В 1915 году на площадке между 2-й и 3-й вершинами Такмака поселился учитель Павел Прокопьевич Устюгов. Здесь он проводил предвыходные и выходные летние дни и большую часть своего летнего отпуска. С восточной стороны 2-й вершины у ее подножья имеется ниша с навесом. В ней-то и нашел место для своей стоянки новый засельник.

Павел Прокопьевич родился в 1871 году. Окончив учительскую семинарию в г.Красноярске в 1891 году, он два года проучительствовал в селе Покровка Ачинского уезда, откуда был назначен учителем на Абаканский железоделательный завод (ныне Абаза). В 1909 году П.П. был учителем 2-классного училища в Теси Минусинского уезда на р.Тубе, где и пробыл два года. В 1911 году он приехал в Красноярск. Здесь в городе он преподавал в 1-м народном училище (где теперь помещается гостиница «Енисей»).

С 1911 года П.П. безвыездно жил в г.Красноярске, все время работая педагогом. Имея за спиной солидный педагоги­ческий стаж в 34 года, он в 1925 году уходит на пенсию.

Живописные окрестности Красноярска сразу же остановили на себе внимание Устюгова. Еще живя в других местах края, учитель любил уходить в природу, где любовался красивыми видами сибирской природы, а также интересовался всем происходящим в этой дикой природе. Он всегда старался разгадать непонятные ему явления, рассмотреть попадавшиеся на пути объекты из животного мира или растения, разглядеть камень. Эту любознательность к природе еще в семинарии прививал своим ученикам известный в Красноярске директор семинарии Иван Тимофеевич Савенков. Преподаватель-натуралист он впервые ввел в практику преподавания экскурсии в живую природу и всеми средствами заставлял учеников интересовать­ся этой природой, особенно он любил камни и от него его бывший ученик П.П.Устюгов почерпнул эту любознательность и способность наблюдать.

По приезде в Красноярск Устюгов во время летних каникул снимал дачку в д.Базаихе, где и жил со своим семейством. Первое место, которое понравилось Устюгову, был Шелонин бык. Он часто уходил из деревни вверх по Енисею и целыми днями проводил на его берегу вблизи быка. Широкий Енисей, причудливый бык и подступавшая к нему тайга давали какое-то особое спокойствие, настоящий отдых и учитель с большим удовольствием проводил здесь свое каникулярное время. Шелонин бык стал его второй дачей. Все шло хорошо, но вот однажды случилось обстоятельство, заставившее П.П. покинуть этот прекрасный уголок на Енисее.

На Шелонин бык пришли для прогулки из города трое гимназистов и расположились тоже вблизи утеса. Затем они полезли на бык. Вскоре двое из них вернулись к берегу и стали ждать задержавшегося третьего товарища, но он долго не приходил. Пришлось идти искать, но поиски были безрезультатными. Дело дошло до следственных органов, и на Шелонином быке появились полицейские. Продолжались розыски, но тоже безрезультатные, видимо, этот третий упал с утеса в Енисей, т.е. в полном смысле «как в воду канул». Искали целую неделю. Взяли под подозрение двух гимназистов, Устюгова и всех проживавших вблизи заимочников и рыбаков. Все это произвело на П.П. тяжелое впечатление, и он перестал посещать Шелонин бык. Было нарушено то спокойствие духа, которым так дорожил на отдыхе скромный учитель.

Теперь Устюгов обратил свои взоры в другую сторону, и он пошел из Базаихи на Такмак, который так заманчиво смотрел с вершины хребта на Енисей и прилегающие к нему берега. Отсюда из Базаихи он напоминал великана, выглядывающего из-за леса в своем остроконечном шлеме.

Из Базаихи Устюгов поднялся по логу, что шел от второй мельницы и, медленно продвигаясь, вышел в седло.

Он был поражен красотой моховского окружения. Крепостной стеной спускается вниз с хребта Такмак и на пустынном степном склоне он кажется особенно грандиозным. Он как бы сбегает в Моховую, но вскоре останавливается и всем своим массивом поворачивает на восток.

Прямо перед пораженным пришельцем из пади по ту сторону Моховой выходит каменистый конус хребта с причудливой кучкой камней на вершине. Это Воробышки. А там, в хребтах среди тайги все камни и камни. Сколько их? И как все красиво, величественно. Невольно вспомнились слова иркутского поэта-сибиряка Федорова (Омулевского):

«Необозримая лежишь ты предо мною
В немом величии страна моя родная».

И как это все близко и доступно. Нет, сюда, только сюда.

