Избушка находилась вблизи «Главного штаба» на северном склоне хребта. Строилась она, как говорил впоследствии Николай Безнасько, с мая по октябрь 1918 года, т.е. в течение всех пяти месяцев, которые братья Безнасько провели на Столбах в этом году.

Вспоминаю одну встречу с Николаем. Это было в начале июня 1918 года. Я забрёл к «Главному штабу» со стороны «Перьев» и увидел на нарах Николая, он лежал вытянувшись на спине, а около него лежал туго-натуго набитый мешок /куль/. Поздоровались и разговорились.

— Устал! Попробуй-ка, — сказал как бы между, прочим Николай, — и не вставая мотнул головой в сторону куля. — Еле дотащился — досказал он.

Я попробовал.

— Да, тяжеловато, а что так?

— Да думаю пожить подольше. Вот отдохну и начну варить, а то насилу дошел.

Я знал, что Безнасько еще в мае стали жить в «Штабе», но этот куль, от которого устал такой крепыш, каким был Николай, и особенно остро отточенный топор, не ускользнули от моего взгляда и я невольно подумал, что это все неспроста. Наверное, Николай решил починять стоянку «Главного штаба». Вообще свои мысли о строительстве всегда скрывались от других компаний и Николай, конечно, ничего бы не сказал. Поэтому я, поговорив на общие темы: кто сейчас и где на «Столбах» и т.д., попрощался и пошел к себе на южный склон от 4-го столба.

Дальше случилось так, что я просто забыл о встрече и почти не ходил в сторону «Деда». В это время мы своей компанией строили свою избушку «Косогорку» /Нелидовка/.

В следующем 1919 году стали ползти слухи, что где-то в районе «Деда» есть избушка, и я сразу же подумал об остро отточенном топоре Николая Безнасько.

Будучи на «Столбах» в апреле этого года мы с Володей Власовым решили пойти и покататься на лыжах к «Деду» и «Первому столбу». Идя мимо «Перьев», мы вспомнили о слухах и решили поискать избушку. Не доходя до «Главного штаба», я свернул в намечающийся ложок в сторону Ельничной рассохи и покатился по нему, лавируя между деревьями. Вскоре меня разогнало и я, инстинктивно ища разреженность леса, зарыскнул налево и остановился. Передо мной была избушка.

Вот что было записано в моем дневнике по этому поводу.

" 21 апреля 1919 г. Катались у 4-го «Столба». Пошли искать избушку, которую по слухам строили где-то между «Дедом» и «Перьями» братья Безнасько. Не доходя до «Деда» покатились по мелкому ложочку вниз и влево в горе увидели избушку, куда и поднялись. Находится она шагах в 50-60 к северу от северного развала «Деда», на крутом гребне, идущем на север на его восточной стороне, в сосняке, правда редком. Место прекрасное. Величина избушки почти квадратная сажень, чуть больше. Высота — стоять можно прямо. Часть в земле. На 4-х столбах, два светлых окна. Печка камином из камней и глины и нары".

Избушка эта и была избушкой Безнасько. Впоследствии мы стали периодически навещать эту избушку, а я вкратце записывал кое-что и в частности об избушке Безнасько имеются следующие записи:

" 11 мая 1919 г . Ходили к Безнаськовской избушке. Бедняжка отсырела и пахнет подвалом".

" 11 апреля 1920 г. Были в Безноськовской избушке".

" 10 июня 1922 г. У избушки Безносько мерзость и запустение".

" 1922 г. Разрушена и беспризорна".

" 1924 г. Развалилась".

Больше записей у меня не оказалось. Видимо, я не всегда аккуратно записывал свои посещения.

Почему же так быстро эта избушка окопного типа пришла в упадок?

