Посвящается
Саше Нелидову

Прекрасен лыжницей пуховой
Заход в ущельи узких щек
Когда мороз, нахмурив брови
С хребтов сползет в глубокий лог,

Когда небес засветят очи
Меж ними полная луна
Холодным, желтым полубочьем
Всплывет, восставши ото сна.

Я в этот час тишайший, зимний
Люблю брести по Моховой
В логу чуть от мороза дымном
Один с шальною головой.

Оставив город за спиною
И Енисей пройдя в туман,
Ложок дорогою степною
Нащупал я. На нем Диван.

Усилий много ли здесь нужно
За шагом шаг в Диваний лог
Не останавливаясь, дружно,
Его я быстро превозмог.

И за плато Дивана прямо
Мне, вставшему в тиши, без слов,
Открылась ночи панорама
Бегущих вдалеке хребтов.

Мгновенье. Отдых мне не нужен.
Сухим ложочком вниз к реке.
Базаиха стоит в объятьях стужи
В чуть хиусящем ветерке.

Амфитеатр чернеется стеною,
Давая речке поворот
Налево Красный гребень полосою,
На речке хрупкий, гладкий лед.

Вверх по Базаихе дорогой,
Между высоких тальников,
Иду, не торопясь, нога за ногу,
И песенку пою, пою без слов.

Речушка милая, ты и подо льдом прекрасна,
Не слышен шум обычный твой
И, не дойдя до скалки Красной,
Взял курс направо к Моховой.

Вот устье и сворот с дороги,
Замедлил ход и лыжи на ногах
И по откосу мимо стога
В долинку вход ищу в кустах.

Какой прекрасный вид отсюда,
Один из лучших на пути,
И постоять над ним не худо,
А кстати дух перевести.

Такмак и все его вершины,
Как гребень петуха над Моховой,
Как бастион он на углу долины,
Незримо сторожит ее покой.

Ермак напротив обозначен,
Его я вижу только след.
На фоне леса мне маячит
Китайской стенки силуэт.

А прямо над долиной птички,
Их воробьями все зовут,
Когда б я мог при свете спички
Их рассмотреть. Напрасный труд.

До них сейчас ой-ой далеко,
Они всех выше из хребтов
Над Моховой в ее обоке
Нет живописнее хребтов.

Привет вам, милые химеры,
Я вас скорее угадал
И взял чутьем на глаз, на веру
Поскольку вас, как пальцы знал.

Вперед в долину. Нет дороги,
Ну, значит, лыжи не сниму,
Чтоб не ломать по снегу ноги
На лыжах хоть на Колыму.

Прошел не много. Что такое?
Чей след направо, на снегу
Да не один, а рядом двое
Бегут с пригорка и в логу?

Да это ж лыжница. Колейки
Широких камасиных лыж
Двойной, зубчатой вьется змейкой.
Следы знакомые. Шалишь.

Иду по ним и слева, сбоку
В снегу виднеется чертеж
Пол круга. Надпись. С ненароку
Впотьмах никак не разберешь.

Но я по знаку надпись знаю
«Санель» в уме ее прочел,
все ясно; я уже мечтаю —
Сашек Нелидов здесь прошел.

И на снегу черчу я вправо
Такой же знак, но кверху дном,
И надпись снежную «Саяво»
Своим еловым таяком.

Ну, значит, вот уже и двое.
Но почему не Каштаком?
Да впрочем, что гадать, не стоит,
Узнаю позже — за чайком.

Опять в пути; иду с нажимом,
За мыслью знай, скорей шагай,
А вот и накипь, надо мимо
Сойти на низ, где снежный край.

Какое странное явленье:
Мороз, а на снегу вода,
В самом ручье оледененье
До метра, больше иногда.

Кипят ручьи и речки тоже
И та ж Базаиха порой
Под Рождество ползет из кожи
И заливается водой.

А сколько прелести при свете!
Над накипью дымится пар,
И все кусты вокруг браслетом
И в искрах серебра — пожар.

Опять вперед, вот уж и ямы,
В снегу осколки от камней.
Когда-то были здесь Кизямы,
Теперь течет один ручей.

У тех каменьев залежалых
Упавших, видно, с Ермака,
Из массы ручеечков малых
Скоплялась целая река.

Стояли озерки-лагуны,
В них любовался свод небес,
И с высоты камней, с трибуны,
Гляделся в них еловый лес.

И горожане к ним ходили,
Как нынче мы к Столбам идем,
Здесь на кострах чаи варили,
Теперь все поросло быльем.

Один купчина для наживы
Взорвал Кизямы, вывез лом.
И уголок в логу красивый
Лишь в снимках веселит альбом.

