Яворский Александр Леопольдович

Из Минусинска в Красноярск на лодке

Летом 1911 года Каратанов и я /Яворский/ сплывали в лодке из Минусинска в Красноярск.

 ...После этой поездки по широкой большой реке захотелось посмотреть снова свои всегда любимые Столбы, и мы решили сделать поход на старые насиженные места. Однако идти просто на Столбы туда, где всегда много народу нам не хотелось, и мы предпочли обычному походу заход на Дикие или Дальние Столбы и не на один или два дня, а минимум на неделю, что и сделали. Участвовал в этом заходе кроме Каратанова и меня еще его племянник Иннокентий Пирожников или просто Кенка. Наняли мы в деревне Базаихе вьючную лошадь и, нагрузив на нее весь свой багаж, где кроме провизии были и теплые вещи, мы двинулись в путь. С Дикого камня лошадь что-то не пошла и мы, отпустив возчика и нагрузившись всем наподобие верблюдов, стали спускаться в глухой таежный ложок. Каратанов шел сзади, я впереди. У него поверх всего было сверху наброшено ватное одеяло, и оно часто цеплялось за густые колючие ветки елей. Как бы там ни было, а через час трудного пути мы добрались до только что построенного нами же стана с нарами под нависшим камнем. Здесь мы и прожили одиннадцать дней. Конечно, провизии нам не хватило, и я выбегал на Столбы к четырем часам в воскресенье, когда обычно столбисты уходят в город. Оставленная на остающихся лишняя пища пригодилась, и на нее мы прожили еще несколько дней. Таков исстари столбовский обычай и эта традиция оставления часто выручала нас с Каратановым, зажившихся на Столбах. На Крепости бродили, облазали все камни. На третий день к нам пришли наши знакомые из деревни Базаихи, где они жили на даче. А нашли они нас очень просто, по вате на еловых ветках от Каратановского одеяла, от которого остались только верх и низ, а вся почти вата стала украшением еловых деревьев тайги.

Здесь Каратанов писал два этюда. Один в утренние часы, другой после обеда. Вечером разговоры у костра, делимся впечатлениями сегодняшнего дня, мечтаем о новых поездках и походах и т.д. Одна ночь не по-сибирски выдалась теплая, и мы решили не спать, а слушать голоса ночи. Наш юный спутник уснул, а мы, погасивши костер, лежали на своих азямах и слушали. Как это интересно, когда в короткую летнюю ночь вам придется услышать: скрежетание гусеницы, усача-дровосека в стволе близ стоящей ели, падение какого-то древесного хлама прямо на вас с сомкнувшейся кроны деревьев, видимо, кто-то там, вверху пробежал куда-то, писк какой-то птички, видно ошибшейся в часах и подумавшей, что уже не ночь, а день. Хруст и довольно сильный какого-то сушняка на земле от неосторожно ступившего зверя там, в направлении сухого лога, из которого дальше идет еле заметный ручей, наконец самое интересное — падение какого-то трухлявого дерева, которое стояло, как говорится, до поры до времени и вот в эту теплую, летнюю, редкую у нас ночь ему наконец пришла пора и оно упало. Мы подумали об этом старце и решили с рассветом сходить и посмотреть эту лесную кончину. И мы нашли, оказалось, что это была береза. Зато спали потом до обеда. Как любил художник такие наблюдения в природе, они его радовали как ребенка. Любил он наблюдать и маленького жучка или муравья, восторгался формой тонко выделанного листочка, игривым рисунком на коре дерева и всем чем дарила нас кудесница наша суровая сибирская природа.

Один этюд с Крепости мне тоже запомнился. Он как бы перекликался с этюдом с устья Маны. Справа темная стена Крепости с неясными ее деталями. За ней лесистый ближний хребет с высокими пихтами и елями, мы его звали Погребальным, а за ним освещенные солнцем, идущие вдаль и сливающиеся на горизонте с облаками далекие хребты. От ближнего, почти сине-фиолетового в гранитной стене Крепости до нежно голубоватых убегающих хребтов и облаков. Прожив на Крепости одиннадцать дней, мы вернулись в город и долго еще вспоминали этот крепостной заход.

Зимой этого года Каратанов с друзьями ходил на речку Базаиху в т. называемую Черепановскую избушку, где и прожил 5 дней. Был мороз и на нарах у жарко натопленной железной печки друзья после лыжного ката с гор приятно отлеживались, вспоминая ход и падения, до которых художник был большой «любитель». Чай, пельмени и, конечно, не до рисования. Но виденные занесенные снегом картины гористой тайги, замерзшей речки и уютной избушки, приютившей его со своими спутниками, запечатлевались художником и впоследствии служили ему сюжетами многих картин из таежной жизни. Был он также с компанией и в Калтате на Диком Камне и любовался от него на заснеженную Крепость и вспомнил проведенные под ней одиннадцать теплых летних дней.

Работа в рисовальной школе шла своим порядком. Нагрузка была небольшая, дававшая художнику возможность бывать в природе что он и делал.

А.Яворский

ГАКК, ф.2120, оп.1., д.12

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Яворский Александр Леопольдович
Государственный архив Красноярского края
Государственный архив Красноярского края
А.Л.Яворский. Материалы в Государственном архиве Красноярского края

Другие записи

Сказания о Столбах и столбистах. Три встречи. Часть 2
Дальше снова Красноярск, завод, Столбы... А потом три года службы в далекой Польше. Коля Молтянский, верный дружбе, писал мне все три года больше о столбовских делах. Иногда вспоминал и Вову. Вернее, его разные лихие дела. Отслужил я и поступил в Политехнический институт. По примеру наших бравых спортсменов с «Грифов»...
Балезину - 50! Слово Валерия Ивановича
Чаще стал общаться с Валерой после того, как Олег мой в гору пошел. Проводы-встречи экспедиций, расспросы о планах и положении дел в альпинизме. И невозможно не проникнуться величайшим уважением. Легендарный спортсмен, феноменальные достижения — и скромность на грани застенчивости. Обычно отмалчивается. А если говорит, то тихим спокойным голосом. О себе всегда неохотно, о ребятах...
Горы на всю жизнь. Традициям верны. 5
Да, лучшие красноярские скалолазы давно уже вышли за пределы родных «Столбов» и успешно штурмуют высочайшие и труднейшие вершины страны. В 1969 году команда красноярского ДСО «Труд» во главе с инженером завода Красмаш, мастером спорта СССР Валерием Беззубкиным стала чемпионом страны по альпинизму. На следующий год...
Тринадцатый кордон. Вместо эпилога
Глубокая тишина объяла тайгу. Под тяжестью снеговой кухты склонились косматые ветви пихт, крутыми арками до самой земли изогнулись молодые гибкие березки. Небольшие елочки и старые пни надели на себя пушистые белые шапки. Мана стала, но кое-где на перекатах еще идет шуга. Пожалуй, только здесь и услышишь...
Feedback