Крутовская Елена Александровна

Ручные дикари. Шурик

Его принесли в маленькой плетеной корзинке. Лапки у него парализованы, почти совсем не действуют, сидит «на кулачках». Полхвоста кошка выдрала, крылышки все пообтрепаны, а глазенки — живые, веселые, даже чуточку озорные.

— Каа... ка-аа! Тшурик! — представился он мне, приветливо салютуя жалкими культяпками крыльев.

Зацепился нечаянно лапкой за лапку, запутался и упал, но тут же справился, привычно помогая себе клювом, сел, аккуратно отряхнул перышки.

Были в нем трогательное бесстрашие и какой-то вызов судьбе. Он явно находил, что жизнь — стоящая штука, и не
собирался унывать из-за такой мелочи, как парализованные лапки.


А жизнь сыграла с Шуриком плохую шутку. Пока Шурик был еще совсем малышом, сидел со своими братишками и сестренками в гнезде и кушал то, что приносила сорочатам сорока-мама, все было хорошо. В тесноте родного гнезда не распрыгаешься, и парализованные лапки Шурика никто не замечал. Рот он умел открывать не хуже других и крылышками трепыхал навстречу маме так же активно, как все остальные сорочата.

Но не могла сорока кормить своих сорочат вечно. Наступила пора им покинуть родное гнездо на старой черемухе, вступить в самостоятельную жизнь. Братцы и сестры один за другим стали выбираться на ветки, поджидать маму у порога родного дома. А самый старший сорочонок даже решился вспорхнуть на соседнюю березу. И получилось! За ним и другие — порх, порх! Кто на березу, кто на сосну, что росла на опушке. Прилетела сорока-мать и видит: все ребятишки уже повылетали из гнезда, остался дома один-единственный — Шурик.

— А ты чего сидишь? — спрашивает мама у Шурика на своем сорочьем языке.

— У меня почему-то лапки не слушаются! — отвечает Шурик.

— Глупости! — рассердилась мама. — Просто ты трусишь! Вот не дам червяка, пока не выберешься на ветку!

Шурик был послушный сорочонок. Он честно хотел выполнить мамин приказ, помогая себе крылышками, подобрался к самому краю гнезда и — кувырк вниз головой. Подвели парализованные лапки, да и крылышки были у него совсем слабые — не удержали в воздухе.

Тут только поняла сорока-мама, что ее младший сынок — калека.

Законы леса суровы. Может быть, мама и пожалела бы Шурика, как-никак родное дитя, да все равно маленький калека был обречен. В лесу ведь нет ни больниц, ни приютов для инвалидов. Все больные, слабые по законам леса не имеют права на жизнь.

Но когда Шурик упал на землю и сидел на дорожке, испуганный, оглушенный своим падением, чья-то рука подняла его. Рука была маленькая, вся в царапинах и цыпках — мальчишкина рука. Шурик закричал, решив, что его сейчас съедят. Горестным воплем отозвалась на его крик сорока-мать...

С этого момента закон леса потерял над Шуриком свою власть. Шурик попал к людям. А у нас, людей, свои законы:
погибающего — спаси, слабому — помоги, больного — вылечи.

Публикуется по книге.

Е.Крутовская. Имени доктора Айболита.

Западно-Сибирское книжное издательство.
Новосибирск, 1974

Материал предоставил Б.Н.Абрамов

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Крутовская Елена Александровна
Абрамов Борис Николаевич
Абрамов Борис Николаевич
Е.А.Крутовская. Ручные дикари.

Другие записи

Записки Вигвама. На игле
Рассказывает Плохиш Дело было в альплагере «Дугоба» на горной речке Дугоба, что мчит свои воды с ледника Ак-Таш в плодородную Ферганскую долину. Группа свердловчан, выполнявших нормативы на 1-й разряд, двигалась по скальному маршруту на вершину Мехнат, что в переводе с местного означает «Труд». Вершинка так себе, ерундовская, судя по высоте —...
1906
Зима, зима сколько в ней томительно тянущихся однообразных дней. Сколько ожиданий того тепла, которое в Сибири так радостно после леденящих морозов. А снег идет и идет хорошо, что под ним как под шубой теплее, чем без него. Но сколько ж его? когда он стает? Скоро ли вообще начнется...
В некотором царстве
В некотором царстве, В некотором государстве, А именно в том, В котором мы живем..  ...Однажды на каком-то вокзале встречает старый красноярец «странного» приезжего: в руках гитара, за плечами рюкзак, на боку фотоаппарат, на ногах спортивная обувь• А на голове даже название подобрать трудно: не то турецкая феска, не то пиратский платок, не то остатки от шляпы. Веселье так...
Легенда о Плохишах. Полный Квасец
Кто резво и громко щелкнул пастушьим хлыстом. Веки дернулись вверх, их резануло страхом. Дернулось в тугую нить тело, но расслабилось. С высокой крыши вокзала будто с лобного терема вспорхнула в небо стая городских голубей и сыпанула веером, отрицая и таежную чудь, и серую будничность. Юра аж оторопел. И чего ему спать прямо...
Feedback