Да было время. Вот и угол
При повороте Моховой
Такмак вверху улегся пугалом
И не маячит головой.

Коротенький ложок и рядом
С водой и тропкой к Стенке лог
Бывало, летом нет пощады
По той тропе для резвых ног.

Теперь все в снежном покрывале,
И не узнать тот летний склон,
Лишь только там, на перевале,
Знакомый в ветре шум сосён.

И снова лыжницею друга
Иду вдоль четкого следа,
Она мне делает услугу,
Как путеводная звезда.

Обходит лыжница умело
Журчащий талец на пути.
В такой мороз большое дело
Живой родник в снегу найти.

Попить? Зачем мне пить в дороге?
Я никогда в пути не пью.
Да видят бродяжные боги
Натуру трезвую мою.

Еще налево лог — рассоха,
Глубокий лог от Воробьев,
И вновь ручей в кустах загрохал
В морозной тьме среди снегов.

Еще подальше логовина,
На Воробьи ей ход всегда
В полугоре там посредине
На ней откуда-то вода.

Так шаг за шагом, ближе к цели,
И все вперед, вперед, вперед,
Налево сосны, справа ели,
И новый к югу поворот.

Еще немного лог стал уже,
Закрылся позади Такмак,
И тут я снова обнаружил
У лыжницы Санеля знак.

Опять поставил знак ответа
И кликнул наш столбовский клич,
Но замер крик далеко где-то
Почти без эха. Глухо. Дичь.

Должно быть далеко Нелидов,
Раз на призыв ответа нет.
И я опять с упорством гида
Ищу его исчезший след.

Нашел. Он здесь свернул немного,
И в ельнике искал сушняк,
И снова вышел на дорогу
И чистил новенький таяк.

Чем дальше в гору, больше снега,
Он падал здесь без ветерка,
В обратный путь здесь без разбега
Каток во всю, без таяка.

Направо лог углом — глаголем,
Его Глаголем и зовут,
А наверху, над снежным полем
Поставлен камень лилипут.

Но если вправду здесь признаться,
Тот лилипут непобедим.
Пришлось не раз под ним скитаться
Ломая голову над ним.

И сколько пробовал я лезти,
Откуда только не пытал,
К стыду моей столбовской чести,
Я до вершины не достал.

А был близенько у вершины.
Я как сейчас тот помню лаз
Порвал всю в клочья лопатину,
И не забрался посейчас.

Но это все воспоминанья,
Они всегда со мной в пути.
И под воскресшие мечтанья
Мне так легко в подъем идти.

Как все кругом давно знакомо:
Вот пень, что желна продолбил,
На нем из снега шапка комом,
Ну, точно гриб кто посадил.

Вот кедр когда-то кем-то свален,
Ему я сколько гимнов спел,
И от пройденной летом гари
Он обгорел и почернел.

И снег прикрыл его с пригорка,
Из-под горы лишь виден бок,
Под ним, наверное, есть норка —
Мышиный след через снежок.

Вот у ручья следы в сторонке —
Косой их заяц пропетлял.
Вот ямка, из нее спросонки
С испуга рябчик лету дал.

С каким он шумом поднимался,
Куда глупец улепетнул?
Меня, бедняга, испугался,
Когда я громко кашлянул.

Так потихоньку, незаметно,
К просеке тихо подошел,
И в полутьме мой глаз приметный
Нашел знакомый сердцу ствол.

На нем под ветками густыми
Наш красный заповедный знак.
Я подошел, сравнялся с ним и
В снег с плеча воткнул таяк.

Здесь точка. Хватит. Остановка.
Зачем вперед все гнать и гнать,
Да просто вроде и неловко
У знака да не постоять.

И снова мысли. Знак прострелян.
Скажи, кому на ум пришло
Из озорства, на место цели
Стрелял в упор. Дурак. Рахло.

И вспомнил я, как знаки ставил
В Калтате, в Лалетиной, здесь.
Позднее рядом сводку правил,
Чтоб мог входящий их прочесть.

Последний знак, тропой на Ману
За Манской стенкой на хребте,
Но хватит, вспоминать не стану,
А то замерзнешь в дремоте.

И снова ход, ногам работа,
И снова лыжами шик-шик.
Скорей подъем начать охота
Скорей, чтоб высунуть язык.

Лог снова шире, снова круче,
Лес поредел и отошел,
И снег, особенно скрипучий,
Дорогу лыжниц перемел.

Черемух заросли большие,
И где-то в них конец ручью,
А на верхах ветров стихия
Шумит победную свою.

Иду в упор, уклон приличный
Здесь на обратном на пути
Такой тут кат, ну необычный
Клянуся — лучше не найти.

Летишь стремглав, ища полянок,
Кругом деревья и лоза
И из-под тонких лыжных санок
Слепит метелица глаза.

