Параллельные миры

Мастер спорта международного класса по альпинизму и скалолазанию Валерий Коханов в 1996 году в составе команды «Красноярск-Россия» покорил Эверест. Не говоря о прочих вершинах, которые он «приручил» как бы между делом, и заслужил звание «Снежный барс», орден «За личное мужество». Наши читатели попросили рассказать об этом замечательном путешественнике подробнее

...Нынче летом Коханов вернулся из трансполярной арктической автономной лыжной экспедиции под руководством Владимира Чукова — 120 дней пути от архипелага Северная Земля до канадского острова Уорд Ханд через Северный полюс. Несмотря на то, что в «полярки» он до сих пор не ходил, весьма приблизительно представлял, как его родной организм будет реагировать на путешествие по снежной пустыне, решил попробовать. На вопрос, что он вдруг решит попробовать завтра, Валера ответил, не задумываясь: «В космос очень хочется!»

Вообще-то по профессии Коханов — биолог, до сих пор на четверть ставки работает в Красноярском НИИ сельского хозяйства. Оздоравливает картофель, выводит новый сорт ячменя, выращивает стебельки, листики, цветочки. Фиалки, например, очень любит, они у него цветут и на работе, и дома. Мечтает как следует заняться орхидеями: «Вот только времени для них надо много, придется, наверное, подождать до пенсии...» Бабушки-тетушки, как только Коханова увидят, — зовут, просят корешок или черенок в землю воткнуть, говорят, рука у него легкая. Растения, они же, как люди, много чего чувствуют.

Он и сам маленький, легкий, с виду пацан пацаном, о таких обычно тихо грустят: в чем только душа держится? Душа, неведомо как уместившись в хрупком теле, рвется ввысь и вширь. Еще в детстве он облазил весь красноярский заповедник «Столбы», все причудливые скалы, прошел самые крутые стены и пугающе узкие ходы. В 19 лет стал мастером спорта по скалолазанию, побеждал на соревнованиях всех рангов, выступал в скальном и техническом классах, предел высоты — 5.200 метров.

— Я тогда думал, что на настоящую высоту, на 7 или 8 тысяч метров, не пойду никогда. Потому что на высоту ходят большие, крепкие мужики. К тому же в 1989 году я в аварию попал — на троллейбусе. Все вроде бы зажило, но психологическая травма осталась. Боялся, что на высоте голова будет болеть, она там и у здоровых людей болит от недостатка кислорода. Тут меня и пригласили в Гималайскую экспедицию, а Гималаи были мечтой жизни. Отбор — как в сборную Союза, тяжелые тренировочные сборы, тестирование в институте космической медицины, который находится под Эльбрусом. И в барокамере нас испытывали, и двухчасовые пробеги устраивали на пятитысячной высоте, и по скалам заставляли лазить. Я попал в десятку лучших, той командой мы ходили на вершину Лхоцзе, высота — 8.511 метров. Очень сложное восхождение, шли по южной стене, эта стена в то время была каким-то бзиком — на нее пытались зайти 8 команд, было несколько летальных исходов. Там погиб поляк Ежи Кукучка, второй человек в мире, который поднялся на все восьмитысячники после Мейснера...

За Лхоцзе Коханов получил орден «За личное мужество». Еще у него есть медаль «За спасение погибавших», но это уже из другой, параллельной жизни. Кому-то одной профессии, одного образа бытия много, кому-то не хватает всего и всегда. Он и любителем фиалок остался, и альпинистом стал, и полярником, и профессиональным спасателем. Когда-то дилемма — либо биология, либо спорт — для него существовала, мучился от невозможности выбрать что-то одно. Собрал интересный научный материал, готовился сдавать кандидатский минимум, учился на курсах английского. Именно в этот момент в горах, под снежной лавиной, погибли сразу шестеро близких людей, с которыми было хожено-перехожено...

Подумал: «Вот и наш черед пришел», — и сделал совершенно нелогичный выбор в пользу гор. Диссертация отодвинулась на неопределенное время, научная работа отошла на второй план. Кроме всего прочего, и по банальной, как вся нынешняя жизнь, причине: в институте почти перестали выдавать зарплату. За героические восхождения у нас платить не принято, а семью нормальные мужчины должны чем-то кормить. Валерий Коханов решил, что спасать людей — не самая плохая работа, и ушел в региональный центр МЧС, в аэромобильный поисково-спасательный отряд, куда набирали людей, способных действовать в экстремальных условиях.

Самое страшное — массовые катастрофы. Погибшие Як-40 в Ванаваре, Ил-76 в Абакане, землетрясение в Нефтегорске... Случалось, ребята из отряда уходили — не выдерживали.

