Весной 1985 года Хороших Александр Николаевич в духе «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего...» озвучил планы сборной края на ЧР в высотно-техническом классе. Был заявлен «золотой маршрут» Вербы на Холодную Стену. Узнав об этом, Середа В.А. любезно дал почитать газетную статью с описанием восхождения команды Вербы. Авторы щедро делились впечатлениями от лазания по ледовым «грибам», что в обилии встречаются на предвершинном гребне. Прочитали, прониклись, но мысли, что можем не залезть, не было. Возможно такая уверенность подпитывалась тем обстоятельством, что нашу отважную команду усилят после «Союза» на Ягнобе два Вовы — Дюков и Лебедев, а также Николай Николаевич Захаров, тогда еще Коля.

Первое собрание участников прошло на Острове отдыха, где в то время по четвергам проходили заседания Федерации альпинизма края. Главной темой форума была новость, что готовить пищу на сборах будет повар из ресторана «Сопка». Сожаление, что он не в основном составе, и команда на маршруте будет лишена возможности полистать меню, охватило спортсменов. Но, нет худа без добра, значит, будет еще одна причина не задерживаться на горе. Менее важные темы, как-то: продукты, снаряжение, медицина,- тоже обсуждались, но уже скомканно и невнимательно. После выяснилось, что повар женщина. Пусть так, а синонимы повариха и поварёшка не кажутся нам благозвучными, поэтому, для гладкости изложения, оставим повар.

Спортивный состав сборов предполагался быть таким. Хороших — руководитель и капитан. Богданов, Гамаюнов, Дюков, Николай Николаевич Захаров, Лебедев, Логинов, Можаров — участники. Заместитель капитана — Можаров. Справедливое недоумение аудитории Шура, с присущим ему тактом и логикой, разрешил просто: Можаров с начала и до конца будет на сборах, к тому же в прошлом сезоне уже участвовал «на России». Видно не был уверен шеф, что парни после «Союза» смогут (или захотят) приехать к нам.

Через Алма-Ату и Фрунзе в Ош. Можаров и Богданов

Полтора-два месяца хозяйственных хлопот и сборов прошли, пора вылетать. Прямых билетов до Оша на всех не хватило. Нам с Богдановым только до Алма-Аты, хорошо уже, что не до Новокузнецка или Иркутска. Из столицы Казахстана вылететь в Ош не легче, чем из Красноярска. Пришлось ехать на автобусе во Фрунзе, а там чудом использовали два шанса, даже не из тысячи, а из двух или трех. Улетели. Ош, вот она Сулейманка, вот стадион, но привычной поддувальной альпинистской тусовки там нет. Дувал, через который два года назад у меня умыкнули самим шитые «фирменные» джинсы — есть, а народа — нет. Правда, все быстро разрешилось, оказалось база теперь на новом месте. Нашли её, и первый сюрприз — на нарах сидит Дюков (Джек Бакалейников сказал бы «Как живой») и что-то старательно записывает в тетрадь. Буднично поприветствовав нас, Вова продолжил литературные упражнения. Нам пока записывать было нечего, и мы стали обживаться на новом месте. Погодя собрался народ, я шёпотом поиграл бровями на Дюкова: «Чё не на Ягнобе?» Мне в ответ аналогично просемафорили, «типа забаллотировали». Ну, не наше дело. Оставшиеся пару дней посвятили покупкам недостающего продовольствия и кухонно-хозяйственных принадлежностей. Мне было выдано под отчет 25 рублей одной купюрой и поставлено задание поменять два газовых баллона по 50 литров и один купить. Поймав бортовой «уазик», я легко нашел пункт обмена газовых баллонов. Существовал ли тогда Газпром в теперешнем виде — не помню, но местные газовщики уже тогда были элитой. На глаз определить, кто самый главный, удалось не сразу, но через пару сбивчивых фальстартов, запинаясь и робея, я изложил заученную челобитную высокомерному типу в пиджаке и тюбетейке. По тому, как важный тюбетейконосец не отослал меня дальше, я понял, что на правильном пути. Однако ответа от него не получил. Терзаясь мыслью, понял ли меня или хотя бы услышал начальник, я продолжал назойливо маячить перед ним. Выдержав характер или исполнив неведомый мне ритуал, неприступный соплеменник великого Тимура неожиданно доходчиво и сердечно объяснил, куда, сколько и кому заплатить.

Удивляясь своей нахрапистости и практичности, я быстро суммировал выданный аванс и собственный капитал. Не хватало буквально рубля. На предложение «занести после», получил решительный отказ. Умудренный опытом местный «миллер» легко разгадал мои намерения кинуть контору. Кляня тонкий Восток, жару, судьбу, жажду и маршрутки, я рысью подорвал в сторону нашей базы, держа Сулейман-гору, как ориентир по правую руку от себя. Остановиться, напиться горячего зеленого чая с парвардой позволить себе я не мог. Зато мог позволить надуться морса из пивной кружки, стоящей на огромном куске тающего льда. К сожалению, это была не единственная моя ошибка. Организм выдерживал пытку жаждой только до следующей кружки, с вероломной заботливостью выставленной через полста метров. Как продавцы сладенькой жидкости смогли вычислить мой маршрут, не знаю, но источники ледяного пойла не иссякли до самой турбазы. Как бы там ни было, а задание начальства я выполнил. Экспедиция, в отличие от России, газифицирована была на сто процентов.

Памирский тракт

Наступил день отъезда. До памирского озера Кара-Куль участники добирались по двое в кабине грузовиков, идущих в Хорог. Туда же следовал грузовик с экспедиционным грузом. Выехав часа в четыре утра, мы к вечеру приехали в крохотный поселок на берегу большого, мертвого озера. Я подумал, что если на Марсе есть озера, то они должны быть весьма схожи с этим. Окружающий ландшафт только перекрасить, добавив красного колера, и будет один в один. Но возможно это была воспаленная фантазия моего слабого мозга. Набор высоты в три с половой тысячи метров за сутки на автомобиле, плюс жесточайшее воспаление в горле, результат охлаждающих возлияний на сорокаградусной жаре. Вот крышу и снесло. Видимо мне чего-то не хватало для полноты ощущений — этот пробел быстро устранили молодые киргизские отделочницы, которые устроили ночную, авральную нитроокраску в шофёрской гостинице, где мы роскошно расположились для отдыха на грязном полу одной из комнат. С ориентированием в коридоре у девушек были проблемы, и они, каждая не менее трех раз, ошибались, заглядывая к нам в комнату, ослепляя «двухсоткой», висящей против нашей двери. После этого я легко мог представить один из поражающих факторов ядерного взрыва — световое излучение. До ударной волны дело, к счастью, не дошло, хотя запах ацетона, тоже валил с ног.

