Писать о Володе Лебедеве в прошедшем времени для меня невозможно. Положил на бумагу обрывки воспоминаний, описал то, что вспомнилось сейчас о нём, Человеке, жившем на Земле.
…при первой нашей встрече я даже не понял, чем этот долговязый парень привлёк моё внимание. Вроде такой же как все, пытающиеся стать студентами «политеха», чистенько и аккуратненько одетый, наглаженный, явно из городской интеллигентной семьи. Скорее всего, ещё и отличник. Но не «ботаник» точно, – подсказывал жизненный опыт, – что-то чувствовалось в нём наше, раздолбайско-дворовое, делающее его своим. То, что оба ходим на Столбы, мы поняли без слов. На том и сошлись. До конца экзаменов мы пролезли вместе все основные ходы на «Центре», какие знали. Более продвинутый, он лазил в калошах, а я, по-деревенски, в резиновых сапогах. Мы учились друг у друга и это оказалось страшно интересно. «Ты лазил Этажерку? Нет? Пошли!» «А ты ходил Ласточкин Хвост? Полезли!» В опасном месте, он всегда ждал и подсказывал.
После зачисления в институт мы, как и все первокурсники того времени, попали на два месяца в колхоз убирать урожай. Деревня называлась Еловка, Балахтинский район. Копать турнепс скучно для наших творческих личностей, а я после сельской школы уже имел удостоверение тракториста и мне удалось убедить колхозное начальство, что я принесу больше пользы Родине, работая на тракторе и помощником мне нужен мой друг. Иметь специальность тракториста в деревне считалось почти так же круто, как быть гармонистом. И дали нам старенький «Беларусь» с огромным прицепом. Приезжаем на поле, наши товарищи нагружают нам полную телегу. Поехали. Вова и говорит: «А чего ехать в объезд? Давай прямо с этой горы и в деревню, срежем путь в три раза, производительность труда, соответственно, поднимем в три раза, может, премию выпишут». Поехали. Склон крутой, после дождей грязный и скользкий. Сначала перевернулся прицеп, потащил за собой трактор, перевернулся трактор, ну, и мы в нём… Хорошо, что не тридцать седьмой год, а то расстреляли бы наверняка за вредительство.
По вечерам ходили в клуб на танцы. Мы тогда ещё не знали, что любимое развлечение у местных – отдубасить «городских». Причина находилась без труда: деревенские девчонки, доярки из колхоза. Стоило только посмотреть в их сторону, – выходишь из клуба, – ждут с дубьём. Бились, стоя спиной друг к другу, чтобы сзади не подкрался неприятель.
Или вот ещё история. Попросила как-то наша повариха, которую выделил нам колхоз, помочь выкопать картошку. Мужа, дескать, нету, невмоготу совсем одной маяться. Согласились сдуру мы с Вовой. Огород огромный, копаем, жара неимоверная. «Хозяйка, – просит Вова, – кваску не найдётся холодненького?» «А то! Да для вас, родимые, ничего не жалко!» И тащит пятилитровый чайник с квасом. Приложились к носику – хорош квасок, забористый. Правда, принесла-то нам повариха медовухи ядрёной… В общем, к ночи поле мы осилили, но как домой, в бригаду попали — не припомню. Бригадир сказал, что повариха на телеге привезла, сладко спящих.
Энергии в нас столько, что по вечерам мы с Вовой боролись прямо в комнате, где жили. В комнате четырнадцать человек и, соответственно, раскладушек столько же. Так вот, к окончанию наших работ все кровати оказались сломаны и ремонту не подлежали. Бились мы по-настоящему, не уступая друг другу, до полного отупения. Для чего – до сих пор не пойму.
