны. Правая, до низу 60 метров, и левая, до низу 40 метров. Оканчивается ребро аккуратной балдушкой, за которую удобно хвататься двумя руками.

Шлось хорошо, вот и балдушка,  но тут память дала сбой, и Поручик ринулся на балду, не сделав предварительного шага влево. Этот шаг дает лишних 20 см высоты, которые оказываются совсем не лишними. Пальцы не дотянулись каких то 5 см. Ноги начали судорожно делать велосипед, снизу защелкал Никон. Сенсации захотелось, подумал Поручик, хрен вам, а не сенсация.  Шаг влево, новый бросок и вот она, балдушка. Ты чего это, испуганно спросила Татьяна. Лазить чаще надо, буркнул Поручик, хотя бы раз в год. 

Немцы лезли напряженно и аккуратно, выискивая несуществующие зацепы и нагружая веревку. Потом была вершина. И Поручик вспомнил, как в далеком 1982 году, он встретил здесь рассвет. Как лежал, глядя в предутренние серые облака. И как они вдруг стали розовыми, а небо голубым. И совершенно невероятное чувство полета, доступное обычно только во сне.

Спуск обещал быть более интересным.  Вот оно ребро. Татьяна сбросила веревку с верху и сказала, я сейчас спущусь, а ты пока привяжи, что бы ребята смогли спустится. Нет проблем, сказал поручик, выбирая сосну потолще, и лихорадочно вспоминая узел булинь. Но Столбовская страховка немцам не понравилась. Ноу, Ноу – заговорил старший. Их бин УЕА. Мы тут УЕА не пользуемся, оскорбился Поручик, ну разве что иногда УЕБ, задумчиво добавил он.

Олег сунулся вниз, но вернулся. Железный Олег, вернулся !!! Да, крутая хрень все таки дефолт. Он выкурил сигаретку, и аккуратно, не используя веревки прошел ребро. Младший немец, подошел к веревке и начал ее обворачивать вокруг себя. Чего это он, недоуменно спросила Татьяна. Ты Танюха молодой альпинист, и не знаешь спуска классическим способом Дюльфера, этот придурок собался его использовать. Я, Я подтвердил старшой немец. Зер олд техноложи - Дюльфер.

А почему придурок, спросила Татьяна. Это способ основан на трении веревки по телу, когда альпинисты ходили в брезенте, он был весьма популярен. При его футболочке –это будет полный абзац. Кроме того, он сделал лишнюю петлю и надел ее на шею, через пару метров у него кислород точно кончится – сделал окончательный анализ Поручик. Старший немец вдруг подозрительно хрюкнул. А похоже он это, гонит, отметил Поручик, он по нашему понимает больше, чем хочет показать.

Через 2 метра спуска петля затянулась, побагравеший немец, остановился, решил выпутался, его старший собрат издавал какие то нечленораздельные звуки. И младшой вдруг решил проявить лихость, обычно не свойственную немецкому роду. Усевшись на задницу и держа веревку перед собой, он поехал вниз, отклоняясь вправо. Идиот, крикнул Поручик, падать надо влево, там на 20 метров меньше.

Ситуация нравилось Поручику все меньше и меньше. Проклятый буржуй не понимал серьезности положения, может от того, что прижег рученки и разум, как поется в одной известной песне, закипел. Схватившись за верх веревки Поручик крикнул Олегу – тяни, Олег врубился моментально, и натянул ее нижнюю часть. Заблудшая овца, вышла на штатную траекторию. Еще мгновенье, и вот он уже сидит внизу, дует на пальцы, старший собрат ему что то сердито выговаривает. И причитает Татьяна.

Ты за них где нибуть расписывалась, деловито поинтересовался Поручик. Нет растерянно отозвалась Татьяна. Ну тогда ничего, успокоил ее Поручик, лазь с ними дальше. Подумаешь ихний МИД нашему МИДу представление сделает. А вообще – полные придурки.

Железный звук разнесся над тайгой. Поручик хорошо его знал, так звучит поварешка, при ударе о котел. Все, никаких УЕА, а то сожрут все голодные дети, спускаемся дальше через камин, там в конце камина сосна, 40 см в обхвате, никуда они дальше нее не денутся.

А потом 5 минутная пробежка в сумерках по тайге и вот изба. И горелая каша, обильно политая слезами дежурных, сырые дрова дают едкий дым, отметил про себя Поручик. 