Все проходит. Прошла и эта удивительная ночь. Утром разместились в кузове ЗиЛа и через несколько километров свернули направо, в сторону бадахшанского кишлака Кудара, крайнего пункта автомобильной части пути. Высокогорная пустыня разлинована колесами машин точно тетрадь в косую линейку. Каждый джигит за рулем следует по своим делам, полагаясь на врожденные «навигаторы», как вы понимаете, даже не китайской сборки. А след долго не зарастает, это не джунгли. Кстати, «туда» мы почти не блудили, чего не скажешь об обратной дороге. Быстро нашли нетрудный перевал (не сложнее альпинистской 3Б-4А), Ваня Гамаюнов и Коля Тржебятовский (не уверен, что все согласные в фамилии перечислил), уютно устроились на самом краю заднего борта, с заданием быстро спрыгнуть и подложить камни под колеса грузовика, если он не сможет одолеть подъем. Остальные тоже насторожились, интуитивно стараясь угадать, куда прыгать, чтобы не попасть под опрокидывающуюся машину. Выяснилось, что есть и правило для реверсивного преодоления перевала. До 16-ти часов «туда», после 16-ти «обратно». В противном случае можно не разминуться со встречной машиной. Мы успели. Остановились за кишлаком, выгрузили вещи и сложили максимально компактно. Не из гипертрофированного чувства любви к порядку, а из реального опасения, что сиротливо лежащая вещь может самозакатиться куда-то. К этому времени рабочий (полезный) проход моей глотки уменьшился до критических размеров (только чтобы сглотнуть слюну в три приема). Наша звезда, певица и гитаристка, а по совместительству доктор, Татьяна, исследовав мои сипящие недра, с профессиональным цинизмом «успокоила»: "Так и подохнуть можно. В городе я бы тебя госпитализировала, а здесь... Вот, чтобы через каждые два часа жрал по две штуки, а эти для усвоения сожранного«,- насыпала две горсти крупных, блестящих «колёс». Пришлось «жрать». Уснуть не удавалось, зато насмотрелся на звездное небо, от которого, живя в городе, успел отвыкнуть. Юпитер настолько хорошо виден в восточной части неба, что можно было разглядеть одну из его лун. Горы, воздух прозрачный, чего вы хотите.

Наступило утро. Вдали виден кишлак Пассор, до которого ведет добротная ишачья тропа. Расстояние обманчиво, показания местных жителей разнятся раза в три. Да и кто их тут считает эти километры. Интересно вот что: памирцы смело используют велосипед вместо ишака. Также грузят его и ведут по тропе рядом за рога. У нас ни ишаков, ни велосипедов в тот раз не оказалось, поэтому мужчины привычно грузят рюкзаки и парами, и поодиночке отправляются к месту базового лагеря. Два приятных исключения, доктор и повар, так же озаботились сборами. Проблема была в том, что женщинам нужно было за одну ходку забросить запасы личного курева. Пачки «Парламента», неудобно расфасованные в блоки, категорически не вмещались в кубические дециметры дамских рюкзаков. На Дюкова, злейшего врага курильщиков, надеяться не приходилось, обошлись без него. Джентльмены (Боря Харламов) остаются ими всегда и везде, не дали нашим леди изменить привычке или потерять лицо. Действительно, вы только представьте счастливую Татьяну Иннокентьевну, насобиравшую блок «бычков» среди каменных блоков базового лагеря... фу!

Я недолго размышлял, как жить дальше. Жевать таблетки, что внизу, что наверху, все одно. Поэтому накидал в рюкзак рыбных консервов, уложил палатку, личное барахло. Грамотно используя ситуацию (пострадал за общее дело, хоть и по собственной дури), перегружаться не стал. На перекус взял конфеты, пару яблок и тоже выступил в поход. Солнце, гигантской дугой электросварки, вело свой извечный, непрерывный шов, соединяя сиреневые четвертьсферы среднеазиатского небосвода. Замешкавшиеся восходители обошли меня, как легкие сайгаки тяжелого буйвола, влекущегося к водопою и скрылись за поворотами и неровностями ландшафта.

Дойдя за какие-то два часа до кишлака Пассор, я осведомился у настороженных жителей, куда прошли люди с рюкзаками. Меня направили в обход селения к деревянному мосту через мутную реку. Вспомнился классик с его «Терек воет, дик и злобен». К моему великому изумлению на диком берегу бадахшанского «терека» я увидел не полукриминального Казбича или продажного Азамата, а Виталю Богданова собственной персоной. Да он должен быть уже Бог знает где! Как я его настиг?

Про Виталия нужно сказать особо. Он, в отличие от Чернышевского, не парится над вопросом «КТО ВИНОВАТ», (точно не он), а на его одухотворенном лице перманентно обозначена вежливая рекомендация окружающим «ЧТО ДЕЛАТЬ». Там же можно прочитать и «КУДА», причем на всех известных языках, диалектах и наречиях одновременно.

Так вот, достигнув несколько часов назад, в абсолютном соло, кишлака, Виталий Анатольевич изменил многолетней привычке и изящно послал дремучих аборигенов на Великом и Могучем... ВСЛУХ, после чего застенчиво поинтересовался, как ему удобнее пройти дальше. "Там еще гора такая есть...",- сообщил он дополнительную информацию внимательным горцам, очертив в воздухе руками контур вожделенной вершины. Местные поняли его буквально и с легким сердцем направили левым берегом бурной реки по довольно приличной тропе.

Ничего не подозревая, Богданов, как застоявшийся в неповоротливом трейлере горячий иноходец, отмахал по пустынной тропе несколько километров, пока с любопытством не обнаружил на противоположном берегу подозрительную цепочку пешеходов с кулями за спиной. Путешественники шли параллельным курсом. Приглядевшись, узнал друзей из команды. Форсировать реку для соединения с основными силами было бессмысленно, шансов достичь противоположного берега меньше, чем у наших бойцов на Днепре в 43-м. Пришлось возвращаться к кишлаку, где я и догнал его возле злополучного моста. Картина была завлекательная. Возмущенный сибиряк громко кричал в сторону ближайшей морены нехорошее слово во втором лице множественного числа. Несовершеннолетние бадахшанцы, мало знакомые с правилами грамматики, в ответ, из-за обратного ската ледникового отвала дружно отвечали залпом из камней. У меня синей каски с собой не было, только рыжая — поэтому противоборствующие стороны ни в какую не хотели признавать во мне миротворца. Все же мне с трудом удалось оттащить разгоряченного товарища в сторону.