Прежде всего, это северный, сам по себе сырой, склон. Затем часть в земле. Потолка нет, земля на крыше без ската, как бы продолжение склона. Но лучше всего о причинах разрушения расскажет нам опять-таки автобиография Николая Безнасько. Вот её продолжение /начало см. в " Главный штаб" в период 1914-1918 гг. /:

«В это время /1918 г. А.Я./ случился чехословацкий переворот, и у нас скрывалось иного большевиков; скопилось много оружия. К осени мы остались одни, хлеб вышел, было холодно и с первым снегом мы /т.е. братья Безнасько — А.Я./ вышли в город и поселились в подвале /Красноярск, Береговая 126/. Потом я поступил в Красноярский союз кооперативов инструктором. В июле 1919 г. расстрелян мой брат Анатолий за восстание против Колчака в Красноярских лагерях. В декабре 1919 г. я лично тоже чуть не был убит белогвардейцами, когда скитался с лошадьми Енсоюза по Ачинскому уезду /по этому поводу мною написан автобиографический рассказ „Одно задание“/. В 1923 г. работал в Ачинске, проводил декрет Двадцатого марта о кооперации, в августе того же года назначен зав. Ачинской инструкторской коллегией Енгубсоюза. В 1921 г. организовал рабкооп „Малк“, один из лучших в Ачинском районе /и пожалуй в Сибири/. В 1922 г. переведен в Красноярск членом оргбюро Енгубсоюза. 29- IX того же года избран членом правления Губсоюза. В 1923 г. снова введен в оргбюро Губсоюза, в каковой должности состою и по настоящее время /...1926 г./».

Эта часть автобиографии сразу дает разгадку на вопрос почему погибла избушка братьев Безнасько.

В такой избушке было, конечно, холодно, т.к. печка из камней не быстро нагревала, это не железка, а при уходе, да при закрытых дверях в избушке долго оставалось тепло, что способствовало развитию домового грибка. К тому же часть бревен была из валежника, уже зараженного древоразрушающими грибками.

Но, видимо, не все это главное, а чехословацкий переворот, осложнение с продуктами и, конечно, расстрел брата Анатолия. После расстрела Анатолия стали искать и Николая, а также и других большевиков, членов компании Безнасько. Так однажды в городе была опознана одним белогвардейским офицером Капитолина Дудина. Она как-то увернулась от него, но он ее запомнил и после наведения справок стал ее искать. С этой целью он пришел даже на «Столбы», где в это время у «Главного штаба» были среди других Николай и Капитолина. Все были настороже и когда услышали приближающиеся пьяные голоса, Николай сказал Капитолине: «Прячься хотя бы в камнях над «Штабом», что она и сделала. Вскоре пришли несколько человек и среди них сильно выпивший офицер, тот, что преследовал Капитолину Дудину. Пошли расспросы и офицером был поставлен вопрос Николаю: «Где Капитолина Дудина?» Николай, всегда внешне спокойный, ответил, что она теперь уже, наверное, где-то далеко, т.к. уехала куда-то на восток. После угроз по адресу Дудиной и ругательств пришедшие ушли, а Капитолина, отсидевшись в камнях и слышавшая весь разговор, вышла из своего укрытия.

Зная, что Николая здесь могут отыскать следующие любители сыска, он ушел и некоторое время прожил на «Диких камнях». Но голод не тетка, как говорится в пословице, и Николай вышел в город и постарался уехать в Ачинск, где скитался с лошадьми, спасая их от белогвардейской мобилизации. В общем, Николаю пришлось скрываться у своей будущей жены, учительницы Ольги Никитиной. Здесь, в деревне Александровке он и скрывался, партизанил и спасал лошадей. Жаль, что его очерк «Одно задание» не дошел до нас, он рассказал бы о Николае больше, чем мы знаем. Таким образом, регулярных посещений избушки ее строителями не было и избушка быстро отсырела.

Ходил ли все же в период 1918-24 г. кто-нибудь еще, кроме Безнасько в избушку? По сведениям, полученным от одной из компаньонок подруги Оли еще по Ачинску Сони Кудряшевой, в избушку ходили: Тульпа Костя, Клюге Виктор, Дудина Капиталина.

Вспоминает она один заход в 1919 г. в летнюю ночь, когда она впервые пришла к избушке вместе с Николаем и Ольгой Никитиной. Николай был особенно мрачен, а Оля сообщила ей, что Николай сказал ей о расстреле Анатолия. В этот заход было совсем не весело, больше молчали.

