Чудес на свете очень много,
Из них семь древности чудес
А если разобраться строго
Им счет не знал и сам Зевес.

Я, правда, их чуть-чуть лишь знаю,
Перечислять то даже риск:
Загадка Сфинкс, Стена Китая,
Колосс Родосский, Обелиск,

Висячие сады Семирамиды,
Залитый чудо светом Вавилон,
И, наконец, Гробница-Пирамида,
В которой спит Египта Фараон.

А перед ней, как стол, лежат пустыни,
А многоводный величавый Нил
Как в зеркале вид каменной твердыни
В воде нагретой солнцем отразил.

А кто вот пирамиду в горном склоне
Лесном воздвиг неведомо кому
За славой, видимо в погоне,
Никак, никак я не пойму.

Но так, иль иначе, но пирамида эта
До сих пор нас собой дивит,
Лишайником в цвет сепии одетая
Она недвижна, будто спит.

У Первого, вблизи его пещеры,
Что Чернышевскою издавна прозвана,
Позднее Кухней Чертовой, без меры
Народ подсобрался, но тишина

Чему-то странному обязана конечно.
Случилось то, чего не миновать.
По глупости иль простоте беспечной
Падение произошло опять.

Я у избушки был и отдыхал с друзьями
Когда мне дали знать о том.
Я быстро соскочил с азяма
И по тропе помчались мы с гонцом.

Пять-шесть минут и у Столба мы были,
Ходили люди взад, вперед,
Как что-то потеряв не находили.
Какой неприспособленный народ!

А у стены, где ствол березы белой,
Лежала девушка, упавшая сюда,
Лицо распухло, в ссадинах все тело,
Пролом на голове и жизни не следа.

Открыл я веко, глаз блестящий, строгий,
Спросил тошнило ли /не стрясены-ль мозги/,
Взял руку — сломана, а также обе ноги,
Как будто сломаны. «Скорей рубить слеги».

Свалили вмиг березки две с развилкой,
Как хорошо, что нож не занимать,
И опоясками связавши их в носилки
Азям набросили, чтоб мягче в нем лежать.

Тихонечко бедняжку уложили
Семь молодцов, восьмой я сам,
Чтоб было сменам двум под силу
Ее доставить в город к докторам.

Лишь понесли — очнулась, застонала,
И первое что попросила — «Пить».
Она еще путем не осознала,
Что ей самой к воде уж не ходить.

Тропинка круто под гору; в носилках
Сползает павшая, уж больно мы спешим.
Вот пригодились где развилки —
Подмышки привязали к ним.

Удобней стало. Заступила смена,
И чередуясь быстро-быстро шли.
Володя Митич нас догнал, дав мне замену,
Он в город уходил от Каменной земли.

А мне не нужен город был в ту пору,
Я мог остаться в ночь и не один.
Я постоял, глядя как уходил под гору
Печальный, самодельный паланкин.

Потом я стал тропинкой подниматься
К подножью Первого Столба,
Мне все хотелося дознаться
Кому доверена была ее судьба.

Навстречу со Столбов все шли как в ссоре,
Веселья не было обычного всегда,
Всех взволновало то чужое горе,
Чужая, но не чуждая беда.

Наверно каждый о себе подумал —
Ведь кто из нас порой не рисковал
На тех щелях Столбов угрюмых
Когда над пропастью скакал.

Так мыслью занятый я подошел к пещере
И долго изучал падения пути,
И глазом опытным измерив
Нашел: не меньше метров двадцати.

А помогла случайная береза —
На ней спружинилось, а то бы смерти быть —
Она, услышав девьи слезы,
Нагнулась здесь, чтоб тот удар смягчить.

А вот нелидовцы пришли узнать, в чем дело,
И мы решили Колоколом лезть.
Кругом — ну никого. Все сразу помертвело,
Куда с камней девались все, бог весть.

Попутно встретилась знакомая компанья
И в ней свидетели паденья из Гнезда.
И мы узнали — Костя пьяный
Повел на Колокол, дурачась, как всегда.