Приятную встречу отметили моими конфетами. Тренированный друг в темпе подмел мой шоколадно-карамельный припас и по-виннипуховски спросив на прощание: "У тебя больше ничего нет? Тогда я пошел«,- исчез за ближайшим бугром, злопамятно прокричав привычное ругательство в сторону чумазых ополченцев. Я тоже не стал задерживаться и свинцовой походкой кандальника двинулся покорять и штурмовать, тем более потому, что юные минометчики, поменяв позицию, изготовились обстрелять новую цель.

Тропа проходила по склону довольно широкого ущелья, иногда спускаясь к самой воде в местах слияния боковых прозрачных притоков с основным, мутным руслом. И эти сказочные островки с зеленой травкой и хрупкими березками (!) да, да, березками, среди выжженной горной пустыни казались кусочками Рая. Рай у меня почему-то ассоциировался с нашими Столбами. При спуске к очередному оазису я почувствовал благородный аромат никотина. Приблизившись, разглядел и двух Ев — кухня и медицина принимали солнечные ванны. Меня больше интересовали водные процедуры.

Напившись до ломоты в зубах воды, час назад бывшей льдом, туго забил выданный заряд антибиотиков в рот, запил, дослал дополнительный, снова запил. Сделать заряд унитарным не позволял калибр воспаленной гортани. Дамы засобирались выходить. Я пристроился следом, но сразу стал отставать. Танюха, вспомнив про клятву, сказала, что ни за что теперь меня не бросит и будет со мной до конца. Я говорю про клятву Гиппократа. А повар, не связанная никакими обещаниями и клятвами, с естественной грацией перекатывая в широких, но все равно тесных шортах счастливые женственные излишества, ушла вдаль и вверх. Я с тоскливой несбыточностью проводил утомленным взглядом этот символ прикотловой мощи и свежести (не то, что современные силиконовые достоинства «звездиц») и, запинаясь, продолжил путь.

Солнце круто загибало в седловину между двух вершин, я же, страдая, нес свой (хотел сказать крест) рюкзак по пыльной тропе, петляющей между крупными валунами. Ожидаемого спуска к реке все не было, тропа напротив, забирала по склону все дальше от живительного потока. Светлое время заканчивалось. Нужно было решать, как ночевать. Самым привлекательным был вариант лечь прямо на тропе и слиться с вечностью, другой — еще потерпеть, постелив палатку и укрывшись пуховкой, В коротких прениях остановились на втором. Налегке я сходил к реке запить очередную порцию таблеток. Отсутствие сладкого для меня представляет серьезную проблему. Я как Карлсон, не могу без сладостей. Расточительство у моста могло усугубить неважную ситуацию. Врач, начисто лишенная диабетных перспектив, о сахарных припасах тем более не думала. Но у нее была упаковка раствора глюкозы в больших ампулах. Запаянные носики ампул отламывались легко.

Что произошло ночью не знаю, но я внезапно очнулся от полубредового состояния с полным ртом неведомой тягучей жидкости сомнительного вкуса. На удивление легко проглотив ее, заел половинкой яблока, сохраненного как НЗ. Вторую половину предложил сонной Татьяне. Ворча, она недовольно отказалась. Без особого расстройства я положил огрызок на камень в головах, используемый вместо тумбочки. После этого провалился в глубокий, очищающий и восстанавливающий сон. Этим воспользовалась местная практичная мышка, укатившая сэкономленную половинку.

Утром памятливая Танька обвинила меня в злостном ночном домогательстве, причем выходило, что совращая целомудренную юницу я предлагал ей вкусить плод с Древа познания. Для углубленного познания, надо полагать. А я дышал! Дышал полной грудью. Вода ли, воздух, глюкоза может быть стали причиной, но ненавистные нарывы в горле прорвались. Кстати выяснилось, что до лагеря не больше часа ходу. Об этом сообщили несгибаемые члены экспедиции Гамаюнов и Дюков, возвращающиеся по холодку для очередной грузовой ходки.

Базовый лагерь

Базовый лагерь расположился в чудном полуцирке из гигантских морен с тосольного цвета озерками, соединенными между собой узкими рукавами. Дня через три, усилиями мобильной части экспедиции, все грузы из кишлака были перенесены к месту базирования. Быт постепенно налаживался. Наши гурманы, наконец, получили возможность оценить достоинства изысканной высокогорной кухни от профессионала из «Сопки». Любители единодушно отметили вкусовые и целебные качества фирменного салата из крупно нарезанного репчатого лука, обильно сдобренного сигаретным пеплом. Под высоким памирским небом зазвучали божественные аккорды, и прокуренный голос сообщил пикантную подробность из биографии нашего доктора: «И вот я проститутка, я фея из бара». Кто бы мог подумать! А «Вино и мужчины — моя атмосфЭра» — все восприняли уже, как декларацию основных ценностей нашего эскулапа.

Акклиматизационное восхождение решили совершить на безымянную вершину прямо против лагеря. Вышли все желающие. Ветераны Влодарчик, Харламов, Янов, опытные Хороших, Логинов, Шолякин, горячий Дюков, неутомимый Гамаюнов, интеллигентный Тржебятовский, ненасытный Богданов и полуздоровый я. Ничего примечательного на горе не оказалось, если не считать крохотного озерца на одной макушке двуглавой вершины. С седловины я вызвался сходить в одиночку на один из пупырей, и был награжден редким видом естественного аквариума в неестественном месте, а также обильным водопоем из лунки, пробитой в тонком льду диковинного водоема. Была мысль искупаться, но не рискнул.

Сергей Шолякин и Владимир Дюков на акклиматизационном восхождении

Влодарчик Николай, Хороших Александр, Харламов Борис

Виталий Янов

По плану следующим этапом подготовки к главному восхождению должен был стать подъем на пик Манойлова по одному из контрфорсов широкой северо-восточной стены. Маршрут 5Б, когда-то пройденный восходителями северной столицы, не казался неприступным. Вышли четверкой: Богданов, Дюков, Логинов и я.

