Соколенко Вильям Александрович

С Коммунара у меня первым прыгнул Шахматов Леонид Егорыч, он же Папа Волк. Когда я в 86-м во второй раз (после долгого перерыва) на Столбы пришел, так там, кроме Кольки Мурашова, ни родных, ни знакомых, с кем в детстве лазили, уже никого не было. И сразу здорово сработались с Натальей Казаковой (она детским тренером по скалолазанию была), ейной командой и мужем ейным же — Лёней. Я через них много чего умного делать начал. Вот точно помню, что Авиатор я за Лёнькой в первый раз прошел, сразу, без предварительного каната.

Оба они тогда активно лазили, детей натаскивали. Я им, вроде как, помогал, ну и сам, чтобы перед их детьми лица не терять, потихоньку старое восстанавливал. Через глубокое уважение я её Мамой Волчихой звал, а его наоборот — Папой Волком. (Тут довольно сложные родственные связи, так как им я — Дядя Толя...)

Коммунар я с детства очень уважаю, поэтому и хожу туда постоянно. Наташка его откровенно и честно боялась, Папа ходил его плохо — только после долгих уговоров. Техника у него — дай бог каждому, какие другие психологические места — пожалуйста, а вот конкретно Коммунар — боялся, и все. Но ходил через «не могу».

Соколенко Вильям Александрович

Маленькая преамбула — насчет идеи прыжка. Слухи всегда ходили, что кто-то, когда-то прыгал оттуда, и не раз. И фамилии вроде известные, но все так слухами и осталось. Дядя Гена лично розысками исполнителей, или хотя бы свидетелей, занимался. Ферапонтов разнюхивал, но, по-моему, так ничего стопроцентно достоверного не нарыли.

Всегда заманчиво было на противоположный камень смотреть, сверху он как-то ближе кажется, не семь метров, да и вниз, тем более. На второй год хождения у меня веская причина появилась, чтобы оттуда прыгнуть. Мы тогда хорошо лазили с Мишей Кудрявцевым и Игорем Моисеевым. У каждого что-то свое, коронное было, но, в общем, никто друг друга на голову не выше и в хвосте никто не тормозил. С Игорем даже катушку на Мужских Призах прошли без ничего. По разу, правда. Игорь специализировался на силовухах, хитрушках, и с высотой, где психика нужна, у него все хорошо было. Лазил из спортивного интереса, много и везде. Миша тоже универсал, но по мелочам не разменивался. Всячески дистанцировался от спортсменов. Ходил только самые эффектные, фотогеничные ходы. Мог прийти в парадной одежке, прогуляться, не спеша до Перьев, красиво пролезть Новый Авиатор — народ там, на Маятнике, попугать, покачаться — и домой.

Мы с Мишкой прыгали хорошо — на этом и состыковались сначала, он мне прыжок с Крокодила изобразил. Игорь прыгать не любил и ко мне за прыжки — всегда шляпу снимал. Лазить мы с ним стали примерно в одно время. Сначала шли ровно, одни и те же вещи делали. Но потом, т.к. он спортсмен: в залах висел — пальчики качал; и в горы ходил — выносливый, значит; и рукопашными всякими ногами махал, за счет физических данных начал меня делать. Соревновательности не было, но все-таки. Вот я и думал: сделаю что-нибудь экстраординарное, с Коммунара прыгну, например, и всё — можно больше не напрягаться, в потолок плевать. Обоих сделаю — Игорь и от моего Крокодила в восторг приходил, а тут вообще... Ну а Михаил, хотя сам прыгать и любил, но с Коммунара бы не стал — у него на этот счет с мозгами всегда в порядке было. Но оценил бы!

Поляковский Анатолий Викторович

Вот засело это в голову. Хорошо бы пример кто подал, но среди моих знакомых, кого бы вперед пустить можно было — только Коля Бякин (Мурашов Николай). Он при мне с Танцплощадки, через Комнату, на стену перепрыгнул. Там тоже далеко, но попроще. Но он уже вовсю в горы ходил, и лишний раз попусту рисковать ему ни к чему было: руку-ногу поломает, и сезон пропал. Идею, впрочем, горячо поддерживал, и первым бы аплодировал.

Увы, Шахматову Колька Бякин аплодировать уже не мог. За год до этого в Тянь-Шане спел Николай Мурашов почти слово в слово песню Визбора. «А сколько он падал? — Там метров шестьсот» Не так пристегнулся при спуске, поторопился...