Сразу чувство камня с его героическим пейзажем захватило в плен восторженного Павла Прокопьевича, и он решил поселиться именно здесь, у Такмака. Пошли знакомства с самим Такмаком, они подтвердили правильность выбора места отдохновения. Выбирать место для стоянки долго не пришлось. Площадка между 2-й и 3-й вершинами Такмака оказалась как нельзя быть лучшей, и Павел Прокопьевич остановился на ней. И вот учи­тель на отдыхе на своей новой стоянке. Оставленная им на стене площадки надпись о годах посещения Такмака сама говорит за себя, вот она:

П.Устюгов
1913-1916
1917
1918
1919-1920
1921-1925
1926-1928 г.г.

В Такмаковской стоянке были свои недостатки и свои достоинства. Воду приходилось доставлять на площадку из ключа, что вытекал посредине лога по ходу на Такмак с Базаихи. Вторым недостатков было большое количество змей. Нагруженный до отказа всем необходимым и захватив воду, Павел Про­копьевич с остановками все же добирался до своей стоянки. Он предпочитал безводный Такмак всем другим местам с обильной водой. Чтобы созерцать красоту с вершины, надо ее достичь. И он достигал ее. Ладил он и с коварными змеями, в некоторые годы довольно многочисленными даже на сравнительно высокой площадке Такмака. Откуда только они брались?

Материал для костра вначале поселения валялся всюду. Такмак почти не был освоен человеком и только некоторые, особые любители посещали площадку и некоторые вершины. Что же касается большинства посетителей, особенно базайских дачников, то эти последние, поднявшись логом в седло, шли прежде всего к «Дивану Такмака», да чаще всего на этом и кончалось их посещение Такмака. Этим же ложком, а он назывался Семеновым ложком, они возвращались назад в Базаиху. Все же, предвидя в конечном счете недостаток в топливе на площадке Такмака, Павел Прокопьевич вскоре стал экономить топливо и ночами не жег большого костра.

Ниша вполне защищала от дождя, особенно если дождь шел с юго-запада, а это правило почти никогда не нарушалось небесной канцелярией.

Красота гор сторицей искупала недостатки быта. Павел Прокопьевич бродил и наблюдал «великое» и «малое» в природе у каменных развалов такмаковских вершин. Его интересовал полет ворона, со свистом проносящиеся каменные стрижи и говорливые галки, по весне поселявшиеся с западной стороны первой вершины Такмака. Следил за извивающимися змеями и петляющими муравьями. Пробовал на вкус разные травы и знавал их различные целебные свойства. Как-то он, рассказывая про эти пробы, вспомнил как он отравился, будучи еще заводским учителем на Абакане и чуть не ушел на тот свет. Пытливого отшельника интересовало все, что он видел и слышал в природе.

Он рисовал, записывал свои мысли, читал и без конца наслаждался прекрасными видами Моховой и ее сказочных гор.

Напротив стоянки за 3-й вершиной по ту сторону Моховой, высоко на хребте стоит Ермак и если смотреть с «барьерчика», что окаймляет площадку с северо-запада, Ермак тут как тут перед тобой, а ниже, глубоко в падь идет неприступное подножие всего Такмака, и где-то там незаметно переходит в долину. В саком низу в долине, чуть ниже Такмаковского угла, где Моховая прорывается через самое узкое место, когда-то были чудесные камни «Кызямы». Сейчас их уже нет, их взорвали и постепенно вывезли на разные стройки города. Одиноко стоят штабеля их осколков. А вон и избушка, свидетельница работ каменотесов у остатков «Кызям», она полуразвалилась и служит приютом забредших в Моховую любителей природы. Недалеко от основания Такмака видны с откосов отдельные камни, их пробуют рвать порогом своего изобретения каменотесы-базайцы Мухин и Рутковский. При каждом взрыве сердце у Такмаковского отшельника сжимается. Неужели дойдут и до Такмака? Нет. Этого не может быть. Взорвать такую красоту. Нет. Этого не будет. И мысленно Павел Прокопьевич встает на защиту Такмака от человека-варвара, человека, не понимающего, что такое эта красота природы, это «безмолвное величие».

Справа видна «Китайская стенка», она зигзагами сбегает с хребта и тем напоминает Великую Китайскую стену.

Павел Прокопьевич почти одухотворяет природу. Он ей почти поклоняется. Вот одна из его надписей белой краской, написанная наискось над козырьком его жилища:

«Тебе, о Дух Могучий,
Сюда хожу я поклоняться.
Здесь средь этих скал
Я чувствую Тебя особенно полно.
Хожу сюда к Тебе,
Тобою жить,
Быть ближе к разуму
Вселенной»

П.Устюгов, 19 17/YII-17 г.