Переночевали под стеной и не слишком поздно, самоуверенно начали подъем. Буквально с первой веревки маршрут показался весьма занятным в плане безопасности. Вернее сказать, в плане опасности. Небольшая крутизна стены, воспринятая нами как простота маршрута, на деле оказалась серьезной заботой. Взошедшее солнце пригрело гребень над нашей головой, и оттаявшие камни кучно пошли по склону, отскакивая от него и разлетаясь веселой шрапнелью. Невыразительные выступы на отесанном контрфорсе оказались неважными укрытиями. Все же, используя их как бруствер, мы выжидали паузу в этом метеоритном дожде, чтобы проскочить десяток метров до следующего скального лба. Абсолютная простреливаемость камнями маршрута объясняет отсутствие признаков контрольного тура на нем. Иначе в голову приходят нехорошие мысли о первопроходцах, отчет о выдающемся восхождении которых мы изучали перед выходом.

На гребень вышли уже в темноте, а здесь приятный сюрприз — гребень оказался широченным пологим склоном, уходящим на южную сторону. На вершину шел простой, осыпной подъем. По рации узнали, что вторая группа под руководством Хороших, воодушевленная нашим героическим штурмом, завтра планирует также покорить вершину. Мои неавторитетные советы не делать этого, так как везение может и закончиться, приняты не были. Саша сказал, что везде камни летят одинаково. Остальные меня не поддержали, и я с позором заткнулся.

Ночевали неплохо, даже с учетом того, что Вова Дюков и Юра Логинов парни немелкие. Дюков, кучерявостью головы и бороды, а также атлетическим торсом напоминающий изображения в профиль олимпийцев с древних амфор, утром, с прямотой эллинского героя, предложил — не ходить всей толпой по «лошадиной» тропе на гору за запиской. Мне уже понравилось быть немного больным, и я возражать не стал. Виталя не успел хорошо покушать и тоже не рвался в «турецкий» поход. Мужики за 15-20 минут сходившие за запиской, сняли моим фотоаппаратом неплохие кадры колоссального долинного ледника, который нам виден не был.

Дюков Владимир на пике Манойлова

Пик Манойлова, на переднем плане Можаров Николай

Спуск под стену с перемычки был скорее грязным, чем трудным. Остались наблюдать за восхождением наших товарищей. Им не удалось выйти на пологое место, и они заночевали на стенной части маршрута. Александр Николаевич позже признался, что не попадал ранее в такую ситуацию. Правда, все камни, в конечном итоге, пролетели мимо, но это не иначе как чудо. Запоздалое, мстительное чувство собственной правоты на миг овладело мной, но занимало недолго. Я в душе клял себя за просто метафизическую робость, которая не позволила выйти на начальство с предложением устроить мне руководство этой 5Б. А сейчас, когда еще будет случай? Кто ходил в те времена не даст соврать — обязательный набор руководств и восхождений в двойках для подтверждения спортивной квалификации соблюдался почти строго.

Пока мы занимались альпинизмом на пике Манойлова снизу поднялись только что ставшие Чемпионами Союза Лебедев и Захаров. Скупо поздравив парней с очередным успехом, Вова Дюков ушел в палатку доверить терпеливой бумаге новые для него ощущения. Мы искренне и несдержанно принялись поздравлять бенефициантов. Лебедь от полноты чувств по-медвежьи мял поздравлявших, а Николай Николаевич, смущенно улыбаясь, со снисходительной мукой сносил наши восторги, как Печорин приставания Максима Максимовича. Уже за чаем парни поведали о дорожных приключениях и впечатлениях от «Союза». Поделились также полученными от подбросившего их водителя-таджика сведениями о различии семейных укладов в киргизской и таджикской семье. Мы с удовлетворением узнали, что молодая таджикская мама в день родов освобождается от хозяйственных обязанностей, в то время, как её киргизская коллега, к сожалению, лишена этого законного бонуса.

Помня старую добрую традицию, напоить, накормить, в баньке выпарить, и видя, что гости напоены, накормлены, я решил и воды нагреть. Так как газ и бензин денег стоят, а солнце пока бесплатное, решил воспользоваться этим обстоятельством. Из подходящих валунов и мелких камешков сложил подобие большого таза. Застелил это куском черного полиэтилена, не самого тогда ходового, натаскал из озера воды и стал терпеливо ждать. Неожиданно для меня небесная котельная выдала необходимое количество калорий уже через час. Радуясь, что так просто удалось решить извечную проблему высотного лагеря с омовением и заранее предвкушая пожизненную благодарность умытых, обмытых, подмытых друзей, я раскрыл рот, чтобы во всеуслышание сообщить, что баня готова, но... Говорят Афродита вышла из морской пены. Не знаю! Кто это видел? Я же, похоже, наблюдал обратный процесс. Так вот, раскрыв рот... услышал за спиной восторженный вопль и, оглянувшись, увидел Таньку, пляшущую в туче брызг. В лучших традициях восточной диверсантки она выскочила из засады под камнем, (камни, кругом камни) и, топоча ногами в моей ванне, пыталась создать эффект «джакузи» для извлечения пузырьков и пресловутой пены. Мне мучительно захотелось собственноручно застегнуть на ней пояс шахидки и нажать на пульт. Хотя, должен признаться, сцена была потрясающая, правда закрытый купальник и незначительные конечности богини несколько смазывали очарование. Спектакль удался. Приму несколько раз вызывали на «бис», а надо мной беззлобно подшучивали. Чувствуя себя не лучше обиженного попугая Кеши, я хотел тут же навсегда улететь. Но вспомнил, что крылья так и не отросли, хотя «Меня всю жизнь тянуло ввысь, Взлететь отчаянно стремился, Но только, чтобы плюнуть вниз...». Это, простите, я из «ранних», а ходить пешком, да еще по горам... никогда не любил, пришлось остаться.

Тут, кстати, кого-то осенило, что и с нашей горой пора познакомиться поближе. Действительно, богатая мысль.

Первыми под стену вышли я и Виталя. Путь решили сократить и пошли через седловину в отроге, вместо того, чтобы его обойти без большого набора высоты. Поляны золотого корня и горного лука зеленели по обе стороны перевала. Тропа довольно приятная, хотя и длинновата. Под стену подошли по спокойному леднику с большим количеством валунов на ледовой подставке. Место для лагеря приличное, много плитняка разных размеров — отличный стройматериал для устройства площадок для палаток и изготовления «кухонной» и " столовой мебели«.