Вот засело в голову — и все тут. Стал готовиться: разбег, толчок, приземление. На работе все свободное время у себя в кабинете на подоконник скакал, все увеличивал расстояние. Там у меня очень хороший консультант был, Алексей Федоров, великий спортсмен-универсал и тренер: скалолазание, рукопашные, горные лыжи (может и еще чего) — и везде первый. Я ему материалы всякие печатал подпольно, наверное, все 600 школ Шаолиня ему шлепнул, а он снабжал меня калошами, магнезией, другими мелочами. Но главное — консультации по лазанию, тренировкам. Палку вертеть научил. Про прыжок ему рассказал, и он меня морально очень поддержал — главное, отговаривать не стал, а, наоборот, много технических советов дал. «Ты должен в уме четко представлять: разбегаешься, толкаешься, летишь, приземляешься».

Вот готовился я, готовился. Один год, другой. И вот, летом 90-го, сижу в Раздевалке, вечером уже, напоследок Коммунар сделать собираюсь — и домой. Смотрю, снизу Лёня Шахматов променад совершает. На руках дочка полуторагодовалая, Женька. Его Мама отпустила на Столбы дочку стаскать. Наказала никуда не лазить и дитё беречь. А калоши он взял, чтобы, значит, ребенку вязочками поиграться. «Пошли», — говорю — «сбегаем. Туда и обратно». Он Женьку сунул кому-то подержать на 15 минут. Про «прыгать» и речи не было. Может и спел дежурную песню за прыжок, но он и так про эту идею от меня наслышан был, я всем уши прожужжал — как это красиво было бы.

Поляковский Анатолий Викторович

Пошли Роялем. Смотрю, идет Папа тяжело. Со стороны не скажешь, но я-то его как облупленного знаю — прет, чтобы лицо не терять. Не заклинило, но напряг у него был нехороший. Наверх зашли — он серьезный какой-то. К краю подошел. Думает, ноги примеривает. «Э, ты чего?». Он молчит — соображает. Попробовал разбег отмерить — не понравилось. Снова на краю танцевать стал — как толчковая будет работать. Наслушался песен, называется. Боялся обратно Роялем идти. Ползунок он знал, но ходил его тяжело и неохотно. Решил, что так проще — прыг, и все. Ну ни фига себе — прыг! Но отговаривать его, если решил, бесполезно. Ладно, думаю, дело хорошее — долетит, пример подаст вдохновляющий. Давай, воплощай идею! Только глядеть на такую красоту — увольте. А вдруг не долетит, я же после этого не спущусь — такой удар по психике... Меня же Кондратий хватит. Он танцы у Креста продолжает, как зомби, на тот берег смотрит, в любой момент пойдет. Ушел я к малине, пониже. Давай его учить, как прыгать ему надо. Главное, прыгать не по прямой, а по Траектории. Семь метров прямой наводкой не пройти, снесет вниз, а там наклон у камня в стенку переходит — не уцепишься ни за что. А если прыгать с запасом, вверх, есть шанс, что и донесет. Когда прямая скорость кончится, то еще инерции немного останется при снижении, может и ухватится за что.

Поляковский Анатолий Викторович

Шахматов Леонид Егорыч человек взрослый, опытный. Знает — прыгать, раз собрался, надо сразу, любая затяжка усугубляет неуверенность. Минуты не прошло, слышу — Бух! — удар характерный с той стороны. Все, есть прыжок! Бегу наверх к крестику. О — ё! Все. Тьфу ты, незадача какая, нет Лени на той стороне. Не долетел. В один момент в голове мутный хоровод. К краю подошел, глянул вниз, докуда видно — и там нет никого. Да и чего смотреть — там прямиком до Колокола кувыркаться. Не успел еще загрузиться — снизу харя появилась, вся в крови, но на ногах. Голову задрал вверх, глаза дикие, смотрит ни на кого, меня не видит. Смотрит на расстояние между Коммунаром и Столбом. «Ну, ты как?». Он челюстью двигать не может. До хваталок не долетел, в стену врезался (говорил же — по Траектории!!!). Все зубы, передние, там оставил. Выдавил, наконец из себя. Первые его слова: «Наташке только не говори, а то больше с тобой не отпустит». Ой, да об чем речь, Папа! Что, я — враг себе, или Волчихи не знаю! Правильно, не было меня тут, ничего не знаю. Живой — вот это хорошо, это правильно. Зубы оставил, и при приземлении внизу, когда со стенки сошел, ножку повредил немного, но больно. А так — здорово, с места — почти 7 метров! Почти что женский мировой рекорд на то время. (Посмотреть бы — легкоатлетку какую оттуда запустить...) Зато Папа по боксу спортсмен, реакция сработала, внизу на ноги приземлился четко, в стойку встал, не закувыркался к Колоколу.

