Вот пасть так пасть,
А что за голова!
Не дай бог в эту пасть попасть -
Пасть каменного льва.

И все же лезут в эту пасть
Охотно друг за дружкой.
Такая видно в людях страсть
Играть у жерла пушки.

И страшных не боясь зубов,
Сидят во Львиной пасти,
Поют о прелестях Столбов
Веселые от счастья.

Я по секрету вам скажу —
Пусть будет льву не любо,
Я тоже там не задрожу —
Ведь этот лев беззубый.

И нечем зверю раскусить
Столбовского буяна.
Ну что ж, не нам о том тужить,
Что лев не без изъяна.

Однажды тропою столбовской брели
Так просто, чтоб только бродилось,
И между собой разговоры вели
О том, где бывать приходилось.

Один говорил о Саянских хребтах,
Где их Енисей прорывает,
Другой — о безбрежных его берегах,
Когда в океан он впадает.

А третий о западе нам рассказал,
Четвертый сказал о востоке,
Что там он бывал, где никто не бывал,
О чем-то глухом и далеком.

А пятый заметил — «Я все повидал» —
Везло ему, видимо, счастье.
«А вот у себя на Столбах не бывал
ни разу во Львиной я Пасти».

И все подхватили — «Давайте, пойдем»,
И тотчас на тропку свернули,
Что с Пасти идет в нажимной водоем.
И песню под шаг затянули.

И ход стал быстрее, уверенный шаг.
Да, лазы — великое дело.
Лаз действует точно таинственный маг
На наше усталое тело.

Откуда-то резвость пошла по ногам,
Мы быстро до Пасти добрались.
И лев улыбнулся всей пастию нам,
Как будто давно не видались.

Мы все на ходу, исключительный лаз,
Отличный от всех, ход что надо.
Во-первых — должны мы зайти за анфас
И лезть, начиная от зада.

С площадки, что плечиком служит для льва
На Перья ход дерзкий, без лести,
И тут же налево, где Льва голова
Есть в ухе ход, тот что нам лезти.

Зовется неправильно всеми тот ход,
Спешу здесь поправить ошибку,
Его называют всегда — Пищевод,
Что лишь вызывает улыбку.

Вернее — Евстафьева это труба.
Из глотки ведет она в ухо
Анатомия ясна и точна Столба —
Голова — это вовсе не брюхо.

И этой то трубкой вползли в ухо Льва
Гуськом. Не пролезти здесь рядом.
И смеху же было, когда голова
Чия-нибудь стукалась с задом.

И если бы кто-нибудь мог увидать,
Как мы в том туннеле плелися,
Уверенно можно заране сказать —
От смеха б кишки порвалися.

Но выползли с честью из темной трубы,
Никто не застрял в ее щели.
Мы в Пасти. Пред нами большие Столбы.
И сразу же песни запели.

Такая кругом тишина и покой,
И песня над лесом несется,
И где-то какой-то гранитной стеной
Нам эхо сюда отдается.

И помню мы «Травку» тогда завели
Лихую, с певучим разливом,
Внимали ей сверху до самой земли
Столбовские наши массивы.

И песни мы пели не час и не два,
А столько — пока не устали.
Неслися из пасти смиренного льва
Те песни житейской печали.

И пели веселые песни порой,
В тех песнях веселье и сила.
И эхо бежало над тихой землей
И вдаль по тайге разносило.

Эх, песни родные, мы с вами живем,
Душа на простор с песней рвется.
В веселье и горе мы песни поем —
Ведь с песнею легче живется.

А сколько заботы и сколько труда
Из камня наладить эстраду,
Чтоб звук зря не шел никуда
И лился от камня каскадом.

И эхо тайгу услаждало бы в нем,
И песни б неслися в просторы,
И спящие чутким, чуть дремлющим сном
Их слушали камни и горы.

Велики дела на земле тут у нас,
С природой созвучно искусство,
И нам немудрящий Столбовский Парнас
Мгновенно приводится в чувство.

Лишь стоит кому-нибудь мысль предложить
Полазать, попеть, почудачить —
Столбисты сумеют задачу решить,
Их это совсем не задачит.

И в Пасти же тут над обрывом губы
Под «Дубу» сплясали немного,
И медленным цугом назад до трубы
Ползли по обратной дороге.

И снова нас всех поглотила труба,
И снова мы в ней пресмыкались,
И вылезли снова на цоколь Столба,
Вновь пели, плясали, смеялись.

Потом поспускавшись на землю с камней,
Окинувши Столб беглым глазом,
Пошли, оставляя эстраду и в ней
Молчанье до нового лаза.

И, идя тропою, я друга спросил,
Того, что не лазивал в Пасти —
«Ну, как Пасть?» — и тихо он мне сообщил,
Что он — «Позабыл все от счастья».

И все, что он видывал —все ерунда
В сравнении с Пастью, несчастье.
«Вот всех бы туристов собрать — да сюда,
чтоб слушали песни из Пасти».

Чтоб видели зубы различных цветов
В движении, редкие зубы,
Чтоб знали они, что внутри у Столбов
Проложены странные трубы.

Что здесь у эстрады гранитного льва
Отсутствуют зрителя массы —
Ничья не болит от того голова,
Что целы билеты у кассы.

