Впервые в истории на гималайскую вершину Лхоцзе по Южной ее стороне взошли советские альпинисты

2 сентября основная часть участников 1-й профсоюзной Гималайской экспедиции прибыла в Катманду. Через неделю пришли в базовый лагерь. Еще месяц был потрачен на установку промежуточных лагерей. И 6 октября ударная первая группа под руководством Погорелова и Туркевича решила идти на вершину.

Так бывает в спорте: недооценишь соперника — и матч проигран. Недооценили страшную, серьезнейшую гору, не взяли палатки, примус, ошиблись в вычислении высоты (думали, что находятся где-то на 8100 метрах, на самом деле — около 7800) — и рванули наверх. «Горный авантюризм»: вершина рядом, вот она, стоит сделать лишь рывок... Рывок, еще рывок, еще... А вверх все уходит и уходит каменная стена. Пришлось заночевать более чем на восьмитысячной высоте. Без кислорода, без палаток, без горячей пищи. На следующий день попытались снова лезть наверх, прошли за четыре часа всего две веревки (80 метров) и поняли, что на сегодня игра проиграна.

Последствия первой попытки восхождения были печальны. Обморозились и отправились в базовый лагерь (оттуда — в Луклу) Саша Погорелов и Володя Хитриков. В группе Рината Хайбуллина (которая встретила четверку Туркевича, переночевала вместе с ними и спустилась вниз) заболели Свергун и Питра. Если учесть, что еще раньше спустились вниз заболевшие пневмонией Козачек и Коханов, станет ясно, что команда несла жестокие потери.

Вскоре на высоте серьезно заболел врач команды Виктор Пастух: отек легких и обморожения рук и ног. Обморозились Клинецкий, Тотмянин. Отморозил почки самый молодой участник экспедиции Сергей Тарасов. Витя, сам больной, лечил других. Кололи друг другу по очереди лекарства прямо под плечо, почти не, раздеваясь. Какая уж там дезинфекция, стерильность... Начала спуск очередная группа, и в пещере (7 лагерь) остались только Каратаев и Бершов. Другого шанса им бы не представилось.

Рассказывает Сергей Бершов:

«15 октября у нас был днем „отсидки“ — отдыхали (хотя какой может быть отдых на высоте 8300 метров без кислорода. — Д.Ф. ). На следующий день утром без мешка, без палатки, без питания вышли наверх. Кислорода было крайне мало, и где-то в час дня он закончился. В этот момент, как назло, мы лезли по „стене“: сверху сыплет „крупа“, страшный ветер, а скала почти вертикально уходит вверх, так, что края не видно. Этот момент был, пожалуй, самым тяжелым, даже критическим. В голове одна мысль: „Если буду срываться, то надо оттолкнуться посильней, чтоб самому травму не получить (если, конечно, страховка выдержит) и Володю за собой не увлечь“. Он шел за мной следом. Я снял маску, выбросил кислородный баллон. Дышать нечем, голова уже почти не соображает. Галлюцинации начались: все время кажется, что с нами кто-то третьим идет.

Преодолели все же „стену“, стало легче. Я вышел на седловину, закрепил веревку, подождал Володю. Отсюда открывался прекрасный вид на Эверест, который совсем рядом. Сделал снимок на память. А дальше — каких-то 30-40 метров до вершины — мы шли уже пешком. Когда дошли, стемнело.

Наверху постояли пять-десять минут, поздравили друг друга. Рация замерзла, и связаться с базовым лагерем не удалось.

Спускались очень медленно. Володя плохо себя чувствовал: он обморозил руки и ноги. Еще у него слетела „кошка“, и он шел только с одной. Я спустился в пещеру около трех ночи, Володя — уже после пяти. „Смотри, как светло — луна, что ли, взошла“, — удивился он. „Володя, уже утро“, — ответил я».

Итак, Южная стена Лхоцзе покорена. Оставлены позади все экспедиции — польская, югославская, японская, интернациональная, которой руководил Месснер, — что отступили перед «горой-чудовищем». Но какой ценой далась победа?

Мы сидим с Володей Каратаевым в палате института Склифосовского. Ходить он не может. Все пальцы рук у него черные — гангрена. Через несколько дней ему отрежут все пальцы на руках и почти все — на ногах. Рядом лежит Витя Пастух. Остальных «бог миловал», хотя обморозились всего семь человек — у них на время пропала чувствительность пальцев. Гена Копейка — единственный сейчас в мире альпинист высокого класса, снимающий свои восхождения на кинокамеру, — рассказывал мне, как трудно ему ныне даже достать что-нибудь из кармана: не чувствуешь, как берешь предмет. Здесь же, в Склифосовском, лежали Погорелов и Хитриков — выписались. Здесь же, в другом корпусе, находится с обморожением почек Сережа Тарасов. Альпинисты приходят сюда, как в дом родной. «Следующей осенью тоже еду в Гималаи — зашел посмотреть, где лежать буду», — шутят. Их в клинике хорошо знают. Но лишь по долгу работы: выйдите на улицу, спросите, ради интереса, кто такой Каратаев — сколько человек вам ответят? Сами альпинисты философски относятся к тому, что их вид спорта (образ жизни?) так непопулярен в народе: «Мы ходим в горы ради себя».

