Яворский Александр Леопольдович

Из Минусинска в Красноярск на лодке

Летом 1911 года Каратанов и я /Яворский/ сплывали в лодке из Минусинска в Красноярск.

 ...После этой поездки по широкой большой реке захотелось посмотреть снова свои всегда любимые Столбы, и мы решили сделать поход на старые насиженные места. Однако идти просто на Столбы туда, где всегда много народу нам не хотелось, и мы предпочли обычному походу заход на Дикие или Дальние Столбы и не на один или два дня, а минимум на неделю, что и сделали. Участвовал в этом заходе кроме Каратанова и меня еще его племянник Иннокентий Пирожников или просто Кенка. Наняли мы в деревне Базаихе вьючную лошадь и, нагрузив на нее весь свой багаж, где кроме провизии были и теплые вещи, мы двинулись в путь. С Дикого камня лошадь что-то не пошла и мы, отпустив возчика и нагрузившись всем наподобие верблюдов, стали спускаться в глухой таежный ложок. Каратанов шел сзади, я впереди. У него поверх всего было сверху наброшено ватное одеяло, и оно часто цеплялось за густые колючие ветки елей. Как бы там ни было, а через час трудного пути мы добрались до только что построенного нами же стана с нарами под нависшим камнем. Здесь мы и прожили одиннадцать дней. Конечно, провизии нам не хватило, и я выбегал на Столбы к четырем часам в воскресенье, когда обычно столбисты уходят в город. Оставленная на остающихся лишняя пища пригодилась, и на нее мы прожили еще несколько дней. Таков исстари столбовский обычай и эта традиция оставления часто выручала нас с Каратановым, зажившихся на Столбах. На Крепости бродили, облазали все камни. На третий день к нам пришли наши знакомые из деревни Базаихи, где они жили на даче. А нашли они нас очень просто, по вате на еловых ветках от Каратановского одеяла, от которого остались только верх и низ, а вся почти вата стала украшением еловых деревьев тайги.

Здесь Каратанов писал два этюда. Один в утренние часы, другой после обеда. Вечером разговоры у костра, делимся впечатлениями сегодняшнего дня, мечтаем о новых поездках и походах и т.д. Одна ночь не по-сибирски выдалась теплая, и мы решили не спать, а слушать голоса ночи. Наш юный спутник уснул, а мы, погасивши костер, лежали на своих азямах и слушали. Как это интересно, когда в короткую летнюю ночь вам придется услышать: скрежетание гусеницы, усача-дровосека в стволе близ стоящей ели, падение какого-то древесного хлама прямо на вас с сомкнувшейся кроны деревьев, видимо, кто-то там, вверху пробежал куда-то, писк какой-то птички, видно ошибшейся в часах и подумавшей, что уже не ночь, а день. Хруст и довольно сильный какого-то сушняка на земле от неосторожно ступившего зверя там, в направлении сухого лога, из которого дальше идет еле заметный ручей, наконец самое интересное — падение какого-то трухлявого дерева, которое стояло, как говорится, до поры до времени и вот в эту теплую, летнюю, редкую у нас ночь ему наконец пришла пора и оно упало. Мы подумали об этом старце и решили с рассветом сходить и посмотреть эту лесную кончину. И мы нашли, оказалось, что это была береза. Зато спали потом до обеда. Как любил художник такие наблюдения в природе, они его радовали как ребенка. Любил он наблюдать и маленького жучка или муравья, восторгался формой тонко выделанного листочка, игривым рисунком на коре дерева и всем чем дарила нас кудесница наша суровая сибирская природа.

Один этюд с Крепости мне тоже запомнился. Он как бы перекликался с этюдом с устья Маны. Справа темная стена Крепости с неясными ее деталями. За ней лесистый ближний хребет с высокими пихтами и елями, мы его звали Погребальным, а за ним освещенные солнцем, идущие вдаль и сливающиеся на горизонте с облаками далекие хребты. От ближнего, почти сине-фиолетового в гранитной стене Крепости до нежно голубоватых убегающих хребтов и облаков. Прожив на Крепости одиннадцать дней, мы вернулись в город и долго еще вспоминали этот крепостной заход.

Зимой этого года Каратанов с друзьями ходил на речку Базаиху в т. называемую Черепановскую избушку, где и прожил 5 дней. Был мороз и на нарах у жарко натопленной железной печки друзья после лыжного ката с гор приятно отлеживались, вспоминая ход и падения, до которых художник был большой «любитель». Чай, пельмени и, конечно, не до рисования. Но виденные занесенные снегом картины гористой тайги, замерзшей речки и уютной избушки, приютившей его со своими спутниками, запечатлевались художником и впоследствии служили ему сюжетами многих картин из таежной жизни. Был он также с компанией и в Калтате на Диком Камне и любовался от него на заснеженную Крепость и вспомнил проведенные под ней одиннадцать теплых летних дней.

Работа в рисовальной школе шла своим порядком. Нагрузка была небольшая, дававшая художнику возможность бывать в природе что он и делал.

А.Яворский

ГАКК, ф.2120, оп.1., д.12

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Яворский Александр Леопольдович
Государственный архив Красноярского края
Государственный архив Красноярского края
А.Л.Яворский. Материалы в Государственном архиве Красноярского края

Другие записи

Горы на всю жизнь. К высочайшим вершинам страны. 1
Горы покорили Абалаковых навсегда. Зима, весна, осень уходили на тренировки: лыжи, бег, гимнастика; летом — очередное восхождение, нередко — два и три. К этому времени Виталий стал инженером, Евгений — скульптором, Валентина Чередова — преподавателем физкультуры. В 1931-1932 годах был осуществлен ряд траверсов различных...
Сказания о Столбах и столбистах. Человек сидел на дереве
В 1962 году строила наша компания на «Грифах» первую большую избу. Мы с другом Леней работали на Комбайновом заводе. Так получалось, что Леня уходил с работы раньше и бежал в избу еще засветло. Я освобождался позже и шел по темноте с фонариком. И придумал Леня себе забаву в стиле книжек про индейцев. Где-нибудь перед...
Красноярская мадонна. Хронология столбизма. IY. Советский период. 30-е годы. 1939
1939 год, 16 апреля. В краевой газете «Красноярский рабочий» статья директора заповедника П.Кожуховского «О столбизме-лжетуризме, как форме морального разложения...». Статья иллюстрирована рисунками костюмов истинного туриста в брюках гольф и столбиста-лжетуриста (вот когда начались нападки чиновников на столбистскую форму!) Из профиля...
1912 г.
В Киев из Солигалича я приехал около 10 января. Снова старое Енисейско-Красноярское землячество из тех же лиц, кроме Леньки Сомонова, который не выдержал Киева и уехал в Томск. Я и Волков, в прошлом году игравшие на бильярде, теперь меньше заняты в этой игре, т.к. остыли, да и в смысле денег не совсем сподручно, а деньги как голубки прилетят из Сберкассы...
Feedback