Наш маршрут в это время проходила команда москвичей, мы имели возможность немного понаблюдать за коллегами. Как обычно, снизу казалось, что идти можно проще и быстрее. Да и не там. Народ рубится по отвесному зеркалу, а правее имеется гребень. Ну, москвичи, они и в Азии москвичи. Мы, естественно, будем умнее.

Пик Холодная Стена. Северная стена

Захаров Николай Николаевич

На другой день подошли Захаров с Лебедем. Забросили снаряжение и продукты. Тоже понаблюдали за выходящими на вершину столичными альпинистами. Стена освобождалась, нужно и нам идти собираться и остальных звать. Утром пошли в базовый лагерь. Вова Лебедев замешкался, сращивая с ловкостью знатной ткачихи изорванные шнурки на ботинках. Ну, догонит, с его-то ногами. Захаров, однако, беспокойно оглядываясь, не спешил. Наконец, остановился и сказал, что подождет Вову, иначе тот себе что-нибудь свернет, догоняя нас. Мы пошли по леднику, и обогнув отрог, вышли под восточную стену Холодной Стены. Там стояли палатки иркутской команды, которая собиралась выступать на «Союзе». Земляки пригласили на чай. Когда мы, сидя за импровизированным столом из экспедиционных фанерных ящиков, допивали первую кружку иркутского чая, в армейскую палатку шумно ввалился Лебедь, и традиционно наступая на ноги и опрокидывая нехитрые чайные приборы, полез в «красный угол». Естественно зацепил голой ногой за острую стальную полосу, опасной бритвой торчащую из одного из ящиков. Захаров мгновенно успокоился. Лебедевский лимит членовредительства на сегодня был исчерпан. Можно идти хоть с ним, хоть без него.

Хороших Александр Николаевич в лагере под стеной. Поет песню

Харламов, Лебедев, Хороших, Дюков

Наступил последний вечер перед восхождением. Команда собралась под стеной. Хороших и Захаров о чем-то вполголоса, но оживленно дискутировали. Мое положение смертного, случайно оказавшегося на божественной тусовке, участия в дискуссии не предполагало. Скромно удалившись в палатку, я пробовал уснуть, так как выход планировался очень рано. Неожиданно ко мне подходит Шура Хороших и говорит, что мне придется лезть за капитана. Я был несколько ошеломлен таким поворотом. В районе кишечника, поднимаясь к груди, сладко заныло, где-то далеко послышались фанфары но... пришлось огорошить Шуру фактом, что я не имею права руководить «шестеркой». "Ты же знаешь, у меня всего одно руководство 5Б«,- сказал я, чем поверг его в уныние. Оказывается, он не обратил внимания на это, когда тусовал наши спортивные документы. Друзья мои, вот великий момент — человек подспудно решил для себя, что эта стена ему уже не нужна, и весь организм подстроился под эту реальность, но, оказывается, завтра придется лезть. Да и гора-то смотрится солидно, а тут, и немного вес, и не маленько хондроз. Вот он, момент истины! Вот, мужчина и человек! «Ну, ты меня подставил», — сказал Саша несостоявшемуся капитану. Я покаянно опустил голову, мои амбиции так высоко и не поднимались. Трезво осознавая свою номинальность, я не удосужился представить такой вариант даже теоретически. Только через много лет я смог оценить эту ситуацию и свою роль в ней.

Начало маршрута

Вышли всемером. При известном пристрастии к числам, приметам и символам можно было надеяться на удачу на горе. Стена сразу отвесно вставала из ровного ледника. Короткий ледовый «плинтус» и неглубокий бергшрунд Лебедь прошел в первых лучах солнца. Сразу ожившие камни, глухо ударяя в рыхлый лед, отметили сектор обстрела далеко за нашей спиной. Центр северной стены смотрится двумя треугольниками, поставленными основанием верхнего, на вершину нижнего, причем плоскости несколько развернуты по часовой стрелке. От вершины верхнего, более светлого чистого скального треугольника, прямо на предвершинный гребень идет крутое, искрящееся льдом ребро. Находящийся в тени массива нижний бастион сложен из громадных, скальных блоков, словно из пустых, разнокалиберных картонных коробок от бытовой техники, примерно с той же монолитностью. Вова Лебедев, не всегда эстетично, но весьма эффективно, привычно полез первым, используя закладки, а порой и крючья. Организовав станцию, принял туда Дюкова. Одновременно страхуя пошедшего выше Лебедя, Дюков принял Захарова, и работа пошла. Мы поочередно поднимались на организованные станции и подносили освободившееся снаряжение и веревки. Через несколько часов Лебедь был уже за перегибом в нависании стены, и наблюдать за работой мастера стало невозможно, да и некогда. Туда же, за перегиб ушли Дюков, Захаров, Богданов. После этого все стихло. Перильная веревка периодически подергивалась, но что это означало было непонятно. Мы в три глотки и поодиночке пробовали дать о себе знать. Ответом были — идущие штопором, с характерным «фрыком», камни. Хороших пристегнулся к перилам и пошел на разведку. Теперь уже мы с Юрой, убавленными на треть децибелами, пытались выяснить обстановку. Разведка не дала ожидаемых результатов, наверное, Саша не смог добыть «языка», к тому же сгинул и сам. Веревка, тем не менее, продолжала подергиваться, но расшифровать эти сигналы без ключа к шифру, было не проще, чем выяснить, что означают радиосигналы с загадочных космических пульсаров.