И мысль одна в бегах с тобою
На пень бы где не налететь,
И в снег воткнувшись головою
Вставая полчаса пыхтеть.

Иль хуже од сосну с налета
Не шаркнуть слабой головой,
И новую обресть заботу
Плестись разбитому домой.

А если смерть? Мы с нею ладим.
Сидеть и ждать себе конца
Она найдет, когда ей надо
Без просьб любого молодца.

И так, кати, лети стрелою,
Ныряй сквозь снег, минуя пни,
Самой коварною судьбою
В катушке вкраплены они.

А впрочем нет, не надо бегу,
Ведь бег хорош не вверх, а вниз.
И я шик-шик, шик-шик по снегу
Забыв мечтательный каприз.

Шагать в подъем куда труднее,
Чем вниз опрометью лететь,
И ближе к делу — мысль яснее,
Шагов две тысячи пыхтеть.

Здесь на подъеме редколесье,
Листвяг колонной, как один,
Уперся верхом в поднебесье
Пониже ярус из осин.

Правей к хребту уж камни близко,
За ними будет Водопой.
Как будто бы прошла здесь чистка,
Склон с красной парковой сосной.

Левее, выше стенкой ельник
Вот тут по круче. Как-нибудь
Приду обратно в понедельник:
Ведь надо ж с ходу отдохнуть.

А, кстати, надо повернуться,
Взглянуть на город, на Такмак,
Чуть отдохнуть, от дум очнуться,
Опершись на сухой таяк.

Как хороши в ночи туманной
Внизу во мглу ушедший лог,
Над ним Такмак завесой бранной
В хребте оснеженном залег.

За ним Базайская обока,
Что с правой стороны стоит,
А там уже совсем далеко
Огнями город наш залит.

Митяй остался, жаль беднягу,
Никак нельзя было уйти.
Такого страстного бродягу
Едва ли где-нибудь найти.

Ну, расскажу все по приходе,
Где шел, как падал, как вставал,
Как снег и что еще в природе
С кем песни пел, как ночевал.

И Вере тоже неудача,
Она, конечно бы, могла,
Но вот задача, вот задача
Мать заболела и слегла.

Ну, пусть побудут праздник дома,
Не все для масленицы кот,
Пусть смотрят виды из альбома
И новый ждут к Столбам поход.

А здесь шумит тайга ветрами,
Лежат глубокие снега,
И, пробегая меж хребтами,
Переметает снег пурга.

И я почти в водоразделе,
На склоне речки Моховой,
А выше чуть, за стенкой елей
Играет ключик Водопой.

И путь ему другой дорогой,
Ему на Лалетину ход;
По Ельничной рассохе логом
И им не раз я делал брод.

Однако, время в путь-дорогу
И шаг за шагом в перевал,
Нащупав в таяке подмогу
Я горку быстро доканал.

Вновь остановка. По заслугам.
Ведь я почти что наверху,
Полчасика и встречу друга
Куда спешить, ловить блоху?

Здесь надо толщу снега смерить,
Проверить ход от Каштака.
Ну кто бы мог тому поверить -
Снег глубиной в полтаяка.

И здесь как раз в елях затишье,
Ни сдува, ни надува нет,
Следы, оставленные мышью,
Остались, как обычный след.

А с Каштака следов не видно,
Никто наверно не прийдет,
Досадно как-то и обидно
За тот чудесный летний ход.

Да вообще зимой не много
Столбы кто любит навещать,
Из всех других одна дорога:
На лыжах Лалетину брать.

И больше на галицах длинных
Два таячка на обручах
И по дороге серединной
Стучат те лыжи чах-чах-чах.

Ну, хватит разных измерений.
Что делать станциям тогда?
И я без всякого сомненья
Шик-шик вдоль лыжного следа.

Вот тут пихтач и ельник вместе
Сошлись в истоках у ручья,
И я скажу без всякой лести
Страда окончилась моя.

Ведь дальше ход в горизонтали:
Подбежки, кат и снова ход.
Держись, чтоб лыжи не загнали
В какой-нибудь валежный сброд.

Вот чаща, в ней стоят над вами
Ворота под прямым углом.
Они так сделалися сами
Когда здесь падал бурелом.

И у тропы под пихтой балкой
Стоит вереей ствол ворот.
Вход на Столбы, хотя и жалкий,
Но все же всем известный вход.

И кто б не двигался тропою,
Воротам «здравствуй» иль «прощай»
Кричит, кивая головою,
Как будто здесь какой-то край.

И я гадал на те ворота,
Как упадут — я упаду.
И, помню, раз была работа:
Столкнул их кто-то на ходу.