Рванул из рук девицы опояску,
А та уверенно уже пошла стеной,
Нагнулася назад всем телом без опаски
И через голову с площадки вниз долой.

Сидели на площадке, рассуждали,
И думали — умрет иль не умрет?
Фамилью девушки площадке дали,
Под Черноусовской пусть впредь она слывет.

Взбежали на карнизик с той площадки.
Да! Вниз отсюдова, действительно, стена.
И камень здесь без выступов весь гладкий
От самой от площадки и до дна.

Прошли барьерчиком и в Колокол свернули,
Нельзя ж пройти не позвонить.
Эй вы, нули, что заснули,
Полно о былом тужить.

Камень к стенке тут прижался,
Кубик больше сотни тонн.
Стукнешь, слышь и отозвался
Самый настоящий звон.

Но не для всякого народа
Звон несется из него,
Прислонись как Квазимодо
По «Отверженным» Гюго.

А над Колоколом выше —
Колокольчик там лежит.
Куб под конус, вроде крыши,
Сердце как не задрожит,

Лезть на Колокольчик этот.
Разотчаяннейший лаз.
Но столбист давно приметил
Щель, прищуривши свой глаз.

И по этой самой щели
Редкие, но все ж ползут
Над отвесом еле-еле
Пробираясь. Вниз — капут.

Не задержишься на скате
И земли не миновать,
А лететь повыше Кати
Метров верных тридцать пять.

А Второй отсюда. Браво!
Да на нем опять народ.
Снова их повел лукавый
В лаз не знающий забот.

Но в тех лазах дерзновенных
Нас кует седой гранит,
В тех чертах неоцененных
Наш характер — монолит.

Смелый, четкий и упорный
Весельчак, не скандалист,
Воспитался волей горной
Образцом для всех Столбист.

Посидели и попели,
С песней мать вскормила нас.
И пошли без канители
В Колокольной щели лаз.

Между стен прошлись расклинкой.
Здесь в камнях холодный грот.
И в прохладе без запинки
На открытый вышли ход.

А потом ползли Корытом
Что промыл дождей поток.
Страсть люблю я ход открытый.
Здравствуй, неба потолок!

Вот вам ход к второй вершине,
Пустяковая она,
Но с нее назад картинка
Не плохого полотна.

Весь Второй как на ладошке,
Исполин, гигант, колосс
С поднебесною верхушкой.
А откос! Один откос

Вызывает уваженье.
Оборвись и будь здоров.
Тут уж будет без сомненья
Отбивные всех сортов.

А катушка в солнца искрах
Как под лаком вся блестит,
Вызывая в наших икрах
Лаза дикий аппетит.

И обход видать на Галю,
На стене как выступ он,
И на нем мы увидали
Чуть заметных двух персон.

Молодцы. Не унывают.
Вниз с отвеса вдаль взглянуть —
Все прекрасно, точно знают —
От судьбы не улизнуть.

А вон — рощица зеленая,
Чудный кедров уголок.
Все подножье опеленано
Как бордюром в соснячок.

И на фоне всей громадины,
Укрепляя ее щит,
Снизу из зеленой впадины
Колокол на нас бежит.

Между первою вершиной
И вершиною второй
Прорван Столб на половины
Две, неравные собой.

Сверху щель позавалило,
А в низах кой-где просвет,
Щель собой загородила
Снег, дающий белый свет.

Этот погреб весь одетый
В мха зеленую постель
И сочит здесь даже летом
Ото льда с камней капель.

Этот ход, Трубой, старинный,
Легонький ущельем ход,
Не крутой подъем, но длинный,
Он сюда и приведет.

И к площадке этой тоже
Шахтой есть по щели ход,
Этот много будет строже,
Он от Пестика идет.

Мы же Детскою Катушкой
Завершим до верху лаз,
И до самой до верхушки
В потолках уже отказ.