Выход за перегиб на первом бастионе. Хороших на перилах

Тупо сосчитав количество рывков и не обнаружив серии из «шести подряд», решили, что все нормально. Тепло попрощавшись, Юра пристегнулся фрезерованными на Комбайновом заводе «жумарами» к перильной веревке и грузно двинулся вверх, предварительно рванув за веревку три раза. Нижняя страховка тянулась за ним, свободно повисая в воздухе, постепенно удаляясь от скалы. Вщелкивать веревку в промежуточную оттяжку Юра не стал, более того, выстегнул перильную веревку из одного пункта, чтобы спрямить мне перила и облегчить жизнь. Через какое-то время страховка немо протелеграфировала три заветных рывка. Мне, наконец, тоже пришло время покинуть нагретое место. Разобрав пункт и решительно брякнув костями и «железом», я сапсаном нырнул вправо и вниз. В те времена «тарзанка», как генератор проплаченного адреналина, еще не применялась, поэтому широко раскачиваясь и одновременно вращаясь в пустоте и наблюдая, как две веревки из UIAA превращаются в толстую «кручёнку» с какой наш знаменитый земляк ходил на пик Сталина — я не до конца осознал материальной выгоды занятного аттракциона. Раскачавшись и оттолкнувшись от стены, я задал вращательное движение телу в обратную сторону. По мере освобождения веревок от скрутки сверху стали ощущаться призывные сигналы, предлагавшие присоединиться к команде. Усталость пока не успела скопиться, и я довольно скоро выбрался на перегиб стенки, за которым просматривался затейливый гребешок с нагромождением сераков и прочих развалов. Веревка уходила в узкую ледовую расщелину полуестественного происхождения, наподобие парадного входа в знаменитую «Борисовку» на «Китайке». Занятие спелеологией не входило в мои планы, но выбора не было — пришлось протискиваться. За расщелиной мир раздвинулся до приемлемых размеров. Между сераками на утоптанной площадке стояли Логинов и Хороших. Оба дружно тянули за мою страховку. Приблизившись к ним и отцепляя с себя снятое со стены снаряжение, я неожиданно почуял в рафинированном горном воздухе ни с чем несравнимый запах благородного, но алкоголя. Юра тоже недоуменно крутил носом. Вот дела, шеф запил! Видно хлопнул рюмаху, пока по перилам лез? Сверху тем временем крикнули, чтобы мы становились на ночевку здесь. Наверху всем места не хватит, тем более что второй бастион нужно вначале немного провесить в оставшееся время. У нас была одна из двух палаток, и мы отлично ее растянули на ледобурах. Разбирая рюкзак, Шура обнаружил, что из взятой им на восхождение нержавеющей фляжки безвозвратно вытекает армянский коньяк, нерачительно пропитывая дубильными веществами теплые вещи восходителя. Огорчительно причитая, капитан попытался отжать в кружку запасные шерстяные носки, сокрушенно совал голову в рюкзак, тщетно стараясь втянуть носом редкие благовонные молекулы. Потеря была существенной, хоть и не роковой. В палатке, кроме коньячной ингаляции, нам с Юрой перепало по пробочке напитка уже в виде микстуры. Короче, первую ночевку на стене мы «пробухали».

На первой ночевке. Хороших Александр

Утром, собрав волглую палатку и развешенное на ледобурах снаряжение, мы подошли к передовой группе. У них место для ночевки не было таким просторным. Начало второго бастиона уже было провешено, и Дюков, пристегнув поднесенную нами веревку, пошел к пункту, организованному вчера вечером. С отвращением проглотив пару ржавых килек и отплевывая незаварившиеся чайные отруби с махорочным привкусом (что значит ходить без повара) я, имея достаточно времени до исполнения своих демонтажно-слесарных обязанностей, мог понаблюдать и посоображать. Наконец, стало доходить, почему и Верба и прошедшие перед нами москвичи уходили влево на отвесный центр стены, как мне представлялось неразумно и надуманно. Правый катет треугольной стены, видимый снизу в виде перспективного гребня, на деле оказался перегруженным фантастическими ледяными фигурами, в пьяной шеренге выстроившимися на границе скалы и льда, ребром. Вдобавок, камни, разогнавшись по изумрудно-сверкающим кулуарам, параллельно нисходящим с предвершинного гребня, настильно и по навесной траектории норовили поразить сказочные белоснежные изваяния. «Вот в чем дело», — догадливо подумал я.

Второй бастион, вогнутый одновременно в вертикальной и горизонтальной плоскости был все-таки прочнее. К тому же рельеф скалы оказался более расчленен. Стена, плавно выгибаясь, уходила в значительное нависание. Вчерашний задел, сухая теплая скала, а также мощь и техническое мастерство Дюкова позволили за день значительно продвинуться по стене всей команде. Очередная ночевка пришлась на серию узких наклонных полочек, отдаленно напоминающих каменные скамейки на трибуне древнего стадиона. Кто как мог расположился, подложив веревки и немногие, имеющиеся тогда у нас карематы. У меня была, так называемая «козья нога», пошитая перед отъездом из каландра на пуху. В комплекте с пуховкой того же происхождения она позволяла довольно сносно устроиться на ночевку в палатке, но здесь использовать чудесные возможности этой комбинации не представлялось возможным. Дело в том, что нам с капитаном досталась нижняя полутораспальная полка. Шура лег «у стенки», я же примостился с краю, как бывший предводитель дворянства во время ночевки в старгородской дворницкой. Причем, если с одной стороны тянуло снизу ущельным холодом, то с другой было не молодое горячее тело великого комбинатора, а беспокойное Сашино. Так и не смирившись с обидной трехзвездочной порухой, шеф во сне младенчески всхлипывал и по-взрослому норовил столкнуть меня на ледник к началу маршрута.

Третий день начался с привычной работы. Лебедь вновь пошел первым, меня окончательно определили в «обоз». Стена заметно «вставала». Скучая, как Чонкин на политзанятиях, я, пока первая двойка обрабатывала стену, развлекался тем, что с замиранием сердца наблюдал, как сброшенный под ноги камень по неестественно прямой траектории летел, удаляясь от стены, и обрушивался в адский, скально-ледовый камин левее нижнего бастиона. Скорость упала. Тем не менее, к концу дня Лебедев, Богданов, Захаров и Дюков вышли на самый верх скального массива. В быстро сгущающихся сумерках четверка собралась на снежно-ледовой полке в вершине треугольного утеса.

Верхние веревки второго скального бастиона. Юра Логинов

Находясь двумя веревками ниже, мы готовились присоединиться к передовикам. Александр Николаевич уже протолкнул вверх зажим с правой ногой в стремени, но неожиданно со словами «Эээ! Юра, давай ты иди», — отстегнулся от перил и максимально удлинил самостраховку. Юра безропотно ушел. Не имея счастливой возможности немедленно покинуть пост, я деликатно смотрел вверх, вынужденный дышать по системе Бутейко. Минут через двадцать повеселевший и полегчавший Шура ушел. Небо над головой совсем потемнело. Ошиваясь по тылам, я приноровился довольно споро разбирать страховочный пункт, вынимая закладки и выдирая молотком крючья, забитые не думавшими обо мне лидерами. Очевидно пролетарская (отец и прадед — деревенские кузнецы), классовая память способствовала моим слесарным успехам. Правда, она не подсказывала, как сохранить в чистоте висящие ниже станции петли оставшихся веревок. Мою страховочную веревку сверху аккуратно подобрали, осталась предыдущая перильная, которую вначале я просто подцепил к беседке. Была еще моя перильная, уходящая к звездам, болтающаяся свободным концом с положенным узлом на нём. Страшась преждевременно растревожить неуправляемыми веревочными хвостами ароматное послание будущим восходителям я, тщательно принюхиваясь, собрал все, что болталось ниже меня в кольца и повесил через плечо. Собранные крючья, карабины, закладки и оттяжки гирляндами висели на мне. Рюкзак и смотанная наподобие огромной красноармейской скатки веревка могли добавить мужества моему образу, жаль некому было смотреть. К тому же стало совсем темно. Попытался идти лазаньем, проталкивая перильный «жумар», но неожиданно сорвался и совершил очередной полет на «тарзанке», теперь уже в лиловую бездну. Будучи пионером затяжных ночных прыжков, хотел бы рекомендовать темноту в качестве дополнительного волнующего условия для любителей. Вдоволь налетавшись вдоль северной стены пика Холодная Стена, по звездам сориентировался где верх, и встегнув второй зажим со стременем, тяжело полез. За моей спиной с той же крейсерской скоростью и в том же направлении из-за дальнего памирского хребта начала подниматься полная фантастическая луна, совсем не голубая.

