Зачем ходят на Столбы «чайники» и «турье»
Идут, идут, идут. Просто-таки бульвар. Проспект Мира в праздничное утро! Удивляюсь. А напрасно, кстати. Прекрасный, прозрачный день золотой осени, да еще и День туриста. Вот и валит народ, вот и валит. И отлично! Легче будет понять — зачем все-таки люди на Столбы ходят. Вот этот дядька с лысиной, например. Или которая уже по счету компания подростков. Что их ждет там, наверху? И чего ждут они сами?

Клишированные ответы вязли на зубах:

— Ну, подышать... Природу посмотреть.

— Воздуха и в городе завались, — парировала я. — А по телевизору сегодня Африку показывают. И этих... фламинго.

— Живой бурундук лучше дохлой фламинги, — рассудительно возражает мне Коля, парень с рюкзачком. — Бурундук — он мне родня. Он славный такой, и никакие ихние эти... кайманы его не заменят. Живой бурундук таращится на нас своими бисерными глазками и потешно перебирает передними лапками. Потом вдруг встрепенывается и змейкой (волосатой такой, полосатой и ногастой) исчезает среди веток.

Мы смеемся.

— Вот видите! — отсмеявшись, укоризненно говорит Николай. И уходит вверх. Ему приспичило сегодня покорить Первый Столб каким-то хитрым лазом. Голубыми катушками.

— Человек от обезьяны произошел. А обезьяны — они в лесу живут и лазят повсюду. Так что мы прям по Дарвину: в лес — и скакать! — Это развеселая компания подростков лет четырнадцати-пятнадцати-шестнадцати. Надо заметить, что ребята этого возраста составляют добрую половину всех посетителей заповедника. Идут веселые, песни горланят, пивком в пакетах позвякивают.

— Для здоровья и для души, — поясняет совсем не скалолазного вида Анатолий, бодро пробирающийся вверх. — Я сюда давно хожу, сразу после войны. Надо же себе доказать, что я еще не устарел. И даже что еще ого-го! А вообще-то... — голос его грустнеет. — Я же инвалид второй группы. Лечусь я этим.

— Я с первого класса скалолазанием занимаюсь, — говорит десятилетний Женя. — Потому что там становятся чемпионами.

— Зачем мне Столбы? Это свобода, понимаете? Это физическое наслаждение от того, что ты владеешь собой, владеешь ситуацией, владеешь миром. Доступный вид экстремального спорта, — альпинист Виталий изыскан и точен. — Эстетика напряжения, достижения вершины и цели. Ясность, которой очень уж не хватает в жизни. Здесь цель — вершина. А в жизни цели слишком размыты, и не поймешь — то ли добрался, то ли нет.

— Мне как-то острых ощущений не хватает, — представиться этот парнишка отказался. — Нравится рисковать. Правда, не до смерти. Обидно было бы тут шею сломать.

Жизнь и смерть среди камней
«Скала его не погубила — Она его к себе взяла». Эти строчки указывают место, где погиб Володя Теплых, — у подножия Перьев, самой известной, самой красивой, самой гибельной скалы. А у начала дороги в заповедник — маленькая церковь, и возле нее — траурная стена с именами погибших столбистов, альпинистов, скалолазов...

— Они лазят и гибнут, — расставлявший свечи перед иконами брат Иннокентий суров. — Вот в память о них и стоит наша церковь. Жаль только, мало ее посещают. Посетителей и впрямь нет. Зато десятки мерцающих в полумраке свечей дрожащим своим пламенем говорят: «Их помнят». Брат Иннокентий не столбист. Ни чуточки. Он и на скалы-то ни разу не поднимался. — Снизу подходил, смотрел. Жаль. Ему не понять души тех, за кого возносит он молитвы, — душ, стремящихся ввысь, людей, стремящихся вверх.

— Я его помню — Теплыха-то. Видел несколько раз. Восхищался — такой грации больше ни у кого не было. А пример его не пугает, нет. Самому так дни закончить? Ну, пока рано про это думать. Я ведь толком и не полазил еще, — Витек, начинающий альпинист. «Начинающий» — это он кокетничает. На Столбах уже лет восемь, и не раз в году — почаще. — Мы все знаем об опасности. Все можем припомнить случаи, когда на волоске от смерти. На ниточке. На ногтях, содранных до крови. Но это-то и придает жизни потрясающую прелесть. Потому что ценишь только то, что можешь потерять.