И обходами каменьев,
И взбираяся по ним,
Без особенного тренья
Ходим, бродим, не спешим.

Позабыли о паденьи.
Пирамиды новый бок
Обнажился в восхожденьи,
Он с наклоном на восток.

Вот на верхней мы площадке,
Наконец-то, забрались,
И по нашей по повадке
Петь, конечно, принялись.

Есть что посмотреть с вершины
В панораме круговой,
Все хребты и все долины
И камней причудных рой.

Вот опять Второй, громада.
На своем стоит хребте
А к нему сошлись, как стадо,
К пастуху граниты те.

А за ним на юг далекий
Вдаль ушла волна хребтов,
И не различает око
Их верхов от облаков.

Енисей в щели глубокой,
Повернувшись на восток,
Собирает гор потоки
Что бегут от камней ног.

Вот и Лалетина логом
Вниз от Первого течет,
В ней сейчас народа много
От Столбов тропой идет.

Снова вспомнили мы Катю,
Где-то, бедная, она,
И с какой ей это стати
Участь экая дана.

Но кому-то падать надо —
У камней закон таков:
Там мы рады иль не рады
Чуть сплошал — и будь здоров...

Вот зачем везде страховка,
Вот зачем совместный лаз,
Вот зачем она сноровка,
Чуткость для чего у нас.

Кто не знает это? Только
Кто столбист лишь на словах
Вот как Костя-балаболка,
Не герой он на камнях.

Правда, мы дурим на лазах,
Меру ж надо всему знать,
И такого безобразия
Как сегодня — не сыскать.

Чтобы вырвать опояску
У пошедшего в карниз...
Нет! Его не вгонишь в краску.
Нет! Конечно не столбист.

А за Енисеем горы
Подпирают небеса,
В тех хребтах тайги просторы,
На Чулым пошли леса.

Вон от Сопки Долги гривы
Вдаль туда же поплелись,
И волной своей ленивой
Там, как краска, разлились.

Тут за Ельничной рассохой
Вверх Веселой гривки склон,
Место отдыха и вздоха,
Вид с нее для всех сторон.

А за нею группа Птичек,
Только здесь их не узнать,
Не походят. По привычке
Знаем. Точно. Не гадать.

За Диванною горою
Красный гребень, Енисей
Блестя змеею
В островах играет ей.

Смотрит город как в окошко
Из-за горного щита,
А собор, какой он крошка,
Где девалась высота?

А у ног внизу граниты,
Баба вот стоит, на ней
Кресло-трон природой сбито
Целиком из двух камней.

Дальше — Дед, Столбовский дедка,
С трех сторон и разный лик,
Средь камней химера редкая,
Замечательный старик.

Дальше — Прадед, камень низкий,
Старый видно, высох весь.
Вправо — Пасть с трубою склизкой
Так и хочет тебя съесть.

А за нею Перья маются,
Хочется им посмотреть
Солнце как ко сну спускается,
Да приходится терпеть.

А Ворота как положено,
На краю камней стоят
Им самой судьбой предложено
И впускать и выпускать.

Прямо Третий, как игрушка,
Под хребтом в прислоне спит
Было дело от избушки
День и ночь не спал гранит.

Но прошли буяна годы,
Вырос, прожил и отжил,
И мечты свои свободные,
Чуть увидев, схоронил.

А Четвертый столб развильный,
Самый крайний на восток,
Как отверженный, опальный,
Недалек, но одинок.

А за ближними Столбами
Там далеко, по хребтам,
Уперлися в тучи лбами,
Спят подобно кораблям.

На зеленом рейде леса
Крепость, Дикий и Развал,
Бабу Манскую завесила
Стенки зубчатая шаль.

Все божественно прекрасно,
Где подобное сыскать,
И не мучайся напрасно,
Ноги нечего ломать.

Есть подобные красоты,
Но по счастию судьбы
Лишь открыли всем ворота
Красноярские Столбы.