Немцы мужественно глотали горелую кашу. Более взрослые девки строили им глаза и подкладывали каши еще. Ну вот, подумал Поручик, глядишь, так и приживутся на Столбах, если конечно желудок выдержит. Сырая сосна горела с треском и дымом, дверку у печки не закрывали, и толпа народу собралась возле огня. Но тут инструктора вспомнили про режим, детей загнали на нары и наступила тишина. Немцы легли на улице на помосте. Наверно решили, что так будет дешевле, уже сонно подумал Поручик. День закончился не так плохо, как предполагалось.

День второй

День второй начался с утренней детской склоки. Дежурное звено отчаянно спорил, кто будет мыть казан. На тот момент на Столбах еще не знали Фери, Каплю и Досю. Процесс мытья казана осуществлялся на ручье, с помощью мыла и песка. В процессе мытья сажа сходила с казана и равномерно распределялась на детях моющих казан. Глядя на них, становилась понятной идея жестоких плантаторов, что эта работа для негров.

Чайник на печке подпрыгивал, окатывая помост приятным запахом листьев смородины, а это означало, что после процесса принятия кружки чая с пряниками (немцы подозрительно на них косились, но распробовав, дружно заработали массивными и крепкими челюстями). Построив их в колонну, Татьяна двинулась скорым маршем на центр. Поручик с Олегом и детьми двинулись следом. Движение было замедленное, дети обнаружили на откосах лога заросли черники и не понимали, как можно просто так пройти мимо этого богатства.

А вот и центр, точнее Первый Столб, а еще точнее Слоник. Слоник – в принципе невысокий камень (в высшей точке 5 метров). Представлял собой концентрат того, что называлось лазанье по Столбам. Поручик вспомнил, как весной, недоуменный Лебедь показывал ему письмо уральского туриста. Который просил выслать ему чертеж Слоника, что бы он мог этот замечательный тренажер построить. Поручик посоветовал тогда Лебедю запросить у Челябинских товарищей 4 вагона гипса, для слепков. Прямых отказов Поручик не любил, и на идиотскую, но искреннюю просьбу, обычно отвечал еще более идиотской и не менее искренней.

По наклонной плоскости Слоника носились и скатывались дети. Багровые и злые немцы пытались осилить 1-й метр маршрута. Получалось плохо. Трещин, куда можно было вставлять стальные пальцы, не было. Не было так же и уступов, на которые можно было ставить ноги в восхитительных, 150$ туфлях. Вокруг немцев, босиком лазила Татьяна, и искренне пыталась понять, в чем же дело ?  Более старший и умудренный опытом товарищ оставил попытки. Наверно вспомнил старую поговорку, Что русскому хорошо, то немцу смерть. Его младший собрат, решил, что виноваты скальные туфли, и по примеру Татьяны решил покорить Слоник босиком.  Мда, вы когда нибуть, пробовали скатываться по напильнику. Не надо было так делать.

Не религиозный, но суеверный Поручик, решил, что беда немцев в том, что они пытались покорить эту маленькую, но гордую скалку. Вообще, стандартный газетный штамп – Покорители Вершин – вызывал у Поручика усмешку. Он то знал, что скалы на Столбах, весьма своенравные, и порой жестокие дамы. Не надо их покорять, их надо любить, и слушать, и понимать, готовы ли они тебя сегодня принять. Поручика они сегодня принять были готовы. И даже простили, долгое отсутствие.

И вот уже необъятный в своем многообразии 1-й столб. И вот катушки под ногами уходят вниз, а ты летишь вверх, в синее небо. И вот он водопой - небольшой, и с годами все более узкий грот, с каменной чашей в конце, наполненный прохладной и самой вкусной в мире водой. И старые друзья, лучшие в мире, и подружки, безусловно самые красивые в мире, и тайга, тайга со всех сторон. И в гробу я видел дефолт, Хермана и Киндерсюрприза, подумал Поручик.

В избу возвращались усталые и довольные. Тело ощущало приятную усталость. Желудок ощущал пустоту и некоторое томление, по поводу его предстоящего заполнения. За 100 метров до избы, Поручик почувствовал скорбный запах. Дежурный детский взвод вел нешуточную войну с рисовой кашей. Каша побеждала на всех фронтах. Набухший рис, вылезал из казана, и умудрялся пригорать не только с внутренней, но и с наружной стороны.