Женьку в целости вернули. Поковыляли домой. Я — в восхищении от воплощения в жизнь своей идеи, от таких возможностей наших людей — могут, ведь! С перепугу " В мире нет бойца смелей, чем напуганный еврей". Поддерживал, в общем, морально, как мог. Пел о величии его подвига. А он... Наташка рассказывает: " Дверь открываю, стоит с Женькой. — «Мамочка, не ругайся, мы теперь две недели целоваться не сможем»«. Кому что! Молодец. Через месяц Леня вставил себе все зубы из чистого золота, красавчиком стал — хоть крести. Всегда приятно делать людям добро.

Сам я так и не прыгнул. Проанализировав шахматовский полет, понял, что надо еще с ногами поработать. Потом то да се: дела, лень, некогда. Потом с Митры улетел — коленку повредил. Отлетался — крутые прыжки с резкой нагрузкой исключены. Осталось, разве что с Пера на Перо — там безопасно.( от редакции сайта — см видео прыжка на Перьях: 440К )

Поляковский Анатолий Викторович

Но главное, на Коммунаре прецедент был создан, в новейшей истории Шахматов первый — однозначно. А я приписал себе законные 30 процентов успеха «тренерских».

7 лет никто воздушное пространство там больше не нарушал. До апреля 1997 года...

Сидели на I-м с Бесами, ругались, как обычно, от скуки. Я еще не терял надежду, что из них что-то получится. Глубоко противно, что вместо, чем лазить, ползают взад-вперед, как сорняки на обочине, или растекутся по скале как яичница на сковородке, да прохожих задирают...

Где-то в районе Садика, над Водопоем, левее и выше, видим, довольно нагло скребется чайник. Или переодетый под чайника. В штатской одежке, в туфлях городских, стоптанных, со спортивной сумкой на плече (мешает ведь очень). Для большей крутизны — обрезанные перчатки и черные очки на лбу. Не иначе, в телевизоре образ Скалолаза срисовал. Бесы ему: «Эй, там никто не лазит». Там, конечно, сложного ничего нет, с одной стороны. А с другой, действительно, редко когда лазят — зачем? Других мест полно, поближе. «Да я не знаю, где надо, в первый раз тут». Ага, знаем мы эти штучки. Но, похоже, в самом деле, чайник.

Ну и ладно, приставать они к нему не стали с советами, просто ушли от греха подальше. Если свалится — народу кругом много, есть кому тащить. Сели на Американке, ругаемся дальше. Я краем глаза за тем парнем слежу — он носится, как угорелый, по всему Столбу — то тут, то там мелькнет. Красиво так порхает с камня на камень. Кто-то из Бесов ляпнул: «Поляковский, твой кадр». Не факт, но интересно. К скале не липнет, координация хорошая, сил не меряно. До нас добрался, скромненько в сторонке уселся, слушает. Обратили на него внимание, типа: «С Пролетарки есть хороший прыжок, не интересуетесь?». Мальчик: «А я там уже прыгал». Шустрый такой. Ладно. «Вон, крестик видишь? Оттуда прыгали». Он вскакивает и бежит вниз к Коммунару. Мы глазом моргнуть не успели, а он уже на Пианине, возле Рояля, шею тянет, за угол заглядывает. Это уже серьезно. Бесы довольно руки потирают: «Сейчас этот придурок полезет, грохнется. Поляковский, на тебе ведь будет».

Соколенко Вильям Александрович

Здесь — да. Побежал туда, чтобы обратно его завернуть. Пока он в своих штиблетах на Рояле «Полет Шмеля» не сыграл. Успел. Возле Рояля небольшую лекцию прочел — зачем сразу не нужно ему туда дергаться. И вообще, холодно еще — в щели лед после зимы может быть. Но технику ему объяснил, показал, как пальцы закладываются, какая стойка правильная, что там дальше наверху. Потом показал, откуда, куда и как Шахматов сиганул. Все, больше распинаться перед Чайником не стал, пошел по своим делам.

Собрался домой, сидим с Бесами уже внизу, в Раздевалке. О, опять этот дикий, и опять не там, где надо — ползет вниз по стене, под Кирпичами. Ну, блин, нет — пошли отсюда — точно, его сегодня тащить придется. Ушли. Еще какое то время у Слоника поторчали и я домой пошел. К Перевалу спускаюсь — опять этот — скромненько и совсем незаметно у киоска сидит. Много их таких. Сиди-сиди. Шел вниз и два километра сзади слышал: шлеп-шлеп, не отстает и не перегоняет. У 2-й Поперечки пошел-таки на обгон по другой стороне дороги, попал в поле зрения. Вот молодец, сказано: Никогда ничего не просите ... Ладно. Я ему: «Слушай, мы решили, что ты нам по ушам ездишь». Нас то не проведешь, знаем.

