Описывая первое восхождение на пик Звездный, я упоминал стоянку «Мечта», которую наша группа основала в 1960 году. С тех пор минуло полвека, и есть повод поделиться воспоминаниями об этом событии. Не буду повторять всего, что предшествовало нашему походу в Ергаки. Напомню только, что было нас 7 человек — четыре мужчины и три девушки. Руководители — Геннадий Кутихин и Геннадий Дмитриев — «старые столбисты». Они уже побывали в Ергаках в 1958 году. Снаряжение наше было очень скромным: четырехместная брезентовая палатка, тридцатиметровая веревка, двуручная пила, топор, и семиструнная гитара.

Начинаю рассказ от ночевки у Тормазакова моста, куда нас доставила полуторка, выполнявшая рейс «Абакан — Кызыл». Хорошо выспавшись, и плотно позавтракав, мы двинулись в сторону Спящего Саяна. Утро было пасмурным. После полудня стали подниматься к перевалу, который впоследствии назвали перевалом Художников (в те годы ни перевалы, ни вершины названий не имели). Начался нудный мелкий дождь, видимость ухудшилась, но «Генки» вели группу точно, и часам к четырем мы были на перевале. В этот момент тучи немного разошлись, выглянуло солнышко, и мы онемели от представшей перед нами панорамы. Любовались недолго и поспешили вниз, так как мокрая одежда не спасала от холодного ветра. Темнело, рюкзаки были тяжелыми, камни на осыпях крупные, скользкие. К месту назначения пришли промокшими и уставшими. Невзирая на усталость, принялись дружно готовить ночлег, кострище, варить ужин. «Тамада» (Кутихин) поднес каждому по 25 граммов спирта, который мы запивали чистейшей водой из горного ручья. Поужинав и подсушив у костра одежонку, завалились спать под нависающим камнем, укрываясь общими одеялами.

Проснулись бодрыми, веселыми, никто не простыл, даже не чихнул. Начался «Первый День творения». Стали устраиваться. Выровняли, как могли, площадку. Торчавшие крупные камни выкапывали, промежутки между оставшимися камнями засыпали мелкими камешками и щебнем. Работа была тяжелая, мы довольно рано поужинали и легли спать.

Устраиваемся

«Второй день творения». Побродив вокруг стоянки, нашли несколько сухостоин. Напилили бревнышки для нар и ограждения. Сделав нары, застелили их лапником. Стойки ограждения обложили ветками, — получилась защита от ветра (пригодился опыт устройства столбовских стоянок). Потолком нашего жилища была нижняя поверхность камня. Из-за его наклона на правой стороне нар можно было сидеть только согнувшись, а пробираться вглубь навеса приходилось ползком. Но все были благодарны природе за такую «гостиницу». Она укрывала от непогоды, и казалась нам очень уютной.

Какими конкретно делами были заполнены следующие дни, теперь уже не вспомню. Но наиболее яркие эпизоды память сохранила. Каждый вечер после ужина мы садились вокруг костра. Гена Дмитриев (столбовская кличка — «Живец») брал гитару и пел, а мы ему дружно подпевали. Репертуар был весьма разнообразным — от романсов и оперных арий до хулиганских и столбовских песен. Когда угасал костер, закрывали угли плоскими камнями, чтобы утром было проще развести огонь. Составляли план на следующий день. Очередная пара дежурных вставала на час раньше остальных. Поэтому завтракали сразу же после утреннего туалета.

Завтрак

Одно ведро предназначалось для варки каши, другое — для чая. Из продуктов были у нас мясные и рыбные консервы, брикеты перловой крупы, манка, сухое молоко, сливочное масло, какао, сгущенка и сахар. Очень вкусный хлеб, который мы купили в Танзыбее, кончился на третий день. Перешли на сухари и печенье. В общем, не голодали. Тамада (он же наш врач!) взял в поход «для сугреву» две бутылки непонятной жидкости крепостью около 70 градусов и «очищал» её марганцовкой. «Принимали» малыми дозами только от простуды, или по особо торжественным случаям.

Недалеко от стоянки нашли небольшое озеро, которое питалось снежниками. После зарядки «закаленные ребята» (и я) ныряли в него, а «Живец» подкарауливал момент, чтобы сфотографировать «нудиста».

Как только устроились, стали делать радиальные выходы с таким расчетом, чтобы к вечеру возвращаться на стоянку. Первый выход был посвящен восхождению на ближайшую скалу, которую мы прозвали «Тысяча дедов» из-за того, что при некоторой фантазии их можно было угадать на изборожденной поверхности северной стены. Теперь она называется — «Толстый брат». На вершине нас захватила гроза. Тучи быстро сгущались и опускались. Подул сильный ветер, заблистали молнии. Некоторые ударяли в скалу совсем рядом с нами. Сильно запахло озоном. Уши глохли от канонады резких звуков, напоминавших треск ломающихся деревьев. От наэлектризованного воздуха волосы у всех встали торчком, что нас порядком развеселило. Момент был опасный, и мы почти бегом возвратились на стоянку.

В другой раз решили подойти поближе к господствующей вершине нашего района, чтобы выяснить возможность ее покорения. Поднявшись по «катушкам» «Гиперболического параболоида» (теперь — «Два брата»), и обойдя озеро, которое мы назвали озером «Горных духов» (по ассоциации с картиной Гуркина, поднялись к северному ребру пика. Ахнули, взглянув на его отвесную и мрачную восточную стену. Западная стена показалась более приветливой, но мы поняли, что в этот поход и она нам «не по зубам». Наступала темнота, и мы решили возвращаться по северному гребню. Оказавшись на траверзе северного края озера, стали спускаться по довольно крутой гладкой стене. Шестерым из нас это не представляло сложности, так как спускались «спортивным» по веревке, закрепленной Геной Дмитриевым. Ему пришлось спускаться без страховки. А находить зацепы и «карманы» в темноте было совсем непросто. Однако, все прошло благополучно, и мы довольные вернулись «на базу».