Любовь к природе неустанно тянула Павла Прокопьевича на Такмак, и он уходил сюда при первой же возможности и жил здесь на площадке целыми неделями и даже заживался и на более долгий срок. Выше стоянки на стене имеется объяснение его в любви к природе, которую он называет матерью:

«Природа мать, когда б любовь
К тебе иссякла в нас, исчез бы
С нею жизни смысл.
И нива жизни стала б
глохнуть»

Это перефразировка стихотворения Некрасова, посвященная памяти Добролюбова:

«Природа-мать. Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру -
Заглохла б нива жизни»

Много таскал на своей спине всякой провизии во время заходов из города на Такмак П.П., а свой убогий скарб при уходе прятал в камнях. К нему, когда это было можно, приходили родственники: жена и дети (два сына и дочь). Они заносили ему питание и, конечно, с избытком воду. Помогали занести снизу материал для костра. Приходили и хорошие знакомые, особенно Иванов и Миронов — тоже большие любители побродить по красивым местам.

Когда Устюгов оставался вновь один после шумного выходного дня, он вновь ощущал в себе какое-то особое всепримиряющее чувство покоя. Покоя, как отдыха от сутолоки города, толпы, говора. Снова кругом задумчивые молчаливые хребты, густо поросшие тайгой с причудливыми скалами на их вершинах. Как будто круг каменных богатырей собрался над Моховой, и он один, маленький человечек, сидит здесь на плече одного из них, большого богатыря Такмака. Как хорошо, потому что тихо и в этой тишине тоже своя радость жизни.

Начинает смеркаться, мягче становятся тени и, наконец, все постепенно сливается в отдельные строгие силуэты. Там, за розоватыми базайскими хребтами виднеется город, он как чудовище зажигает свои электрические огни. Как сейчас там шумно в этом человеческом муравьище. А тут тишина. Чуть слышно где-то внизу шумит Моховая, но и ее не всегда слышно, только вначале лета, когда она в полной воде или после обильно выпавших дождей. Хорошо, жутко, холодновато по вечерам, но вовсе не страшно. У костра снова мысли о величии природы и о человеке в ней, и о высоком даре его — творчестве. Как хорошо думать и мечтать.

Вот еще одна надпись, тоже белой краской, на скале против стоянки. Она уже почти стерлась от времени, но и в этом неполном состоянии она хорошо характеризует чувства такмаковского отшельника:

«Мне здесь не страшно и не скучно.
Здесь Муза, глядя на меня, не плачет
И не уходит от меня.
Здесь я не гасну, пламенею
И песни вольные от радости пою.
Здесь я живу ... но и смелею
И счастье вольное настойчиво кую»

Таковым был самородок-философ, поселившийся на площадке Такмака«.

Только холода осени, да начало работы в школе заставляли Павла Прокопьевича покидать свой Такмак. Именно свой. Он так сжился с этим камнем-гигантом, что при слове Такмак невольно в воображении вставала сухая, высокая фигура неизменного его обитателя П.П.Устюгова. Такмак — это каменная крепость-замок, а Устюгов его властелин. Недаром друзья прозвали его королем Такмака. Бывало, встретишь Павла Прокопьевича в городе, подашь руку и задашь ему первый же вопрос: «Давно ли с Такмака?» Человек и камень сливаются в одно общее понятие как кентавр, как сфинкс. Но блаженство не вечно, всему бывает начало, середина и конец. Павлу Прокопьевичу уже за 50 лет. Года сказываются. Добывать дрова становится труднее, домашние обзавелись семьями и стали реже посещать Такмак. Кроме того, разного рода туристы стали чаще посещать Такмак, и Павел Прокопьевич задумался. Однажды, сидя вечером у костра, он, взвесив все за и против, решил поискать другое место, более спокойное, но не менее интересное. Уйти от природы он не мог. Он так свыкся с нею, так беззаветно полюбил ее. Покинуть Моховую — это означало «погаснуть», а жизнь на этих хребтах так прекрасна. Побродив в окрестностях Такмака, Павел Прокопьевич нашел новое место , оно находилось здесь же, на хребте, с южной стороны Малого Такмака.

Таким образом, на Большом Такмаке Устюгов, согласно его записям, прожил с 1915 по 1924 год. Но, живя на Малом Такмаке, он все же посещал Большой, свою старую стоянку — нишу и, видимо, одно из последних посещений его было согласно той же записи в 1928 году.

К сегодняшнему году (1958) надписи значительно пострадали и часть трудно восстановить. Кто-то пробовал реставрировать надпись «Мне здесь не страшно...» Это видно по вновь внесенной кистью светлой охре в слове «Муза».

Придет время и память о короле Такмака уйдет в лету. Чтобы этого не случилось, я и написал эти немногие строки о жизни П.П.Устюгова на Большом Такмаке.

Пусть сохранится в потомстве что-то об этом интересном скромном труженике на ниве народной. Может быть, прочтя это немногое, кто-нибудь, когда-нибудь и задумается над этим «Величием природы» и, придя на Такмак к бывшей стоянке Павла Прокопьевича, вспомнит и его.
ГАКК, ф.2120, оп.1., д.6