Душу им раскрываешь, объясняешь, рассказываешь. Он охает, ахает, глаза в восторге закатывает ... А потом оказывается КМС-ом каким-нибудь, переодетым.

Вот самый вопиющий случай со мной. Век не забуду одного такого, не скажу кого. Я тогда на Хилых часто зависал, с Нефтяником лазили, а с ним без допинга редко обходилось. Вот как-то полазили, он на стоянку пошел, а я допоздна лазил, на кураже. И вот вечером, никого уже нет — отдыхаю в Раздевалке, пьяный, добрый. И мальчик какой-то поболтать подсел. Колей звать. Скромный такой, уважительный. Не чайник — куль приличный, калоши. Расспрашивает почтительно, мол, видел как Вы сейчас лазили... А то! Весь вечер на кочерге рассекал.

Меня понесло... Как пошел с ним информацией делиться. А он вопросы компетентные задает. Не помню конкретно, но что знал про Столбы и про кого из знаменитых, про все ему пел. Ну, там, про калоши Александра Губанова, что в Британском Музее (Лондон) лежат, как зайдешь, так прямо наискосок между алмазным фондом и египетскими мумиями. «Вот так то, молодой человек, а вы говорите...»

Несколько лет мы с этим Колей на Столбах, хоть общих дел не было, приветливо раскланивались. Коля подрос. Как-то у инспектора Роговского дома с ним столкнулись. Он ушел, а я спрашиваю: «Хороший парень. Кто такой?» — «Губаненок. Коля — монстр». «То есть?» — «Губанова сын». Ну, и чтоб после такого еще когда людям верить?! Правда, я и сам тогда у Коли не поинтересовался, кто он такой.

Беляк Иван Филиппович

Короче, я парню в лоб сказал — давай колись, мол. Нам биография ни к чему, и чем внизу занимаешься — твое дело. Убеди меня, чтобы в дураках потом не оказаться. Он так эмоционально руками замахал, что враз убедил: все правда, в первый раз пришел. Сам из Калининграда-на-Балтике. О, это хорошо, знакомые места — я там, в школе, по путёвке на зимних каникулах был — в Риге. Ладно, дальше не надо, можно петь. Я и запел про Коммунар. Всю оставшуюся дорогу, и в автобусе. Нормальный собеседник, не более того. Пришел домой и забыл. Сколько этих пацанов ходит — придет, помелькает, исчезнет...

В следующее воскресенье утром пришел Наверх. Мимо Коммунара прохожу — там уже кто-то маячит. На Рояле за шлямбур какой то огрызок веревки болтается. Отметил про себя: вот хорошо, распечатали Коммунар после зимы. Сижу в раздевалке, переобуваюсь, никого не трогаю. Сверху парень незнакомый бежит, запыхался. Меня увидел: «Вы ведь ходите на Коммунар?» — «Ну, ходим...» (Чё, лезть, что-ли? Начало разговора не понравилось. Не собирался еще туда сегодня, холодно.) «Там какой-то чайник залез и спуститься не может, прыгать собирается». Меня аж подпрыгнуло. Прыгать?! И без меня! Вот это чайник. В чем был — рванул наверх. Одного боялся — самое интересное, без меня сейчас прыгнут, а я не увижу. К Садику подбегаю — клиент на месте. Успел! А дальше все документально запротоколировано, позже оказалось — рояль в кустах был — на видео снимали ребята. То ли они вместе со мной подошли, то ли просто в этот момент запись включили, но начало съемки — сидит у Крестика грустный Женька и тут же радостно руку подымает — меня увидел. Перед этим было так: всю неделю он готовился к прыжку. (Несерьезно это, конечно — неделя — я вот лет пять себя настраивал, ну да я и постарше буду.) Прыгал он везде, где только можно, в городе и на работе. Купил себе огрызок веревки для Рояля. Пришел пораньше. Привязал на бантик к шлямбуру один конец, другим опоясался. Пошел Рояль в своих городских туфлях. Веревки не хватило, в суровом месте отвязываться пришлось. Залез.