Вообще больше всего ходили эти пять человек. Клюге бывал редко. Из посторонних никого не бывало. Однажды пришли какие-то мальчики. Конечно, ходили охотники и ягодники, но ведь эти «гастролеры» издали высматривают, нет ли хозяев, и занимают избушку только в их отсутствии.

Обычно лазали по «Столбам», особенно по «Первому столбу». У костра или на нарах читали Чехова и иногда оставались на несколько дней. Словом блаженствовали, отдыхая на лоне природы и если исключить тревожные дни 1919 г., в избушке все же было хорошо. Ходили как на дачу в «Главный штаб». Нары еле вмещали пять человек, но в тесноте — не в обиде. Ходили и зимой на лыжах. Когда в 1957 г. я посетил С.В.Кудряшеву на правобережья Енисея, она сказала, что где-то у нее была зарисована избушка братьев Безнасько. После розысков среди выкроек в свитке действительно был обнаружен схематичный рисунок этой избушки. Пришлось перекопировать его. Сделан он был в карандаше. Даты зарисовки не было. Вспоминая эту дату, Кудряшева сначала назвала 1926 год, но позднее готова была отнести зарисовку к более раннему периоду и возможно даже к 1924 году, т.е. к последнему году существования избушки. На рисунке избушка изображена со стороны двери. Бревна стен вложены в пазы столбов. Налево корень и в него сверху положена каменная плита. Это стол и на нем стоит ни то чайник, ни то лежит кусок берестяной коры, свернувшейся в цилиндр. Вид из избушки был в сторону «Видовки». Вниз уходил склон в Ельничную рассоху. С сентября 1919 г. вблизи избушки появилась компания печатников, устроившая свои висячие нары над большим козырьком с северной части камня «Прадеда». Это компания Иннокентия Львова под названием «Павианы». С устройством этой стоянки у избушки оказались соседи, просуществовавшие, правда, тоже недолго /см. " Павианы «/. Особенно любили жители этой избушки бродить по Столбам, наблюдать и созерцать величие и красоту столбовского окружения. Николай был мало разговорчив, он чаще вставлял отдельные реплики в общем разговоре, больше любил думать, переживал все молча. Однако это совершенно не значило, что он был черствый, сухой человек, которому нечем было поделиться со своими спутниками и друзьями. Просто у него такой характер молчаливого, как бы на чем-то всегда сосредоточенного человека. Он любил иногда пошутить, но никогда при этом не был экспансивным, быстро загорающимся. Любил помечтать, а мечтать было о чем, ведь в прошлом жизнь не баловала его, и он прошел по ней трудный путь, иногда усеянный острыми шипами. Как часто видимость бывает обманчива. Глядя на Николая, можно было подумать, что этому, с виду сухому в обращении человеку, конечно, чужда поэтическая черта, жизнерадостность. Нет, они не чужды ему, но их высказывал он или тихо, без пафоса, и то не всем, а еще об этом он писал своему первому другу — жене Оле.

Вот выдержка из одного письма к ней, от 1922 года:

»... или прорежет тьму забвения память о «Столбах» — мы вдвоем с тобой на вершине «Второго», высоко над тайгой. Одни на неприступном гранитном острове среди безбрежного зеленого океана.

Тихо, внизу рокочет зеленый прибой тайги, непонятно о чем шумят бескрайние зеленые волны, но что-то тихое..., огромное, умиротворяющее вливается в наши души. И мы молча следим за волнами горных хребтов, уходящих к горизонту и туманной синью исчезающих вдали. Любовь плетет невидимые, но крепкие нити между сердцами. А когда умрет день, темная ночь борется с золотом костра и, подкрадываясь, прячется длинными, трепетными тенями за нашими спинами«.

Разве не поэзия в этих немногих строках письма, созвучная с красотой «Столбов», с уютом и лаской костра.

Но события шли своим чередом и Николай, занятый на работе, конечно, посещал Столбы больше в пред и выходные дни. Он любил Столбы и эту любовь выражал молчаливым созерцанием или когда не выдерживал и хотелось говорить — в письмах. К этим письмам мы еще вернемся, когда будем говорить о последнем периоде последнего из бродячих могикан «Главного штаба» Николае Безнасько.

А.Яворский

ГАКК, ф.2120, оп.1., д.8