Поднявшись к следующему пункту, я обнаружил парней, стоящих на чуть наклонной широкой полке. Предположить такую запредельную роскошь в этом месте было просто невозможно. Хороших, пользуясь лунной подсветкой, пытался разобраться в веревочной паутине. Как бы мудро он ни начинал путь вверх по перилам, неизменно попадал в одну из петель, собирая страховочной веревкой, как бреднем, мотню из перил, страховок и наших самостраховок. С грехом пополам освободившись из пут, он налегке ушел вверх. Говорят, что хуже всего ждать и догонять. Предвкушая отдых, я ждал, когда же пойдет Юра. О том, сколько нужно разобрать и утащить наверх — думать не хотелось. Через долгие, долгие десятки минут, основательно, со скоростью наступающего ледника, полез Юра. Луна поднялась довольно высоко и нацелилась перевалить конек гигантской крыши над моей головой. Сходство с крышей усиливали, висящие с карнизов дьявольской кровли, фантастические сосульки. Тишина была абсолютной. Впервые можно было без труда общаться с товарищами, находящимися выше. Новые сутки Юра встретил на подходе к готовящимся встать на ночевку коллегам. Времени они даром не теряли и срубили часть снега и льда с неширокой полки. На самом деле, как выяснилось назавтра, это была не полка, а просто снежно-ледовая «нашлепка» на небольшом выполаживании скалы. Площадка получилась в виде неглубокой ванны. Пользуясь устойчивой голосовой связью, парни предложили мне, бросив все как есть, налегке подняться, чтобы переночевать. Обещали попробовать подыскать место. Я стоял на роскошной сухой полке, в рюкзаке у меня каремат и легкий пуховый спальник до подмышек. Пуховка дополняла комплект. Сегодня лезть наверх, ютиться на льду, а завтра спускаться поутру за снаряжением и веревками... Я как мог постарался убедить друзей в нецелесообразности мероприятия и вытянуть державное согласие на приватную ночевку, чем, кажется, вызвал неудовольствие Захарова. Николай Николаевич неизменно добрый и внимательный, как платный гинеколог, одним из первых прозорливо усмотрел тщательно скрываемые физические некондиции и нравственные минусы моей порочной натуры, но, руководствуясь исключительно идеями гуманизма, не стал «глаголом жечь» мое сердце, но носил в себе. Наверное, груз был неподъемен даже для него, и по приезду в Красноярск он был вынужден облегчиться в кулуарах ближайшей федерации.

Утром, «неубиваемый» как УАЗик, Лебедь, «дюльферяя» будто на соревнованиях в парных гонках, свалился ко мне, не дав понежиться в полудреме. Он, как и все наверху, ожидал увидеть замерзшего и несчастного «черного альпиниста» и был искренне удивлен, обнаружив меня на полке, вытянувшегося во весь рост (не ахти какой) и сладко потягивающегося, словно кот на деревенской завалинке.

Забрав часть «железа» и веревок, Вова ушел наверх. Собрав оставшееся и осмотревшись (ничего не забыли?), я последним покинул теплые скалы Холодной Стены. Впереди был ледовый гребень. Команда ютилась на последних скальных выступах, а на высокой гранитной «барной» стойке мощно гудел примус. После короткого фуршета (присесть так и не получилось) провели небольшую планерку.

Ночевка на ледяной «нашлепке» в вершине второго скального бастиона

Богданов и Можаров

Захаров, Хороших, Дюков, Лебедев

В качестве технической реабилитации и нивелирования физической нагрузки за отдых в хвосте нашей колонны мне было предложено поработать первым на льду. Радостно встрепенувшись неожиданной почетной перспективе, я благодарно откликнулся, как ведомый Маэстро — солист поющей эскадрильи. С рвущимся сердцем отвязал от рюкзака кошки... и разочаровано сник, как Акела. В руках у меня было полторы кошки. Донимавший в прошлом сезоне в Ала-Арче и Караколе раскручивающийся болтик, соединяющий детали зубастой конструкции, наконец, предательски открутился, и передняя часть незаметно упала где-то на скалах. Вернуться, чтобы поискать, времени уже не было. Усталое лицо капитана задышало нежной отзывчивостью и, понимающе переглянувшись с Захаровым, Александр Николаевич отнесся с аналогичной просьбой к Логинову. Не задавая глупых вопросов, типа «А чё опять я?», — Юра молча полез по ледовому жёлобу, но метров через восемь, не удержав равновесия, оступился и, искусно лавируя между вмерзшими в лед камнями, очутился на стартовой площадке. Несмотря на то, что попытка закончилась менее трагично чем старт «Колумбии», эксперименты решили отложить до лучших времен. Лебедь, с услужливой готовностью пристегнувшись к веревке, пошел по натечному льду и уперся в скальный жандарм с ледяной шапкой, похожий на гриб. Слева от «ножки» гребень обрывался неприятными скально-ледовыми сбросами, уходящими на пройденную нами стену. Вова, по ледяным полкам уходя влево и вверх, забрался под самую шляпу «гриба» и там организовал страховочный пункт. Народ по навешенным перилам полез следом. Я поднимался предпоследним, «шестым», а замыкающим шел Виталя. Поднявшись на станцию, принял Богданова. Следующие перила траверсом влево уходили по «ноге» и далее вверх по желобу на гребень. Команда собралась на «шляпке» и чувствовала себя превосходно. Пройдя к следующему пункту в ледовом желобе левее жандарма, крикнул Виталию, что страховка готова. Тот, нагружая перила, откинувшись всем телом от стенки, рывками двигая беседочный жумар, двинулся ко мне, привычно кляня людей, доставивших ему неудобства. Перильная веревка была заложена за выступ, чуть выше места, где мы шли ногами, чтобы в случае соскальзывания повиснуть на ней. Богданов, думая что она закреплена на закладке или крюке, нагрузил ее всем телом и, толкая жумар, пустил волну. Веревка слетела с выступа и проводом высоковольтной линии провисла над ледовым желобом, закрепленная у меня на станции. Лишившись верхнего, промежуточного закрепления, восходитель маятником полетел в ледовое корыто левым боком, внятно выражая отношение к партнерам. Закончить выступление альпинист не успел. Жаль. В нем было несколько любопытных тезисов. Членораздельная и конкретная речь оратора перешла в несогласное мычание и тягучий стон. «Наверное, стукнулся», — догадался я. Громко крикнув наверх, что произошло, попытался выяснить у друга, как он себя чувствует и удобно ли ему лежать. Сверху литерным локомотивом, сыпля перед собой вытаявшими камнями и кусками льда, уже катился по веревке Лебедь. Нет, вы не подумайте, что кроме Вовы никого больше не было. Просто это такой человек, что будь у нас нужда перенырнуть океан, или, на худой конец, разогнать туман — все равно этим бы занимался он. Такой вот человек.