Беляк Иван Филиппович

К моему приходу сидел он там уже минут 40, весь в сомнениях. К тому же в одной маечке. Начало апреля, ветерок. Вроде настроился парень прыгать, так нет — собралась стая бандерлогов внизу напротив и, вместо моральной поддержки, давай умничать: «Парашютист что ли?». «Кончай героя изображать!». «Подожди, вертолет уже вызвали...», и прочая ахинея. С его слов — не знал уже что делать, тормознуло его. «Тут Толя появился, и сразу спокойно, так: «Ты в уме представляешь все? Просчитал?» (Как Леша Федоров учил). И все, никаких больше у него сомнений. «Все представляю, прыгаю». Чтоб как с Леней Шахматовым не повторилось — а ну как не до конца долетит — лег на камень, куда ему прыгать, наверху за хваталку уцепился и вниз растекся, насколько можно. Метра два страховки обеспечил, таким образом. Из знакомых людей, среди зрителей были только Дядя Гена и Серега Юрченко. Он, на всякий пожарный, и меня веревкой прицепил, чтоб вниз не утащило. Хоть это и лишнее было: когда за хороший карман держишься, хоть двумя пальцами — там хоть 100 кг на срыв — не страшно.

А дальше на кассете — 10 минут Танцев У Креста. Отойдет, примеряет шаги для разбега, постоит на краю, подумает, отойдет, руку поднимет — прыгаю. Рванет один шаг — стоп, назад. Опять постоял, подумал... И так несколько раз. Всю душу вымотал. Мне-то каково было. Послал новобранца на убой. Так ведь, ко всему еще, у него толчковая оказалась — правая! И тянет, тянет. Сам себе хуже делает — выдохнется психологически. Нормальные люди, типа Шахматова, либо сразу прыгают в течение 20-30 секунд — не больше, либо картинно машут рукой: «А, в следующий раз!» Так этот дилетант и для обычного финала, с достойным отступлением, все сроки протянул. Любая затяжка времени — лишние мысли, убивается постепенно всякое желание и вдохновение.

Беляк Иван Филиппович

Зритель опытный собрался (человек 20 еще сидели), понятливый. Слова чьи-то возле камеры, диалог: «Не прыгнет. Нет, не прыгнет, он уже разобран». Хорошо, хоть тихо было. Наконец, в очередной раз объявляется готовность. Я бдительности не теряю, каждый раз добросовестно напрягаюсь. Отошел за крест, разбегается. На этот раз пошел-таки.

Красиво летел. Но это на кассете, а тогда вообще полета не видел, не до того было, мне хорошая концовка нужна была. У меня все внимание на свою свободную левую руку — чтоб его хватать.

Немного не хватило, столько же, сколько Шахматову. И даже рука бы не помогла — гораздо ниже приземляется. Зато там еще нога моя была. Опустило его на уже крутизну. Но четко, без суеты, без рывка — за коленку мою обеими руками — хвать. И все — выскочил. А я приписал себе еще законные 30% успеха — «тренерских».

(От редакции сайта: см. видеозапись прыжка Евгения Дмитриенко (4 Мб), любезно предоставленную Сергеем Кожуховским)

Смолкли овации, закончилось интервью (большей частью я говорил, а то он еще слов никаких правильных не знал). К нам Дядя Гена подсел — вот уж кто знает толк в красивых вещах. Мы с ним переглянулись — надо брать. Взяли Евгения с двух сторон и повели на экскурсию: тут, мол, кроме I-го еще кое-что имеется Вам поглядеть.

Беляк Иван Филиппович

На Деде, только успели показать, он сразу на Помидор ломанулся. Удержали: ты его запросто сделаешь, но не в этих штиблетах. На Перьях все ходы рассказали — где ему лазить будет впредь. Про Митру и II-й тоже. Пели уже на всю катушку: видно уже, что теперь он со Столбов никуда не денется, в ближайшее время, по крайней мере. У него состояние — землю копытом роет, в таком состоянии только и раскручивать. Но я реалист и систему тамошнюю знаю. С такими данными, способностями и желанием рано или поздно заметут его в спортсмены. А я что с этого иметь буду? Между прочим, ни за Шахматова, ни за Женьку, за то, что их с Коммунара прыгнул, я от государства до сих пор ни копейки не получил. Ни за идею, ни за то, что оба раза чуть Кондратий не хватил.

В общем, за счет Женьки надо было компенсировать свои моральные издержки. Тем более полное право имел:

За то, что первым Юное Дарование приметил.

За то, что на Коммунар запустил — парень сразу сложные ходы пошел.

За Кондратия.