Где так видно, чтоб так близко
В пять каких-нибудь часов
Превратились вы в туриста
В обстановке скал, лесов.

Чтоб потом, отстолбовавши,
Вы вернулись вновь домой,
Только чуть-чуть-чуть уставши,
Вкрай довольные собой.

И с энергией двойною
Закипит работа вновь,
Только вспомни — над тайгою
С нами солнце и любовь.

Вот за что Столбы мы любим,
Силу нам они дают,
Ими мы рутину рубим.
Мы везде и там и тут.

Вездесущи, вседовольны,
Жизни нам не занимать.
И с столбовской колокольни
На хандру нам наплевать.

Нас сейчас на пирамиде
Всех нелидовцев пяток,
Не нуждаемся мы в гиде,
Знаем каждый камешок.

Вот Качун, таков кусочек
Около десятка тонн,
И на двух каких-то точках
Меж камнями ходит он.

Этот камень Отковырка,
Кто-то ковырялся в нем.
В Отковырке сверху дырка,
В ней дождь сделал водоем.

То Ребро, а то балконы,
Там вниз ходик-уголок.
Камень-прыг. Все тонны, тонны,
Свой особенный мирок!

Вниз Утюг от Уголочка,
Между ним и нами Щель,
Без моста по корешочку
К нам с него прямая цель.

Этот ход в обход вершинки
Он подковою кружит,
Коридорчик уже спинки
На его пути лежит.

Если случай подвернется
Под Утюг полезть в Окно.
Окном в Швейцарию зовется
Живописное оно:

Из-под ног бегут каменья,
Слева каменный отвес.
Он всегда в глубокой тени,
А за ним под солнцем лес.

Далеко уходит в гривах
Беспредельная тайга,
Вид особенный на диво
Сверху ж свод от Утюга.

Вообще красавец Первый
Пирамида хоть куда
И совсем не надо нервы
Здесь держать за повода.

«Ну, довольно посидели,
надо ж знать всему конец.
Мы сегодня раз лишь ели» —
Нам сказал наш друг Сашец.

«Глянь-ка, солнце на закате,
Надо дров подприпасти,
Да еще узнать о Кате.
Кто-то должен же прийти».

«Верно, — Надя подхватила, -
Ну, ребята, марш на ход.
Я лишь так не говорила,
Есть хочу как кашалот».

Вера тоже согласилась,
Я почти не возражал.
«А Андрей? Скажи на милость —
Раньше всех уже удрал».

Попрощались мы с верхушкой,
И тихонько поплелись.
Ход обратный — по Катушке
И конечно сверху вниз.

Первый шаг, и под ногою
С камня Окорок лежит.
Не свиной он, но собою
Все же дразнит аппетит.

Потихоньку, полегоньку,
Что ни шаг, то вниз и вниз.
Это ведь не Стенки Конька
И не Митры злой карниз.

Вот ступеньками спустились.
Посмотри — бассейн какой.
Травки с берега склонились
Над зеркальною водой.

Ах вы олухи, гундосы,
Кто испортил водоем?
И чего в нем не набросано —
Спички сплошь, окурки в нем.

Как в инструкции указано
/ Камень взрывчатая смесь /
Все с огнем что было связано
Как в плевательнице здесь.

Вот вам зеркало природы.
Гаже я и не видал...
Черт их знает, что за люди,
Даже кто-то наплевал.

Жаль, такой не попадется,
Я б ему прочел мораль,
Чтоб он знал как то зовется.
Жаль, серьезно, очень жаль.

Дальше, ниже переборка,
Камень в слойке, как плитняк.
Нужно сделать оговорку —
Это только внешне так.

Это ветра все искусство.
У него такой резец,
Что приводит камни в чувство.
Здесь уж он громадный спец.

Посмотри вокруг, весь камень
Им поточенный живет,
Вот где чувств и формы пламень,
Где фантазии полет.

Тут сидеть часами можно
Этот камень наблюдать,
Не боясь неосторожно
Шумом чувства испугать.