Давай их поднимать народом,
И сколько смеха было в том.
Мы шли тогда обратным ходом,
Тропою манской вчетвером.

И вновь поставили как надо
И точно под прямым углом.
И как тому мы были рады,
Как будто выстроили дом.

Сейчас они низки зимою,
Здесь снег с нетронутой кухтой,
И я их меряю собою —
Почти по брови высотой.

Ворота пройдены с наклоном
Шик-шик вперед и влево вбок,
Опять стою и бью поклоны,
Как мусульманин на восток.

Сворот на Ману, место это
С пеленок помнит пусть столбист,
Когда за жарким, знойным летом
Тропу завалит желтый лист.

Тогда смотри, чтоб не зевалось,
Чтобы не сбиться на пути
И от сворота, как, случалось,
Тропой на Ману не уйти.

Теперь здесь надписи: «На Ману»,
Другая рядом «На Столбы»
И если не попал кто к стану
И заблудился — рок судьбы.

Проблудит если кто немного,
Зато получше будет знать
Прямую на Столбы дорогу
Чтоб вправо, влево не петлять.

Итак, прямой дорогой смело
Уже видать Столбовский круг,
Но что это верху запело
И застонало как-то вдруг?

Да это дерево-скрипучка:
Осина трется о сосну,
Согнись перо, сломайся ручка,
Под этот скрип я не засну.

Не то ребенок где-то плачет,
Не то теленок ищет мать,
Кого хоть хочешь озадачит,
Заставит жуть переживать.

Но мне та музыка знакома,
Знаком мне скрип унылый тот
Его я вспомню даже дома,
Когда мне надоест фокстрот.

Прощай скрипач, я жажду встречи
Под звуки музыки твоей,
Хочу скорее зреть Предтечу
Столбовских лобовых камней.

И вот Предтеча предо мною
Здорово, первенец Столбов.
Здесь стоп. Видочек много стоит
В далекой графике хребтов.

Какой простор, какие горы,
Прекрасен панорамный вид
И мне, бродяге, он без спора,
О многом много говорит.

И в тех горах я ноги тешил,
Сплывал на лодках, на плоту,
Где не таскал меня там леший,
Где не срывал свою мечту.

Там Бирюсы и Маны устья,
В щеках красавец Енисей.
И снова я в ходу и с грустью
Копаюсь в памяти своей.

То были молодые годы
Их больше в жизни не вернуть,
Когда тайги леса и воды
Давали мне повсюду путь.

И я невольно замечтался,
Нажал на ход и в пять минут
Бегом до станции домчался.
Михал Иваныч тут как тут.

«Привет!» «Привет!» «Ну, как здоровье?
Как снеговая? Как отчет?
И как жилищные условья?»
«Покоен будь на этот счет.

Пока Столбы стоят на месте,
Пока на них столбисту ход
Не пропадем, с ним будем вместе
Делить расходы и доход.

И все, что есть в котле избушки
То будет у тебя. Клянусь
Ведь каждый от своей горбушки
Отколет смело добрый кус».

«А как погодье там в низине?»
«На Енисее сорок два,
А здесь — на вашей на вершине?»
«Семнадцать, да и то едва».

«Так вот куда мороз свалило!»
«Вот почему столбистов нет,
А то б их столько привалило,
По всем логам уж был бы след».

«Прошел Нелидов раньше часом
Наверно, уж у вас тепло».
И я своим столбовским гласом
Нарушил тишину Столбов.

И снизу голос мне знакомый,
Прорезал воздух: «Тра-ля-ля!»
Ура! Пять-шесть минут я дома,
Нажал и парус поднялся.

«Ну, до свидания, до света,
Там потолкуем о делах.
Да-да от ваших вам приветы».
«До завтра, всяких-всяких благ».

Одно мгновение — с разбега
Я под Четвертым уж иду
И на скале меж хлопья снега
Читаю надпись на ходу.

«Что за страсть где ни попало
Свою фамилию писать
И тем давать прохожим право
Себя болваном называть».

Когда-то кто-то здесь нарочно
В простейшем сочетаньи слов
Отметил навык тот порочный
К письму дурацкую любовь.

Окно в Европу, здравствуй снова,
Пять дней, как виделся с тобой,
В тебя сквозь снежные покровы
Взбирался опытной ногой.

Ну, а теперь, теперь к избушке
Через Веселый кругом кат,
Сквозь леса редкие верхушки
Вдали виднеется Калтат.

Какой полет! Да видят боги,
Я без пропеллера слетел
И от Гапончика с дороги
Свою Нелидовку узрел.

Привет, Сашец! Санчо, здорово!
В мороз избушка — все. Ура!
И под уютным ее кровом
В ней песня льется до утра.

18.11.43