Беляк Иван Филиппович

Времени было мало — на него сразу обратили внимание. Надо было успеть свою игру сделать. Я хотел запустить его по всем-всем ходам, которые лазили раньше с Игорем и Мишкой. Во-первых, он, с моей подачи, пролезет что-то знакомое, но давно забытое, а я на него посмотрю, да, глядишь и вспомню, и сам ходить начну. Это же гораздо проще — лезть за кем-нибудь, с подсказками, чем самому на канате разучивать. Да и вообще, с канатами возни много. Во-вторых, чтоб он ходил сложные, которые я сам никогда не пытался (Новый Авиатор, Ухо...), исключительно для зрелища. Если кто понимает — как это красиво: Новый Авиатор, Сумасшедший на Митре, Капля (она же Сопля) на I-м. Один раз посмотреть такое — уже впечатляет. А тут, пожалуйста, каждую субботу-воскресенье все суперходы, как обязательная программа, гляди — не хочу.

Но это потом было. Начали с того, что я сам раньше делал. Самое первое, что мы желали бы посмотреть — это Левые пятна без рук. Когда-то у нас с Мишей Кудрявцевым это любимым занятием было. Вот зрелище! Когда сам идешь при хорошей форме и вдохновении — так просто: пара шагов только неявных, на трении, а все остальное — мощные ступени, некоторые аж в палец толщиной. Но только их видеть быстро надо и четко попадать. Главное — равновесие держать. А со стороны эта простота — спокойно смотреть невозможно, жуть, хоть и сам это не раз делал. Балансировка на канате, а вниз — почти свободный полет 50 метров. Очень фотогеничный ход, точнее способ исполнения.

Купцов Александр Степанович

Вот я и пропел Женьке в первую очередь за хождение без рук, за координацию, равновесие. Про то, что раньше на тренировках в зале обязательно по тросу ходили и т.п. Пел, замечу, в виде песни, но никак не установки. И вообще, никакой обязаловки, я только рассказываю про что ни будь, а уж там его дело. Но если какая песня глубоко в душу проникала, так хватался за идею и долбил, пока не сделает. Что-то сразу, как с прыжком, что-то за 2-3 раза, пока не получится.

Ну вот, рассказал ему про Пятна с ностальгической грустью, а не в смысле: ты должен сделать это. Да и правда, где бы мальчик трос нашел для качественного развития? И работа у него в городе такая, что ни минуты свободного времени, не до тренировок. Вот среди недели сижу вечером на кухне, ем. В комнате по телеку рядятся, как дальше жить. Новости «Афонтово». «В наше трудное время, в наше трудное время...» В конце передачи: «ну а теперь не о таком мрачном. В наше трудное время всем нам нужна какая то разрядка ... выбрал довольно экстремальный способ...» Так, это что еще? «Наша съемочная группа, проезжая по коммунальному мосту, увидела молодого человека, идущего по перилам моста...» Я есть перестал, уже почти все ясно: псих, красноярец и физически неподготовленный — отпадают... «Мы поинтересовались у Евгения...» Больше некому. Залетаю в комнату — так и есть, стоит на мосту, очередное интервью дает. На вопросы ответил, плеер на уши нацепил, чтоб больше не отвлекали, вспрыгнул на перила и дальше посеменил. Нормально. Все лето он там ходил, чуть не каждый день, водителей развлекал. Зато, сколько денег сэкономил на автобусах через мост. Уже через месяц, в мае, он Левые Пятна ходил без рук так же непринужденно, как нормальные люди Большую Катушку внизу на I-м ходят.

Абрамов Борис Николаевич

Из своих корыстных соображений, в чем выше сознался, я его поначалу на Столбах опекал очень плотно, ограждал как мог от постороннего влияния. Пока все старые ходы не покажу и не посмотрю заодно — чтобы никто его не захапал раньше времени. Все же с советами лезут, с вопросами к нему. А он человек новый, не знает еще ничего — всякий обидеть может. Во избежание недоразумений сам на все вопросы отвечал. Завистливые Бесы даже Ястржемским обзывали, за переводчика, мол, как у Ельцина. А фига лезть с советами, как мне его лазить. Все ведь лучше Олега Ивановича Романцева знают, как футбол пинать. Хотите кому советы давать — вон сколько их вокруг бегают. Берите любого, прыгайте его с Коммунара, или еще откуда, и тренируйте сами на здоровье.

Даже не рассчитывал с самого начала — но пробегали мы с ним аж 4 месяца, до сентября. То, что я для себя поначалу задумывал, перевыполнили на 300 процентов. Перечислять бесполезно. Короче, к осени он ходил без страховки все, что только есть на Столбах, кроме Теплыховской Петли. За скромность и трезвый нрав посторонние прозвали его Камикадзе. (Можно было и попроще как-нибудь.) Все лето люди ждали, когда же он наконец уже свалится. Обычный и естественный вопрос был (я даже привык, и не обижался): «Ну что, отмороженный этот, не улетел еще откуда?»