— Без определенного цинизма, без умения отстраниться в такой работе нельзя, если все время будешь смотреть, как люди плачут, можешь и сам заплакать. Это мешает. А эмоции появляются, когда находишь живых. Надо достать, помочь! Трупы у меня лично не вызывают ни отвращения, ничего... В Нефтегорске мы работали на руинах и на сгоревших домах, там спасать было некого, остались только сгоревшие кости. Опознавали по вставным зубам, по кольцу какому-то, пуговице. И люди, потерявшие близких, тоже уже не плакали. Бывало, вспомнят, покричат — без слез — и начинают косточки собирать, гроб готовить. Сидят и ждут и складывают косточки в тазы, чтобы хоть что-то по-человечески похоронить. А самое скверное, когда вдруг задумываешься: живет человек, что-то накапливает, устраивает свой быт... И вдруг в одну минуту выясняется — не нужно это никому. Потому что человека этого не стало. Люди и вещи... Квартира одна была — хрусталь стоит целый и невредимый, золота много, аппаратура разная. Зачем?

Медаль у Коханова — за Нефтегорск. Красноярский отряд приехал туда первым, уехал последним. Выложился на полную катушку, впрочем, как всегда. Сейчас спасработ становится все меньше, не потому, что трагедий поубавилось, — потому что не хватает финансов. На разные «мелочи», вроде ушедшей под лед машины с людьми, которую они вытаскивали в Монголии, денег не находится. Так что есть время на размышления и путешествия.

20 мая 1996 года команда «Красноярск-Россия» поднялась на самую высокую гору мира — Эверест. Из 12 участников восхождения на вершине побывали трое — Петр Кузнецов, Григорий Семиколенов и Валерий Коханов. Шли по маршруту, которым не ходил никто и скорей всего ходить не будет. Отвесная ледяная стена северо-восточного гребня, крутизна до 90 градусов. Мороз под 50 (если палатка прогрелась до минус 25-ти — считай, повезло), снег, нулевая видимость. Самое противное — все время дуют «не ветры, а ветpa», как пел Владимир Семенович. Часто идти невозможно — сдувает, поэтому люди ползут. Очень мощная европейская экспедиция из-за сильных ветров смогла дойти лишь до отметки 7.800 метров и вернулась назад. Красноярцы пошли дальше и на высоте 8.300 почти без кислорода трижды ночевали. Понятно, не от хорошей жизни — пережидали пургу.

— Там, на горе, не до высоких чувств. Там проблемами голова забита. И самая главная проблема всех, кто зашел, — суметь спуститься вниз. Времени оставалось очень мало, начинало темнеть, при такой видимости и потеряться можно... Как говаривал мой тренер дядя Леня Лапшин: «радость должна быть без щенячьего восторга, а поражение — без отчаяния». Когда поднялся, подумал, что мама теперь сможет рассказывать: «Мой сын забрался на Эверест». Хотелось сделать что-то большое, пройти там, где никто не ходил, почувствовать себя первооткрывателем. А потом, на обычный, классический маршрут спонсоры денег бы не дали, сказали бы: «Чего это вы, там и так тысячи ходят!» Наше восхождение вошло в историю Гималаев, попало в число лучших, о нем зарубежные журналы писали примерно так: на Эверест пришли ребята из Сибири и полезли не там, где все ходят, а в лоб. Есть информация в Интернете, в Энциклопедии восхождений, хотя мы без Москвы это сделали, Москва нам все зарубила. Как это обычно бывает: включают в состав экспедиции кого-то из московских руководителей, и она обязательно проходит успешно. Не включают — не проходит. Нас в родной стране и не заметили... А вообще, когда ты идешь на грани, и даже больше, чем на грани, человеком себя чувствуешь. Кто-то восхищается, кто-то пальцем у виска крутит, но на самом деле, никому, кроме тебя, это не нужно. Меня сейчас часто спрашивают, что интересней — горы или «полярка»? Мне все-таки горы больше нравятся, потому что адреналин в крови — это приятней, чем гликоген в печени. Адреналин вырабатывается от того, что опасно, от того, что ты находишь выход из сложной ситуации. Гликоген нужен для ежедневной, нудной работы, когда не хочешь, но должен идти, идти и идти вперед.