Володя с Витей тоже позволяют себе шутить. Это сейчас. А когда мы встретились в Катманду, к тому же Вите было страшно подойти. Одна деталь: через десять дней после спуска он весил 74 килограмма (при обычном весе — 90). Бершов, потерявший, как и Каратаев, около 15 килограммов, весил через неделю после базового лагеря 54 кг. Но вес — это ерунда. А пальцы уже не вернуть.

Для Володи — ничего страшного не произошло. Уже сейчас он думает о том, чтобы сделать операцию кисти: прорезать кожу между пальцами и тем самым удлинить их. Не за тем, чтобы держать ложку — затем, чтобы снова лазить по горам. Меня немножко коробит их веселый смех по поводу того, что на обрубке будет даже легче висеть над пропастью.

— Ты хочешь снова идти в горы?!

Володя, извини меня за этот глупый вопрос, который невольно возникает у миллионов наших с тобой соотечественников и на который я давно уже знаю ответ. Конечно, ты еще пойдешь наверх, всего лишь год тренировок — и я еще напишу о тебе, герой Лхоцзе, которого никто не знает в лицо. Ты сумасшедший, как и все твои друзья, ты просто помешан на этих идиотских горах, на которых ровным счетом ничего нет, кроме снега, но только лишь при взгляде на которые загораются глаза у тех, кто хоть раз побывал здесь. И все же, как беден был бы мир наш, если бы Земля была равниной...

«Лхоцзе — «Мишина гора», — говорили ребята. Он влюбился в Южную стену сразу, как в красивую женщину, с первого взгляда, он нарисовал маршрут, словно живописец картину, он лелеял мечту о вершине, будто растил неокрепшего родного ребенка. Не получилось. Пока не получилось.

18 октября Миша Tyркевич вместе с Геной Копейка шел на вершину. Оба были полны сил и решимости взойти. Но уже перед последним, седьмым лагерем встретили спускающихся Бершова и Каратаева. Кто принял решение помочь им при спуске? Просили они сами об этом?

— Все было ясно без слов, — отвечает Туркевич. — Это, как в картах: выпало три туза, и ты видишь, что выиграл. Три шестерки — видишь, что проиграл.

Миша с Геной принесли кислород, бензин, приготовили еду. Спуск часто бывает не менее труден, чем подъем. Особенно, если спускаешься с восьмитысячника — без кислорода на такой высоте голова очень плохо соображает — факт, который не оспоришь. Оказалось, что слетевшая «кошка», которую вдвоем надевали целый час! — при спуске Володя потерял рукавицу и шел с голой рукой, «забыв», что в рюкзаке есть запасные перчатки. Сережа Бершов «забыл», что с собой есть аптечка с лекарствами, которые могли бы спасти, обмороженные руки. И кто знает, чем бы все кончилось, если бы Туркевич и Копейка все-таки пошли вверх, а не вниз?

Внизу, от подножия до базового лагеря, Володю пришлось уже нести. Через сутки вертолет забрал его в Луклу. Оттуда — в Катманду и в Москву. А на Лхоцзе задули ветры, началась зима, кончился альпинистский сезон.

На высоте нервы ни к черту. Все ссоры — как сквозь увеличительное стекло. Верно говорил мне капитан команды Женя Клинеций еще на Кавказе: «Это сейчас у нас все гладко. На Лхоцзе начнутся раздоры». Так что в принципе это обычное явление. Только в данном случае раздор, на мой взгляд, повлиял на исход всей экспедиции. Поссорились Туркевич и Бершов — приятели еще с Эвереста-82, самые титулованные альпинисты страны

Сергей Бершов, старший тренер команды: «Разногласия с Мишей у нас были по тактике восхождения. Они случались и раньше, но мы всегда пытались в споре найти истину. Мне кажется, в Мише сейчас просто говорит ущемленное самолюбие».

Михаил Туркевич, заместитель руководителя экспедиции: «Раньше Сергей только лазил — и делал это хорошо. Сейчас он занялся организационной работой, и все мои предложения по восхождению неизменно хотел поправить — только потому, что они были моими. Встретимся ли мы когда-нибудь еще с Бершовым в одной экспедиции? Это исключено».