Дальше два обхода. Оба
Вкруг обкатанных камней
Как вокруг буханок хлеба.
Из каких только печей.

На одном из них карманы
Сделал ветер плюс вода.
Ход без всякого обмана,
Не сорвешься никогда.

А еще ниже — Корыто,
Вертикальное оно.
И оно водой промыто
Вместе с ветром заодно.

Кой-кому помочь здесь нужно,
Ну хоть опояску дать,
Чтоб семьей столбовской дружной
Всем Корыто миновать.

Вот уж мы и у Катушек.
Сели. Надо ж посидеть.
Кто-то лезет? Из Фермушки.
Ясно, надо ж посмотреть.

Все знакомые ребята —
Галя, Валя и Волчок,
Абалаковы два брата,
И Мария, и Нинок.

«Гей, Фермушка! Будь здорова!»
«Как на Первом столбовать?»
«Красота!» — За словом слово.
«О Катюше не слыхать?»

«Есть из Лалетиной вести».
«Ну и как?» — «Как надо быть.
В час какой, сказать без лести,
Удалося дотащить.

Врач сказал, Крутовский с дачи —
Руку, ногу лишь сложить,
Остальное не задача.
Молодая. Будет жить.

Со Столбов шли Коммунары
В устье лодка их ждала.
Взяли Катю и в две пары
Полетели, как стрела».

«Что, до завтра?» — «В ночь уходим.
Больно хорошо кругом.
До потемок чуть побродим,
Чуть вздремнем — и Каштаком».

И пошла наверх Фермушка
На Корыто штурмовать.
Нам осталася Катушка —
Вниз себя по ней спускать.

Ах, как я люблю Катушку,
Всех она ходов милей.
Вся открыта. Не ловушка.
Без мокра и без щелей.

Кто пошел углом направо,
Тормозя руками шаг,
А кого повел лукавый
Лбом, назапятки, как рак.

Я ж, наоборот, спускался
И не задом, а лицом.
Мне всегда во всем казалось —
Бить опасность надо лбом.

Хороша Катушка эта,
Только жаль всегда одно,
Что до сих пор не заснята
Ни на фото, ни в кино.

Ей бы справа дать откосик,
Да под верх бы подтянуть,
Это б был Второму носик.
Не пришлось бы здесь уснуть.

А сейчас лететь куда же,
Тут же вот и упадешь.
И при лазе дети даже
Не испытывали дрожь.

Только Лобиком трудненько,
Да неловок первый шаг.
Но тихонько, помаленьку
По Катушке лазит всяк.

Есть и Детская Катушка
Тут же вот за камешком,
Той залезет даже чушка,
Особливо босиком.

Здесь когда-то в нижней стенке
Приспособили слегу,
И по врубленным ступенькам
Лаз был легкий сапогу.

Времена прошли, и нравы
Изменились даже здесь.
И повел на Столб лукавый
Без сапог и бревен лезть.

И слега излишней стала.
Новый стиль столбизм узнал,
Чтоб подошва прилипала
Он другую обувь взял.

И по всем столбам галоши
Повели столбиста в лаз.
Лоб Катушки круто скошенный
Взят был кем-то в первый раз.

Но как прежде же бывало
Масса лезет уголком,
Вперегонки, как попало,
Реже тянутся гуськом.

Так вот и сейчас на сходе
Вера, я, Надежда — лбом,
А Сашец по старой моде,
Как лягушка — уголком.

Все ж с Катушки мы спустились,
Солнце низко у земли.
И по небу заходили
Облака, как корабли.

«Верно дождик будет к ночи,
надо запасти дровец,
и сегодня ж, между прочим,
съесть компот», — сказал Сашец.

«Браво, браво» — подхватили
мы мысль верную Сашка.
А в уме давно решили
Что компоту с плеч башка.

Тут Андрейку увидали,
Под Катушкой он догнал.
Мы пока виды видали
На вершине — он удрал.