В арктическую автономную лыжную экспедицию его пригласил очень известный человек — заслуженный мастер спорта, действительный член Российского географического общества, президент экспедиционного центра «Арктика» Владимир Чуков. Почему он выбрал именно Коханова, Валера и сам не очень понимает, никакого отношения к северным просторам до сих пор не имел, в лыжных переходах не участвовал. Куда идет, что и как там будет, представлял очень приблизительно. И потом, уже посреди снегов и торосов, в его голову, бывало, приходили нехорошие мысли: «Если бы прилетел вертолет, все бы бросил и улетел». Но одну мысль догоняла другая: «Ну, я бы улетел, а они бы дальше пошли. Ничего себе, они пойдут, а я останусь?!»

Впрочем, все мысли были зряшными, потому что автономная экспедиция — значит без помощи извне, значит никто не прилетит и не заберет. За 120 дней пути вертолет пришел им на помощь только один раз — сбросил продукты. Часть пропитания, которое они тащили на себе (а всего на человека приходилось по 180 кг груза), проглотила полынья и сжевали торосы. Еще как-то американский самолет пролетал, кинул сверху письмецо: «Удивлены, увидев вас здесь. Здоровья вам, удачи, желаем благополучно вернуться назад. Пожалуйста, сообщите, кто вы такие».

Итог экспедиции — впервые пройден маршрут Россия-Канада по дрейфующим льдам Северного Ледовитого океана. Раньше что с нашей, что с канадской стороны доходили только до полюса. Дорогу осилили москвич Владимир Чуков, Петр Валушняк из Братиславы, Иван Кружеливский из Томска и красноярец Валерий Коханов. Если считать по прямой, по птичьему полету, они прошли 985 километров от архипелага Северная Земля до полюса и 750 километров от полюса до канадского острова Уорд Ханд. Но люди не летают, поэтому, чтобы получить реальный путь, все цифры надо удваивать, а то и утраивать. Торосы высотой с трехэтажный дом, расщелины, похожие на озера, которых стало особенно много весной и в июне, не перепрыгнешь. А главное — под ногами плыла куда хотела дрейфующая льдина. По закону подлости чаще всего она плыла в обратную сторону. Сплошь и рядом случалось: экспедиция просыпалась в той точке, где начинала путь вчера.

Лишний раз отдохнуть они позволили себе только два раза. На пару часов сократили рабочий день на Пасху — зажгли свечку, съели кулич, выпили по 50 граммов бальзама «Енисей». Во второй раз остановились, когда добрались до Северного полюса. Достали флаги, сняли кадры для рекламы.

— Правильно говорят, что Северный полюс — это беспрерывное шоу. А куда деваться, деньги спонсоров надо отрабатывать. С другой стороны... 22 апреля нам передали по рации: на полюсе погиб Андрей Рожков. Он пытался сделать показательное погружение — тоже для рекорда. Мы были совсем рядом... Небезопасно там. Медведи, например, бродят. Мы с ними встречались, однажды — с реальной угрозой для жизни. Я сейчас всем об этом случае рассказываю, и самому смешно. А тогда честно говоря, не до смеха было. Палатка затрещала, мы выскочили — стоит. Оружия у нас нет, ракетница — в санях, а медведь этот как раз между санями и нами расположился, не добраться. Мысли лихорадочно скачут: что делать?! Я взял и стал вспышкой от фотоаппарата щелкать. Ему это не понравилось, ушел. И палатку, которую он немного порвал, удалось починить. Если бы мы остались без палатки, там наш поход и закончился бы.

Самыми тяжкими были последние сто километров, когда канадская земля уже перед глазами маячила, когда лыжные палки, сделанные из специального сплава, разлетелись на части, а лыжи, изготовленные на заказ, превратились в щепки. Шли, выбрасывая, сбрасывая с себя все подряд — лишнюю одежду, какие-то таблетки, посуду, любой груз, который тянул к земле. Трещали ноги, болели локти, наваливался липкий страх: не дай Бог вывихнуть что-нибудь, сломать, сломаться, выйти из игры и не дойти.

Они дошли. Никто ничего не сломал, не обморозился, не заболел, не чихнул даже. Повезло. Валера Коханов вернулся в Красноярск и успел заскучать. Сидит, смотрит на свои фиалки и размышляет о будущем. И строит очередные сумасшедшие планы.

— В космос очень хочется. Я и скафандр уже примерял. И интересовался этим вопросом, говорят, чтобы полететь, надо заплатить миллион долларов. Где бы их взять? А физически я вполне готов, когда проходил тестирование в институте космической медицины, мне сказали: в нашей базе данных ваши показатели, пожалуй, лучшие. Смешно, да? Но интересно. Земля ведь такая маленькая...

Чем черт не шутит?

Любовь Рак

«Красноярский рабочий», 29.08.98 г.

Материал предоставлен Б.Ганцелевич