Для большинства Столбы — отдых. Для многих — хобби. Для некоторых — судьба. Для единиц — жизнь.

Слоник и пиво
Если бы все пиво, которое выпивается в окрестностях славного «Слоника», собрать вместе, то оказался бы наш элефант островком в озере. Потому что «пивных» компаний добирается до него множество. Проходят положенные семь километров, располагаются с удобствами среди камней и начинают поедать еду и попивать пиво. Ладно если это здоровые парни, а то ведь совсем малявки. Впрочем, фиг ли здоровым парням переться так далеко, чтобы элементарно пивка дерябнуть?

— Да вы не смотрите, что мы тут пьем. Просто передохнем перед восхождением — и тронемся дальше, — оправдываются они.

И чего оправдываются? Неужели и впрямь чувствуют какую-то неловкость? Три девушки сидят в сторонке, мечтательно уставившись в небо.

— Мы здесь не пьем. Да и вообще тут бухать только чайники могут. Столбисты — они по избам. — Кстати, выпивка — это не для нас, — девушка Женя вполне категорична. — Настоящие столбисты так даже и не курят. Вот залезь на любой «столб» и спички у кого-нибудь попроси — на тебя странно посмотрят. А эта мОлодежь и пОдростки — им лишь бы выбраться куда-нибудь вместе.

Действительно, на вопрос: «Зачем ты на Столбах» — очень многие отвечают: — Зачем, зачем — за компанию. Вот за чем. Честно говоря, для осуждения рука к клавиатуре не поднимается. Ведь не в подворотне собрались, на Столбы двинули. В жемчужину нашу красноярскую. Значит, не только попить.

— Не только! — это мальчик Вовик комментирует, лет семнадцати от роду. — Это ведь спорт все-таки. То есть для меня даже дойти сюда — спорт. Чувствуешь себя круче, чем в городе. Победителем себя ощущаешь: смог, прошел! А на радостях чего ж не выпить?

— Ты б еще на вершине Перьев бухать начал, победитель! — сварливо отзывается девушка Женя.

— Доберусь — побухаю, — миролюбиво огрызается тот.

Домашние тапочки
— Вот представь себе вечер. Голубое, фантастически голубое небо, внизу желто-зеленый океан. И пролетает птица где-то внизу, под тобой. Нереально красиво! И алый вечерний свет окрашивает все в пурпурные тона, и желто-зеленое становится сочным. Местами поднимаются дымки. Снизу раздаются голоса разных компаний, взрывы смеха, обрывки песен. Кто-то лезет на скалу — и ты можешь с ним перемигнуться. Тогда чувство возникает просто волшебное... Хм... М-да... В общем, вот из-за такой дурацкой романтики люди на Столбы и прутся.

В конце рассказа он несколько протрезвел. А то лежал пузом вверх на травке и вещал нараспев.

— Только ты меня не называй по имени. Засмеют, — предупредил он.

Не называю. За «романтизьм» и вправду могут засмеять. Вот трое. Классная такая компания, в высшей степени затрапезно одетая. Неуловимо отличаются от «турья», которое дальше Первого Столба и Слоника сроду не хаживало.

— Зачем на Столбы ходим? Да, знаете ли, водки попить. А то в городе милиция забирает, — ирония так и брызжет из каждой фразы. — А здесь выпил, упал в кустиках — и спи-отдыхай.

— Да! — подхватывает второй. — Выпивка, поножовщина, музыка громкая.

— То-то, вижу, у вас и авоська с водкой, и синтезатор под мышкой, — ерничаю я.

У ребят ни в руках, ни за спиной ничего. Значит — местные, из избы. Новички непременно тащат полиэтиленовые пакеты или, в лучшем случае, модные рюкзачки.

— У нас не синтезатор. У нас тромбон. Где-то под нарами. Пытаюсь объяснить, что пишу для газеты о тусовках, о неформальных местах сбора.

— Не-ет, о нас писать не надо. А то сваяете что-нибудь героическое в духе «Русский!!! Характер!!!» — Здесь собираются индепендоты, — вклинивается девушка.

Индепендоты? Видимо, подразумевается «индепендент» — независимость. Пока я соображаю, троица движется прочь.

— Напишите о нашей нетрадиционной ориентации, — доносится уже издали.

— Сыграйте в мою честь увертюру на тромбоне, — не остаюсь я в долгу.