Не дождались! У него расчетливость — никогда не лез в незнакомое место, если была вероятность тормознуться на высоте. А на высоте у него логика простая: подобное внизу легко бы вышел? Ну так чего тогда сейчас тормозить? И выходит, как будто нет никакой высоты. Вот насчет психики, без комплиментов, — феномен. Еще большое дело тогда сделали. Он у своего шефа камеру позаимствовал, все лето с ней пробегали. Засняли на видео самые фотогеничные ходы в его исполнении. А главное — Новый Авиатор. Это уже история — больше Новый Авиатор уже никто и никогда легко и непринужденно без каната ходить не будет: год Женька там полазил, а потом ему надоела шатающаяся ручка для правой руки на Маятнике и он ее, от греха подальше, отломал. Закрыл ход. Для изучения какого-нибудь хода ему хватало, как правило, только одного раза с веревкой и без жесткого натяга. Все вышеупомянутые так делал. Схватывал сразу — второй раз идет без всего, и так, будто всю жизнь его ходил.

Абрамов Борис Николаевич

Уж как я от спортсменов его не дистанцировал (своя игра), один раз нарвались-таки. Приспичило ему на Перьях сделать ходик один, это как от Деда подходишь, так правее-правее Огурца и Бабских Катушек крайняя щель, длинная, почти снизу доверху, вертикальная и очень силовая. Сначала со страховкой. Решили с нижней, мне посмотреть хотелось (обычно сверху кидали ему канат, чисто символически). Залез я с веревкой наверх, как умел намотал вокруг камня, карабин, страховка через него. Смотрю, внизу две команды подошли: Паша Захаров с кем-то и Мила Губанова со своими. Ко мне подлазит какой-то полузнакомый мальчик (Леха Походенко, земля ему пухом), недоуменно оглядел мои узелочки и смущенно попросил разрешения перевязать. Да пожалуйста, лазьте, а я умываю руки. Они увидели веревку на сложном ходе — грех упускать возможность на халяву тренировочную трассу пролезть. Сами страхуют и лезут по очереди. Спортсмены, мастера все. 2-3 минуты (трасса не беговая!) и наверху. Четко, уверенно, без задержек. Возвращаются довольные, ручками нагруженными трясут — хорошая силовуха. Паша Захаров — краше некуда уже, а он еще, в одно касание пролез. Полез Женька. «Тот самый, который». Мне бы со стыда провалиться — лез минут 15. Пролезет метр, висит, думает. И так — весь ход. Уже кричали ему, подсказывали, и чтоб не боялся, и что там просто. У него все равно наушники (слушает, правда, всякую дребедень). Ну вылез, с горем пополам. Возвращается, развенчанный миф, в задумчивости. «Нет, Толик, не запомнил, надо бы еще раз с веревкой...» Помню, кто-то очень членораздельно сказал: «Он что, без страховки это собрался лезть?» Нормальным людям это и в голову бы не пришло. Поэтому, повторяю, совершенно естественно звучал вопрос: «Не грохнулся этот отмороженный еще ниоткуда?» Только интонация и определения менялись по мере знакомства с ним.

За 4 месяца я свою игру сделал полностью. Насмотрелся суперходов, засняли целую кучу и, главное, сам потихоньку лазить начал. А то у меня до этого года 3 полного застоя и деградации были. Теперь уже он меня тащил, чтоб лазил, расшевелил наконец. Так я провел лето.