1910. Г.И.Чорос-Гуркин. «Озеро горных духов»

Запомнился эпизод, когда мы, возвращаясь от озера «Горных духов», решили для разнообразия спуститься к стоянке не со стороны «Параболоида», а с восточной стороны «Толстого брата». Подошли к ручью, вытекающему из озера, и впадающему в Левый Тайгиш. Крутая часть ручья была укрыта мощным снежником. Я увидел, что под снежным мостом есть просвет, и решил пройти по этому тоннелю. С большим трудом, сгибаясь «в три погибели», часто на четвереньках, мне это удалось. Остальные перешли по снежному мосту и, когда я вылез из тоннеля, встретили меня приветствиями. Я почувствовал что-то неладное в их чрезмерной радости. Вскоре мое подозрение подтвердилось. После ужина «тамада» встает и торжественно объявляет — Юре «за отрыв от коллектива» полагается 10 калош. А такое правило действительно существовало на «Столбах». Зная, что сопротивление не только бесполезно, но и чревато «добавкой», пришлось лечь на камень. Народ с воодушевлением наблюдал экзекуцию и хором считал удары, а мне оставалось успокаивать себя — мол, «за битого двух небитых дают».

Вспомнилась еще одна провинность, наказуемая «калошеванием». Гена Кутихин, будучи одним из первых членов столбовской компании «Беркуты», строго придерживался правил поведения столбистов в обществе. Так вот одно из них запрещало употребление нецензурных слов в присутствии женщин. Нарушение каралось двумя ударами калошей по «пятой точке». «Болельщиков» обычно собиралось немало. Каждый старался внести свою лепту в это «развлечение», отпуская шутки и язвительные комментарии. При этом строго смотрели — не «хлюздит» ли «палач». Если обнаруживалось, что «палач» исполняет приговор без должного усердия, то пару «калош» «врезали» уже ему.

В одном из выходов мы «схватили» холодную ночевку. Нам интересно было посмотреть неведомые места — Левый Тайгиш — «... ведь никто до нас здесь не был — в таинственной стране Мадагаскар» (Ю. Визбор). День был пасмурный, но довольно теплый. Пообедали и пошли налегке, предполагая вернуться к ужину. Троп в те годы не было. Шли «дёром» среди кустов и камней. Часа через полтора стал накрапывать дождь. Только у одного из нас была штормовка, у остальных ковбойки. Что-то расхотелось идти под дождем по высокой траве, и Гена Дмитриев предложил возвращаться по скальному гребню. Чем выше поднимались, тем пуще мочил нас дождь. Всё заволокло туманом, приближалась ночь. Стали искать хоть какое-нибудь укрытие. На довольно крутой скале увидели сухую площадочку, а над ней небольшой карниз. Если встать вплотную друг к другу и наклонить головы, то от дождя спасает. Но в такой позе долго не простоишь, а если кто-нибудь сядет, то другой соответственно будет мокнуть. Был у меня большой охотничий нож. А на этой же площадке торчал высохший пенек. Решили развести костер. Каждый мужчина по очереди отколупывал от пенька щепки, а костровой поддерживал хилый огонек. Костер дымил и немного согревал близсидящих. «Лесоруб» не мерз, так как грелся от «заготовки дров». Остальные, находясь под карнизом, согревались, прижавшись друг к другу (прямо, как пингвины в Антарктиде). Чтобы поднять настроение, Гена пел — «Зачем оставил я штормовку, палатку Здарского не взял. Попал я бедненький в холодную ночевку, и холод косточки мои сковал», а мы бодро подхватывали припев. Потом кого-то сморил сон, кто-то так и не уснул. Под утро дождь прекратился, и едва рассвело, мы двинулись «домой». Уже никого не смущала мокрая трава и хлюпающая под ногами вода. А позади нас вздымался нас приютивший утес.

Гостеприимный утес в тумане

Наступил последний вечер нашего пребывания у «Параболы». После ужина уселись вокруг костра и долго пели. Когда поднялась яркая луна, Гена запел — «Сегодня наш прощальный день в Нелидовском шалмане» (под А.Вертинского). Грустью наполнились наши сердца. Все затихли. Кто-то сказал, «а давайте придумаем для нашей стоянки название!». Уже и не помню, какие были варианты. Когда я сказал: «ребята, а ведь мы всегда будем мечтать о том, чтобы снова побывать здесь. Назовем её Мечта?». Кто — то заколебался, кто-то поддержал. Решили, что «утро вечера мудренее». А утром, когда укладывали рюкзаки, Гена Дмитриев набрал в консервную банку черной золы, смешал её с жиром, оставшимся на сковородке, и написал на камне слово «Мечта».

Вывеска

Уходя со стоянки, мы устремили взоры на высшую точку Ергаков — пик 2265,7 м. Туда несли нас непоседливые ноги.

Вперед к вершинам!

За десять дней нашего пребывания в Ергаках мы не встретили ни одного человека, не обнаружили ни одной тропы, ни одной стоянки. Только обойдя озеро Светлое (Большое) мы увидели на ручье Луговом пастуха. Он угостил нас хлебом и вяленой медвежатиной. А мы отдали ему все оставшиеся продукты, так как до тракта оставалось меньше трех часов хода.

Июль 2010г.