Пожалуй у меня сегодня будет разгрузочный день, мрачно подумал поручик, наливая в кружку чай, и доставая ныне плохо известный деликатес – килька в томатном соусе. Немцы мужественно ели. Нет, все таки немецкий солдат – самый храбрый в мире солдат, решил Поручик.  Сон на голодный желудок не шел, и вечер обещал быть долгим.

Вдруг какой то необычный звук разбавил детский гомон. Внизу показалась компания, это был известный, Столбовский филолог – Лысый, с женой, с другом имеющим троцкисткую фамилию Бухарин, и еще какой то личностью, довольно упитанной и жизнерадостной. Они тоже хотели провести вечер в лесной тиши и глуши. Лысый занимался швами зданий. Занимался довольно успешно, и вполне мог стать Новым Столбистом, мешало этому две вещи – полное отсутствие инстинкта накопления и способы оплаты работы заказчиком.

Заказчик платил водкой, водкой была заставлена кладовка, балкон и гараж. В рюкзаке побрякивал очередной аванс. Лысый, здесь дети и иностранцы, веди себя прилично, взмолилась начальник сборов – Юлька. Предупреждение было не лишним. Филологические способности Лысого гремели на всей площади треугольника Китайка – Центр – Манская баба. Самое невинное выражение было -  Конь педальный. Кроме того, у парня был явный педагогический талант. Все дети, в радиусе слышимости, по прошествии 2-х часов, начинали изъясняться, используя сочные и затейливые обороты известного (в узких кругах конечно) филолога.

Поручик Лысого уважал. Практически в любом состоянии Лысый мог лазить, пилить дрова и вести приятное общение. Кроме того, они всегда приносили с собой различные деликатесы и просто, хорошую еду. Сегодня это оказалась к стати. Настроение поручика резко улучшилось. На столе появились салатики, цыплятки, красное вина и ракушки в винном соусе на спицах. Их огненный вкус вызывал жгучее желание тут же залить их красным вином. Ожидалось приятное общение.

Факт присутствия иностранцев в избе вызвал какой то нездоровый ажиотаж у Ленки, жены Лысого. Я хочу с ними поговорить, научи меня говорить по немецки, капризно канючила она. Лысый Немецкого не знал. Не знал его и Поручик, несмотря на долгие годы обучения в школе и ВУЗе. Совместными усилиями вспомнилась фраза из 12- стульев. Гебен зи мир битте цвай сигаретте. Правда эти парни не курят. Ленка пошла общаться, в проеме двери висел тибетский медный колокольчик. В избе он выполнял функцию звонка. Обычно, входящий гость бился об него лбом, вызывая при этом мелодичный звон. Свои, как правило, уворачивались.

БОООМММ !!! Ленка не увернулась. Алкоголь нарушил координацию движений. Она приостановилась, вернулась к столу и заканючила опять – я забыыыла. Гебен зи мир битте цвай сигаретте хором закричали Поручик и Лысый. БОООМММ !!! БОООМММ !!! БОООМММ !!! На седьмой раз бредовая идея была оставлена. В смысле была оставлена идея говорить по немецки, но жажда общения осталась. Ну, баба с возу -  стакан полнее, изрек Лысый.

Ближе к полуночи, в душе Лысого зародилось желание спеть. Выйдя из избы, он обнаружил 2-х осоловевших немцев, Ленку и стайку старших девчонок из палаты №6. Они о чем то щебетали, а немцы важно отвечали Я, Я. Лысый решил сделать гостям приятное, спеть песенку, на немецком языке, единственную, которую знал:

Дойчен золдатен унд оффициррен

Нихт капитулирен, Нихт капитулирен – громко и с выражением затянул он.

Немцы капитулировали сразу, они вдруг насторожились, потом взяли свои кули и как то незаметно переместились в район Теремка – небольшой скалки, метров 200 от Эдельвейса. Нет, все таки русский солдат – самый храбрый в мире солдат, решил Поручик.

Все как то резко успокоилось. Наступила тишина, и из распадка вынырнула большая и желтая луна. Ночная тайга при луне – зрелище совершенно фантастическое. При наличии небольшой фантазии и красного вина, вполне различаются различные фигуры славянского пантеона. И вовсе неправда, что кот ходил вокруг дуба, он ходил вокруг кедра – это была последняя отчетливая мысль Поручика, перед засыпанием. Нет, все таки немецкий солдат – самый храбрый в мире солдат, решил Поручик.