Вполне приличные ребята. Ни длинных волос, ни расписных курток, ни вызывающих фенечек-ксивничков-хайратничков. В толпе вряд ли заметишь. Зато здорово выделяются на Столбах. И не подумайте, что прикиды у столбистов особенные. Как раз напротив: та молодежь, которая валит на Столбы прогуляться — вот они при параде, в ярких курточках, в ярких волосах и кроссовках. «Истинные» столбисты — в потрепанных ветровках, в каких-то неопределенного цвета штанах, в выцветших майках. Останавливаюсь в восхищении. На парне — обрезанные по щиколотку валенки с галошами. Причем чувствует он себя в них, по всему видно, совершенно комфортно.

— Хм... Удобная обувь, — он изучающе смотрит на свои ноги. — Да и потом... Я же местный, сюда как домой. Так что это мои домашние тапочки.

Домашние тапочки! В этой фразе — мироощущение людей, для которых природа вообще и Столбы в частности — дом родной. Здесь стоят «избы». Домики, построенные сообща, они могут приютить и своего, и чужого. Собственно, это и есть истинные насельники Столбов — «грифы», «абреки», «уроды». «Уроды», кстати, так потому называются, что их изба «у родника».

— Мне лет в двенадцать родители решили доказать, что я еще никто, что денег не зарабатываю и потому во всем их слушаться должен. Ну, я, недолго думая, на Столбы и отбыл. Недели через две домой заглянул — с тех пор меня притеснять перестали. И воспитание свое я в основном здесь и получил. Олег — завзятый столбист. И прожить «на избе» пол-отпуска для него — счастье. Они отдыхают здесь, оттаивают душой, набираются энергии для рывка вперед. Иногда рывок происходит прямо тут, на Столбах. И открываются новые ходы-«хитрушки» на давно знакомых скалах. Иногда это всплеск в иных краях — наши столбисты блистают и на «забугорных» вершинах (помните Скалу Троллей в Норвегии?). Иногда это — успех в жизни.

— Только, понимаешь ли, те, кто хочет быть успешным, сюда толком уже и не ходят. Это рассказ дяди Славы. Он спасателем здесь, старожилом, идеологом, наконец.

— Раньше я приходил сюда на избу и мог неделями не вылезать. А в это время шла очередь. На квартиру, на книги подписные, на шкаф югославский. Сейчас нету такого. И столбизм как явление исчезает. Скоро старики изойдут, а молодежь: которая — в рэп, в поп, в крэк, которая — в дела. У них уже иное течение времени. И массовым столбизм уже не станет. То, что здесь в шестидесятые годы до пятидесяти тысяч за выходные приходило, — не повторится. Ведь, если честно, то Столбы — это отдых для бедных. "

Для ознакомления и любования"
— Так было с самого начала, — продолжает рассказывать дядя Слава. — Кто первым на Столбы пришел? Учителя духовной семинарии. Казаки их переправили на правый берег и до скал довели. Как было написано в местной газете 151 год назад «для ознакомления и любования». И сейчас — у кого есть возможность отдохнуть на Капри или Майорке, едут туда. А у кого нет — пожалуйте на Столбы. Этнических столбистов уже практически не осталось. «Этнос — это народ», — соображаю я. А ведь в нем своя философия. Жизнь в ладу с природой, непритязательность, простота. Это идеология путника, который не вмешивается, не рвется изменить и улучшить.

— А как вы относитесь к этим толпам «чайников», которые тащатся на Столбы попить-побарагозить? — перебиваю я.

— Да неплохо отношусь. У них — свой путь, у меня — свой. Да и неплохо это, когда молодежь прибывает. Все за тем же — «для ознакомления и любования».

Заметила, кстати, одну закономерность. Чем старше столбист, тем спокойнее и доброжелательнее смотрит он на толпы туристов, впервые появившихся у подножия скал. А вот столбисты со стажем в три-пять лет аж слюной брызгают из-за этого «турья».

— Шумят, мусорят, лес загаживают, — трое парнишек с альпинистским снаряжением не без отвращения смотрят на бесчисленные компании. Ну ничего! Подрастут, поймут, что из этих «посетителей» вполне могут выйти и будущие столбисты, влюбленные в наши причудливые, удивительные скалы, каким-то необъяснимым образом ассоциирующиеся у меня с понятием «родина». И своих детей я приведу сюда.

Карева Елена «Очевидец» № 39 1 октября 2002