И сидел в камнях, каналья,
Втихаря, и рисовал,
И чтоб вид мы не украли —
Он как в рот воды набрал.

«Где же ты, Андрей, бродяжил?»
И Андрейка отвечал:
«Я вот там под Тыром лазал,
Пестик сверху рисовал.

У стены у Колокольной
Он как жертвенник стоит,
И его черкнуть невольно
Карандаш в альбом велит.

Кстати Тыром Дьяволята
Лезли к вам, чтоб передать,
Что к Столбам пришли ребята
О Катюше весть подать.

Все кругом благополучно.
Катю в город увезли
В гребях четверо. Не скучно.
Митич с ней. А вы ушли.

Вот они уж на верхушке,
В перекличке со Вторым.
В Колокол пошла Фермушка,
Решето поднялось им».

Вот Столбовские известия
Точно, ясно, ровно свет.
И скажу без всякой лести
Правда все, вранья тут нет.

Кто пришел, ушел, где лазал,
С кем, когда, изба, костер.
От столбовского от глаза
Не уйти. Ох, и остер!

Все он видит, как акула,
Лишь от сплетни он бежит.
Если сплетнею пахнуло
Нем он так, как нем гранит.

Вот и низ, земля с сосною.
Первый Столб! Здоровым будь!
Мы полазали тобою,
А теперь — в обратный путь.

По тропе к своей избушке.
Там костер и нар уют,
Чай, компот, и с тмином сушки,
Отдых, сон. И весь маршрут.

У Третьего чуть-чуть остановились,
Чтоб издали на Третий посмотреть,
Уж сумерки на землю опустились
И начало кругом в лесу темнеть.

Да, подлинно не Столб, а Пирамида,
Какой-то верх особенный у ней,
И здесь в лесах камней такого вида
Я сколько не бродил, но не встречал. Ей-ей!

Прошли два года. В поздний час
В Нелидовке я встретил снова
Кого б вы думали из нас? —
Я сам не верил, чесно слово.

Пришла Катюша к нам опять,
Чтоб посмотреть то, где упала,
Она хотела точно знать
То место, что судьба ей дала.

Дошла сама, все зажило, как в сказке,
Был доктор с Лалетиной прав,
Что молодость сильна, зачем сгущать ей краски,
Ярки они и без приправ.

Мы вечер провели в воспоминаньях,
И, как всегда велося на Столбах,
Сидели у костра полны мечтаний
О новых неизведанных ходах.

И, как всегда кончали вечер песней,
Решив наутро Катю повести
Площадку показать, с которой лаз чудесный
Устроил Костя ей, и след ее пути.

Что до сих пор был виден по откосу
Как несколько борозд на лишаях,
Особенно, когда туманов росы
Их освежат в своих водах.

И помню утром, целою компаньей
Пошли мы к Первому бродить.
Был день чудесный для скитаний,
Нам долго не пришлося и ходить.

Под Кухней Чертовой кой-кто сидеть остался,
А я и Катя подались на ход.
И, помню, долго я с площадки любовался
На даль хребтов, ушедших в неба свод.

Потом она приблизилася к краю,
Я страховал ее буквально каждый шаг
И тихо мне сказала: «Я не знаю...
Ужели вот туда, под скат, но как?...»

И я, держа за талию Катюшу,
Над пропастью, где начинался спад,
Позволил ей отвесть, взглянувши, душу,
И бережно принял от пропасти назад.

Потом свернул азям я туго опояской
И, размахнувшись, бросил со стены,
Там что-то шаркнуло и замерло безгласно,
Потом удар и эхо сатаны.

«Идем назад, — сказала Катя, — «Жутко...»
И мы, не торопясь, ощупывая ход
Спустились вниз и тою же минуткой
Сошлись с компанией, воды набравшей в рот.

«С ума сошли, — сказала мне Анюта, -
Отсюда страшно и глядеть.
Ну вас! Пошли!» И повернувшись круто
Мы тронулись, и на ходу начали что-то петь.

18.10.44