Когда на Каштаковской тропе приближаешься к Центральным Столбам, справа по ходу видны уютные, округлые валуны. Камни так и манят присесть, отдохнуть после двухчасового путешествия по коридорам осиновых, сосновых да пихтовых елей. Делаешь шаг, другой среди приманчивых глыб и оказываешься на скальной площадке над обрывом. Распахивается залитое светом волнистое пространство тайги, по которому как бы скользят изящные парусники утесов Центральных Столбов. Скала-видовка называется «Предтеча». Имя это как нельзя лучше подходит человеку, давшему первое литературное описание Столбов, человеку ставшему предтечей столбизма.

«Зело превелики и причудливо сотворены сии скалы... Только попасть туда трудно: конный не проедет, пеший не пройдет, да и зверья дикого не мало. Разно сказывают о них. Пожалуй, правду говорят, что даже в других землях не увидеть такого. И залезти на сии скалы никто не сможет, и какие они — неизвестно», — так писал о Столбах красноярский рудознатец Прохор Селезнев в 1823 г. Если перевести эпический стиль Прохора Селезнева на современный язык, то перед нами талантливый рекламный проспект — призыв к путешествию. Вот здесь, прямо за рекой, рукой подать каких-то восемнадцать верст находится нечто чудесное и недоступное...

И это говорилось сибирякам — потомкам первопроходцев, пешком и вплавь дошедшим от «Каменного Пояса — Урала» до «Калифорнии» через два континента, два океана и двенадцать морей...

Пугать обилием дикого зверья сибиряков, в погоне за соболем обследовавшим каждый уголок Сибири? Писатель-топограф Г.Федосеев уже в середине XX века проводил в Восточном Саяне государственную экспедицию. Два работника экспедиции погибли, остальных людей от смерти спасло лишь чудо. Федосеев утверждает, что на всем маршруте этой трагической экспедиции не нашлось не то чтобы неизвестных рек и хребтов, но даже безымянных перевалов, гор и ручьев. Уже сотни лет эти и поныне труднодоступные места были освоены русскими охотниками-промысловиками.

А чего стоит пружина провокации, скрытая в утверждении: «И залезти на сии скалы никто не сможет!» Сколько чувств и событий скрыто за этой фразой. Откуда вообще возникло это головокружительное стремление «залезти». Даже в спортивных кругах дворянства Европы не оформлялись еще идеи альпинизма. А здесь на задворках рабовладельческой империи в маленьком сибирском городе уже отрицали невозможное. Прохор Селезнев, конечно, хотел «залезти», пытался «залезти». Однако главные башни Столбов в те времена были недоступны одинокому путешественнику. Прохор «Предтеча» оставил нам нерукотворный памятник, отчеканенный из слов. И дерзкий вызов, брошенный потомкам:

«И ЗАЛЕЗТИ НА СИИ СКАЛЫ

НИКТО НЕ СМОЖЕТ!»

Известно, что Прохор Селезнев основал заимку в устье речки, правового притока Енисея в 3 км ниже д.Овсянки вблизи огромного известнякового утеса Быка. Речка эта ныне известна под липким названием Слизнева. Слизни — общее название легочных, стебельчатоглазых молюсков, не имеющих наружной раковины.

Автор с детства интересовался у старожилов Овсянки, что за слизни послужили причиной названия. Старожилы (среди них такой авторитет как писатель В.П.Астафьев) утверждали, что ни о каких слизнях здесь не слыхивали. Была Селезнева заимка, Селезнева речка... Никому неведомо кто, когда и почему начертал на карте нездешнее слово Слизнево. Может быть, то был малограмотный копиист-переписчик, что вечно путают «е» с «и», а может быть злопамятный пьяница-картограф, отомстивший оскорбительным искажением за не налитую водку. Окрестности заимки Селезнева — одно из красивейших мест Красноярья, буквально испещрены пятнами несуществующих слизней: речки Большая и Малая Слизнева, поселок Слизнево, ж.д. платформа Слизнево, автобусная остановка Слизнево, Слизневский Бык, Слизневский спуск, Слизневский сплавной рейд. Пятна слизи стерли с карты имя здешнего первопоселенца, перового певца красноярской природы, предтечи столбизма Прохора Селезнева, именно в этих местах писавшего: «Сибирская природа, изобилующая всевозможными реками, озерами, сочными плодами и всяческими растениями на потребу человеческую, превыше похвал. Взирая на красоту славную окрестных гор, мы тщетно будет искать равные сравнения, повторяя слова мудрого: „На что мы ищем сокровищ для глаз в чужих, дальних землях, кои здесь под руками нашими и очами зреть можно“. Разве небесная твердь, по коей солнце совершает бег свой и златящая пурпуром вершины дерев, не такая же, как в иных местах? Разве на берегах Енисея не столь приятно испарение трав и не столь прохладителен воздух? Не для утоления познания, а от скуки, лености и пресыщения ума, не познав и тысячной доли этой природы, холмистых равнин и далеких каменистых величавых руин и всяких красот, стремятся люди в далекие страны...»