Как бы то ни было, Бершов говорил одно, Туркевич другое, и если учесть, что был еще руководитель экспедиции — Александр Шевченко, который говорил третье, — станет ясно, что общий план экспедиции получился «среднеарифметическим» и простые участники команды поступали часто так, как сами считали нужным. Зачем столько руководителей? — резонно спрашивала они. При этом нисколько не хочу бросить камень в действительно помогавших экспедиции тренера-психолога Анатолия Непомнящего, руководителя комплексно-научной группы Владимира Дмитриевича Моногарова (помните — «директор паники»?), со своим восстановительным центром в лесной зоне, успокаивающими напитками, тибетским массажем, и экстрасенса Алексея, принявшего в Намче-Базаре посвящение в буддисты...

Оба они — Туркевич и Бершов — прекрасные альпинисты и хорошие люди. Просто они абсолютно разные — фанатичный в своем стремлении к вершине, но необычайно скромный и тихий в жизни Бершов и по западному спокойный, размеренный, знающий себе цену Туркевич.

Миша осознал свою ошибку. Отныне он будет только лазить. Французские альпинисты Кристоф Профит и Пьер Бегин, работавшие рядом с нашей экспедицией на Лхоцзе (кстати, приношу свои извинения за неверно поступившую еще в начале октября из Катманду информацию о том, что они якобы поднялись по веревкам советской команды), пригласили его в свою фирму: «Деньги, снаряжение мы берем на себя, от тебя нужна только хорошая спортивная форма». Теперь они будут работать втроем, что, конечно, трудней, чем участие в экспедиции. Летом попытаются одолеть К-2 (Чогори) — вторую вершину мира, а осенью — снова Лхоцзе, теперь уже в другом стиле. «Я просто „перерос“ экспедиции», — признается Миша.

Сергей собирает всех украинцев из прежней команды, чтобы весной идти по восточной стене на Манаслу — еще один гималайский восьмитысячник. Именно на этой вершине совсем недавно, 7 октября, разбилась тройка сильных альпинистов из казахстанской экспедиции — Зинур Халитов, Григорий Луняков и Мурат Галиев. Похоже, Сергея увлекли трудные маршруты.

Южная стена Лхоцзе оказалась действительно очень серьезным маршрутом. Это первое, что говорил мне любой из членов экспедиции, с кем я беседовал. Достаточно сказать, что непрерывная отвесная скала, идущая почти до самой вершины, начинается здесь уже с пяти тысяч метров (для сравнения: на Эвересте — с 6500). Мисс Элизабет Хоули, пожалуй, единственный в мире составитель хронологии восхождений на гималайские вершины, живущая в Катманду, сказала мне, что это был, может быть, наитруднейший маршрут вообще в истории альпинизма. Из интересных непройденных еще маршрутов — на заметку нашим горовосходителям, которых теперь не счесть будет в Гималаях, — западная стена Макалу и западная же — Аннапурны.

И все-таки — стоило ли всходить на Лхоцзе такой ценой? Жертвовать здоровьем половины членов экспедиции? На Западе такие обморожения — уже редкость. На память, конечно, сразу приходят Эрцог и Лашеналь, первые покорители Аннапурны, жестоко поплатившиеся за восхождение руками и ногами. Но ведь это был 50-й год! Уверен, что и Месснер мог взойти по Южной стене, но отступил: не стал рисковать своим здоровьем и здоровьем ребят из своей экспедиции. «Если мне удалось подняться на все 14 восьмитысячников и остаться живым, это потому, что я всегда знал, когда нужно остановиться... — писал он. — Я терпел поражения, отступал в 11 гималайских экспедициях, и поэтому я жив». Наши гималайцы говорили, что не хватило еще одного выхода наверх, чтобы занести в промежуточные лагеря кислород — тогда на гору поднялись бы все. Просчет... Но бывают ли экспедиции без просчетов?

И все же, это наша, чисто русская черта — рисковать и идти до конца. А национальную черту уже не переделать. Поэтому замечательно, что они все-таки взошли — пусть и такой ценой. Будут еще новые экспедиции, и там будет тоже самое: вот она, вершина, стоит сделать лишь рывок, еще рывок, еще...

Они нужны, эти новые экспедиции, несмотря ни на что. Можно было бы, конечно, на те 70 тысяч долларов, которые затрачены на Лхоцзе, купить колбасы, одноразовых шприцев и теннисных мячей — всего того, чего не хватает нам сейчас. Но — «мы же люди, мы должны жить», — сказал Бершов.

А разве могут люди жить без гор?

Д.Филипченко
(наш спец. корр.)

Катманду-Москва

16.11.1990 г.

Материал предоставлен Б.Ганцелевич