Яворский Александр Леопольдович

Из Минусинска в Красноярск на лодке

Летом 1911 года Каратанов и я /Яворский/ сплывали в лодке из Минусинска в Красноярск.

 ...После этой поездки по широкой большой реке захотелось посмотреть снова свои всегда любимые Столбы, и мы решили сделать поход на старые насиженные места. Однако идти просто на Столбы туда, где всегда много народу нам не хотелось, и мы предпочли обычному походу заход на Дикие или Дальние Столбы и не на один или два дня, а минимум на неделю, что и сделали. Участвовал в этом заходе кроме Каратанова и меня еще его племянник Иннокентий Пирожников или просто Кенка. Наняли мы в деревне Базаихе вьючную лошадь и, нагрузив на нее весь свой багаж, где кроме провизии были и теплые вещи, мы двинулись в путь. С Дикого камня лошадь что-то не пошла и мы, отпустив возчика и нагрузившись всем наподобие верблюдов, стали спускаться в глухой таежный ложок. Каратанов шел сзади, я впереди. У него поверх всего было сверху наброшено ватное одеяло, и оно часто цеплялось за густые колючие ветки елей. Как бы там ни было, а через час трудного пути мы добрались до только что построенного нами же стана с нарами под нависшим камнем. Здесь мы и прожили одиннадцать дней. Конечно, провизии нам не хватило, и я выбегал на Столбы к четырем часам в воскресенье, когда обычно столбисты уходят в город. Оставленная на остающихся лишняя пища пригодилась, и на нее мы прожили еще несколько дней. Таков исстари столбовский обычай и эта традиция оставления часто выручала нас с Каратановым, зажившихся на Столбах. На Крепости бродили, облазали все камни. На третий день к нам пришли наши знакомые из деревни Базаихи, где они жили на даче. А нашли они нас очень просто, по вате на еловых ветках от Каратановского одеяла, от которого остались только верх и низ, а вся почти вата стала украшением еловых деревьев тайги.

Здесь Каратанов писал два этюда. Один в утренние часы, другой после обеда. Вечером разговоры у костра, делимся впечатлениями сегодняшнего дня, мечтаем о новых поездках и походах и т.д. Одна ночь не по-сибирски выдалась теплая, и мы решили не спать, а слушать голоса ночи. Наш юный спутник уснул, а мы, погасивши костер, лежали на своих азямах и слушали. Как это интересно, когда в короткую летнюю ночь вам придется услышать: скрежетание гусеницы, усача-дровосека в стволе близ стоящей ели, падение какого-то древесного хлама прямо на вас с сомкнувшейся кроны деревьев, видимо, кто-то там, вверху пробежал куда-то, писк какой-то птички, видно ошибшейся в часах и подумавшей, что уже не ночь, а день. Хруст и довольно сильный какого-то сушняка на земле от неосторожно ступившего зверя там, в направлении сухого лога, из которого дальше идет еле заметный ручей, наконец самое интересное — падение какого-то трухлявого дерева, которое стояло, как говорится, до поры до времени и вот в эту теплую, летнюю, редкую у нас ночь ему наконец пришла пора и оно упало. Мы подумали об этом старце и решили с рассветом сходить и посмотреть эту лесную кончину. И мы нашли, оказалось, что это была береза. Зато спали потом до обеда. Как любил художник такие наблюдения в природе, они его радовали как ребенка. Любил он наблюдать и маленького жучка или муравья, восторгался формой тонко выделанного листочка, игривым рисунком на коре дерева и всем чем дарила нас кудесница наша суровая сибирская природа.

Один этюд с Крепости мне тоже запомнился. Он как бы перекликался с этюдом с устья Маны. Справа темная стена Крепости с неясными ее деталями. За ней лесистый ближний хребет с высокими пихтами и елями, мы его звали Погребальным, а за ним освещенные солнцем, идущие вдаль и сливающиеся на горизонте с облаками далекие хребты. От ближнего, почти сине-фиолетового в гранитной стене Крепости до нежно голубоватых убегающих хребтов и облаков. Прожив на Крепости одиннадцать дней, мы вернулись в город и долго еще вспоминали этот крепостной заход.

Зимой этого года Каратанов с друзьями ходил на речку Базаиху в т. называемую Черепановскую избушку, где и прожил 5 дней. Был мороз и на нарах у жарко натопленной железной печки друзья после лыжного ката с гор приятно отлеживались, вспоминая ход и падения, до которых художник был большой «любитель». Чай, пельмени и, конечно, не до рисования. Но виденные занесенные снегом картины гористой тайги, замерзшей речки и уютной избушки, приютившей его со своими спутниками, запечатлевались художником и впоследствии служили ему сюжетами многих картин из таежной жизни. Был он также с компанией и в Калтате на Диком Камне и любовался от него на заснеженную Крепость и вспомнил проведенные под ней одиннадцать теплых летних дней.

Работа в рисовальной школе шла своим порядком. Нагрузка была небольшая, дававшая художнику возможность бывать в природе что он и делал.

А.Яворский

ГАКК, ф.2120, оп.1., д.12

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Яворский Александр Леопольдович
Государственный архив Красноярского края
Государственный архив Красноярского края
А.Л.Яворский. Материалы в Государственном архиве Красноярского края

Другие записи

Верхняя стоянка на Диком камне
В прежнее время большинство столбистов на Дикие камни не ходило, их посещали только отдельные компании, которые мы хорошо знали, как компании исключительные. Это были: все Каратановские, Шестаковские, Митича и особо мечтательных одиночек, ходившие сюда отдохнуть от столбовского шума. Ходили, но и тоже редко и основатели столбизма Чернышев и Суслов. В их время им было...
Тринадцатый кордон. Глава двенадцатая
Первыми о пожаре в тайге дают знать звери и птицы. Так и на этот раз. Я вышел по обычному маршруту, но уже скоро понял, что где-то не очень далеко в лесу случилась беда. Мимо, почти не обращая на меня внимания, пронеслись три марала, проскочила обезумевшая кабарожка, распушив хвост, стремительно пробежала лисица и с ней...
Петля.
Свою знаменитую Петлю Володя Теплых открыл в 1976 году. Было ему 30 лет — пора расцвета. За несколько лет до этого полной победой завершилась его тяжба с Абреками за первенство на Столбах. Прямо над Хутором Скитальца открыл он ход Ребро. Это был прямой вызов Абрекам: тот Король, кто на Втором Ребро...
Байки. В сапогах по Авиатору
Байка — ложь, но в ней намёк. В большую столбовскую жизнь я попал после знакомства с Колей Молтянским. Стал ходить на Грифы. А до этого был просто любителем. Коля потчевал мои развесившиеся уши волшебными столбовскими историями. Одна из них — байка о Новом Авиаторе. Шурик Губанов задумал новый ход на Перьях, левее Авиатора....
Feedback