Абрамов Борис Николаевич

А осенью случилось неизбежное. На месяц потерял бдительность и упустил его из внимания. Андрей Терехов тогда наладился облагораживать свои Изюбри, завозил грузы — доски и т.д. Из шерпов — я один, но за очень приличную оплату. Таскал несколько недель, не до скал было — за неделю эти лесные тропинки до того надоедали, так еще и в выходные туда переться — ну уж нет. А уж страху сколько натерпелся. Тогда как раз Столбы горели. Полыхало совсем рядом с Нарымом и Центральным районом. Народу туда нагнали — тьму. Бегают, суетятся, тушат, рации орут, все в дыму, солнца не видно, заповедник закрыт. Солдатики, менты, лесники, рабочие с заводов — все на борьбу с огнем. Один я не с ними, как Павлик Морозов, партизан, по лесным тропкам от Роговского в Нарыме до Изюбрей (за IV-м Столбом) ходки накручиваю. Боялся, что мобилизуют, но Инспектор оградил и успокоил: «Таскай себе и никого не слушай». Посетителей всех заворачивали внизу на Лалетино. Кроме Дяди Гены, одного его не трогали и он по привычке каждый день являлся наверх. Чтоб чем-то себя занять, пристроился ко мне помогать. Перетаскали с ним на избу тяжеленные двери. В который раз поразился его пальчикам. У меня через 20 шагов отпускаются — ему хоть бы что. И все у него от любви к искусству — удивился, когда я потом с ним за эти ходки поделился, «за что это?», но деньги взял. Беда подкралась неожиданно, вот ведь — лазишь по кручам, жизнью рискуешь, а она в кустах сидит. Лес горит, я таскаю. Все как в густом тумане, в 20-ти шагах ничего не видно. Иду вниз пустой, от III-го к I-му, вдруг земля задрожала, жуткий топот, треск ломаемых деревьев, хрипы страшные — ну татарская конница летит, и все ближе, ближе, со стороны II-го прямо ко мне. Уже рядом, а не видно — кто. Ощущение полной безысходности, непонятно куда бежать, вперед, назад? И там и там затопчут. Встал на тропе — нате, берите. Вылетают из дыму шесть обезумевших маралих, шерсть дыбом, глаза — во!, огромные, по 2 тонны каждая, в той ситуации. Остановился вовремя — тропу просквозили в двух метрах впереди, меня чуть ветром не сдуло, такая скорость. Долго очухаться не мог — еще пара шагов вперед и — привет. Жизни не жалко, все там будем, но — «Поляковского в лесу шесть телок затоптали...», — оборони Создатель. Ладно там медведь или тигр какой. Ну вот, так я провел осень.

Ферапонтов Анатолий Николаевич

Все сделал, получил на месте с Андрюши Терехова расчет, пошел домой усталый, но довольный (а бывают шерпы, недовольные расчетом?). Прохожу под Коммунаром, слышу у Слоника женские голоса. Судя по интонациям и произношению, спортсменки. «Прикинь, Женька такой крутой». Речь понятно о ком. Мне еще поляны не видно. Ишь, думаю, как заговорили, еще недавно был «этот отмороженный». Подбираются, значит, к Юному Дарованию (это один Десятков Женьку более-менее прилично называл). Подхожу к Слону поближе — м-да... Картина. Свершилось, замели. Стоит Женька, а вокруг него 3-4 спортсменки, не скажу кто, сами знают. Они с него мух сдувают, угощают конфетками, показывают правильные узлы, дают жумаром пощелкать, «и у тебя такой же будет», рисуют светлые дали: «залы! трассы!...», все с ног до головы разноцветными карабинами блестят (не то что мои большие оранжевые), а обвязки какие! — см. сюжет в Плейбое о 2-х скалолазках. Само Дарование совершенно невменяемый, готов, охмурили. Только глазами счастливо хлопает. Дело так было: девчонки лезли снизу на Коммунар по щелям со стороны II-го — выход правее Рояля, в связках корячились. Он мимо шел, поглядел — да там ведь вроде как просто. Полез следом, прошел мимо, они чуть из обвязок не повыпадывали. Тут они его и взяли. Смотрю, с ним говорить бесполезно — пан Козлевич сияет как мартовский самовар. Дамы замолчали, как меня увидели, ждут настороженно, лечь готовы, но приобретение свое назад не отдать никому. Ну и ладно. В конце концов, на вид более-менее приличные, не какие-то там. Не ниже 1-го разряда, судя по числу карабинов «Манарага» на каждой. Такие своего не упустят. А что такое обезумевшие телки в лесу я только что пережил, хватит с меня. Но я чтоб по справедливости было. «Вы, — произнес я с горечью, — мне за него хотя бы ящик водки поставьте». Они очень обрадовались: как-то вяло, не скандально запричитали: «Ой-ой-ой, это за что еще?» Хоть и знали за что, хищницы. Впрочем, на этом раздел имущества и закончился — чтоб Поляковский у женщин на водку...

Бабий Алексей Андреевич

Так, значит, Женьку забрали в спортсмены. Следующей весной за выдающиеся спортивные достижения даже присвоили III-й юношеский разряд. Правда, внутри он оказался довольно крепким, и еще долго бывали моменты просветления. Той же зимой, на Новый Год залез без всего на Коммунар и временно вместо Креста елку поставил. Полет его на Призах — тоже гораздо позже был. До сих пор, если подловить, когда Женька железяками не увешанный, под настроение может много полезного показать. Все его последние достижения — вице-чемпионства и первые места — это чисто спортивные и вне моей компетенции.

Всё.

А. Поляковский Весна 2002 г.

От редакции: первую версию «Прыжков» см. на сайте Сергея Кожуховского.