Да кассы и нету, зачем ей здесь быть,
Раз все удовольствия даром,
Таланты сумеют себя оценить,
Они ведь столбисты недаром.

Пусть знают последнее, что надо знать,
Что камни то сами — артисты.
Умеют они и попеть и смолчать
Коль их в том попросят столбисты.

В зените осеннего ясного дня
Лежал я у Пасти в оскале,
И день был особый, как раз для меня,
Овеянный дымкой печали.

И лес был задумчивым мне в унисон,
И сосны недвижно стояли,
Брусничник, ковром опоясавший склон,
Виднелся в межкронном провале.

И солнышко грело, и было тепло
Лежать даже в каменной Пасти,
И солнце, как летом, сосняк развезло
Лучом опьяняющей страсти.

Я вспомнил на стане под Пастью костер
Плод глупой несдержанной шутки.
Сжигая хлам леса и жизненный сор
Горел он здесь целые сутки.

Для тех, кто не думал его затушить,
Он должен был быть постоянным
И чтобы костер навсегда сохранить
Не спал всю ночь дежурный от стана.

И было другое в компаньи той зло —
Мозги раздирались на части,
Однажды ей в голову что-то взбрело
Принесть жертву каменной Пасти.

И тотчас же был обречен бурундук —
Поджарить живого пытались.
И много подобных и штучек, и штук
В компании этой случалось

Но кто навязал им подобный кошмар?
Мы, помню, того не узнали,
Но, возмутившись, такой дали жар —
Почище певучей морали.

И тотчас костер неугасный погас,
И жертвенник рухнул нежданно,
И в клятве они уверяли всех нас
Покончить все дикости стана.

И правда, подвижка случилась в умах,
И даже компанья распалась,
И только кострища следы на камнях
Как память о прошлом остались.

И думал я, глядя с отвеса губы,
Зачем им пришла та охота?
Ужели так бледны собою Столбы,
Что нужно наносное что-то?

И эту вот тему не раз я пытал,
От ней мне ни сна, ни покоя,
Но как не пытался, а все ж не создал
Столбам их столбиста героя.

Кто он? Вздыхатель ли влюбленный
В красоты сказочных Столбов?
Мечтатель, лазом увлеченный,
Не знающий спокойных снов?

Других себе не представляю,
Они и не нужны Столбам.
Им всем бродящим в общей стае
Героя место не отдам.

Пусть будет наш герой мечтатель,
Пусть он порой и не поспит,
Немых стремнин завоеватель,
Отважный стенолаз и гид.

Иль пусть вздыхает о прекрасном
И бродит в сказочных камнях,
Глубокий вздох пусть не напрасно
Порой застынет на устах.

И есть о чем вздохнуть. Неверно,
Что красками Столбы бедны,
Что в гамме тускло-равномерной
Сурово выглядят они.

А разве солнце не играет,
А разве зори не горят?
Кто говорит, того не знает,
Что камень яркой краске рад.

А что касается до формы —
Пойди-ка, поищи такой.
Все перекрыты в этом нормы.
Один курорт лишь «Боровой»

Столбов достоин. Врать не стану,
Я их обоих полюбил,
И чудный жемчуг Казахстана
Я трижды в жизни посетил.

Там, на краю поляны леса,
Влюбленный взор я рассмотрел
При виде камня Ок-дже-Песа ,
Он у казаха загорел.

И женщина, была что рядом,
Прижавшися сидела близь,
Своим безбрежно-грустным взглядом
Смотрела на Синюху в высь.

Я, посмотрев на них, подумал —
Столбовская влюбленность в нем и в ней,
Как мы — вздыхатели, торжественно, без шума
Впивающие красоту камней.

Но этого все ж мало для героя
Каким его я мыслю для Столбов.
Должны быть у него свои устои
И главное — дела. Дела без слов.

И предо мною образ смелый
Вставал в тумане прошлых дней,
В нем слово, скованное с делом,
Закон тайги немых камней.

В нем сила к подвигам великим,
Уверенность в себе, настойчивость, упор,
И бескорыстная любовь к каменьям многоликим,
Бесстрастным сторожам лесистых гор.

И дружба — лучшее из чувств вселенной,
Какое знал доселе человек,
И творчества полет, и вдохновенный
Фантазий беспредельный бег.

И лучшее от ласки и от страсти
Того, что все любовию зовут,
Спокойное в сужденьи беспристрастье,
И совести жестокий самосуд.

Вот — мой наказ столбовскому герою,
В скрижали у костров записанный портрет.
Да! Я его никак не перестрою,
Поскольку на пути к нему и «но» и «нет».

А что касается до дел — я сам не знаю,
Какие подвиги он должен миру дать.
И только мысленно его воображаю
Готового безропотно свершать.

Так думал я, лежа в открытой Пасти,
Сгорал закат за спинами Столбов,
И, вместе с ним, стихали страсти,
Будившие покой неведомых миров.

И образ медленно тонул в дремавшей тени,
И, растворившись, там внизу совсем исчез.
Я встал пред ним средь Пасти на колени
И долго всматривался в уходящий лес.

И долго у костра мы с другом обсуждали
О том, каким герою быть.
Но как сейчас — так и тогда не знали,
Какие подвиги он должен совершить.

7.09.45