Траверс по «ноге гриба»

Остановившись у пострадавшего, Вова перекинул его, как мешок с картошкой, через плечо. Я, подбирая страховку, помогал как мог. Подойдя ко мне, Лебедь немного отдышался пока я вылезал на голову жандарма, протянув страховку для Виталия. Общими усилиями втянули мужиков за перила и страховку.

Уложив на выпуклой «шляпе» товарища, выяснили, где болит. Ну, кисть левой руки сломана, это ерунда, а вот резкая боль в левой ноге и, в этом, короче в тазу, с той же стороны — будет похуже. Пришлось ставить палатку и, напоив горячим чаем, пока уложить больного. Связались по рации с доктором. Смутить Татьяну Иннокентьевну нашей проблемой было невозможно. Быстро разобравшись в причинах недомогания, она выдала специальные распоряжения и технические рекомендации. Многие, наверное, помнят телевизионные сеансы Кашпировского. Мое мнение — вылечить по телевизору и дурак сумеет, а вы попробуйте поставить человека на ноги через маленькую, хрипящую рацию. Справедливости ради нужно сказать, что поставили Виталю только на одну, здоровую ногу. Вторую ногу с зажимом сгибал и переставлял я. Но это будет завтра, а сегодня у нас вынужденный день отдыха.

Неожиданные хлопоты не дали возможности в полной мере насладиться чудесным видом художественного оформления «шляпы» жандарма-гриба. Непредсказуемые воздушные потоки и солнечные лучи, как зубчатым шпателем с глумливой фантазией авангардного живописца, расписали белоснежную поверхность площадки, на которой мы остановились для отдыха. Интересующихся отсылаю к Середе — возможно Владимир Александрович сохранил в своем архиве ту давнюю газетную статью о первопроходцах, где выпукло и талантливо описаны подобные чудеса природы.

Ночь прошла несколько тревожно. Не было ясно, как будет завтра себя чувствовать друг. Затолкав ноги в тесный рюкзак, я, с тоской глядя на свой спальник, в который мы поместили начавшего мерзнуть Богданова, делал вид, что пытаюсь отогреть его своим телом (на самом деле пробуя погреться об него). Но Виталя не тот человек, что запросто расстается со своим, личным. Остальные тоже пытались немного отдохнуть. Утром, вколов в болящую область положенное, попробовали продолжить подъем. В нашей ситуации кроме тугой повязки и обезболивающих препаратов придумать что-либо было сложно, но уж обезболили товарища так, что он засыпал на пункте, пока провешивались три веревки. На одну веревку цепляли беседочный зажим и зажим со стременем для правой ноги Богданову. Вторую веревку сверху выбирали, как страховочную, или, вернее сказать, буксировочную. А на третьей я, вися на жумаре, пристраивался слева, чтобы согнув и переставив по склону аварийную левую ногу Богданова, продвинуть беседочный зажим, подсаживая под поясницу (ниже болело) раненого. Праворукий зажим со стременем и правую ногу он двигал сам. Двое сверху и трое снизу наблюдали, как два шатающихся точно перебравшие собутыльники восходителя, преодолевая очередной, крутой и скользкий, будто Рождественская горка, сорокаметровый отрезок горячо обсуждали при этом моральные аспекты взаимных претензий. Ну, подгулявшая парочка и на городском тротуаре может вести подобный диалог. К вечеру ребро практически прошли. Остановились в веревке от предвершинного гребня на удобной подушке под сераком. В палатке я обратил внимание на необычное обстоятельство — Виталий Анатольевич отказывается кушать! Это настолько дико и неестественно, что я удивился бы больше, только если бы он вдруг сейчас пошел первым прокладывать маршрут, напевая «Я люблю тебя жизнь», потому что мой безголосый друг никогда не поет, даже не подпевает в компании, за что я его, может быть, больше всего и ценю.

Последний день восхождения начался по отработанной схеме. Захаров поставил раненому обезболивающий укол с мудреным названием, и мы двинулись по выполаживающемуся склону к вершине. Не доходя метров восемь до скальной фигушки, на которой был тур, дружно свернули траверсом на западный гребень и присели отдохнуть. Лебедь написал записку в тур и, повернувшись к нам, поднял над головой восьмисотграммовую металлическую банку с изображенным на ней ярко-красным помидором. Благородные и мужественные иркутяне, узнав о наших проблемах, оставили на вершине, куда они поднялись за день до нас, нераспечатанную банку томатного сока. Бутылка пива, пронесенная жалостливой уборщицей в палату вытрезвителя в благословенные советские времена, не возымела бы такого действия на страждущих клиентов, как незатейливая цилиндрическая емкость на сборную команду Крайспорткомитета по альпинизму. Не теряя времени, Вова чем-то острым проткнул жестяной торец банки. Из отверстия ударила тугая струйка прозрачной жидкости. Думать, почему томатный сок прозрачный времени не было, и он жадно сделал несколько глотков. Мой весьма богатый юношеский опыт по отсосу излишков бензина из баков совхозных грузовиков дает основание представить вкусовые ощущения нашего героя, опрометчиво наглотавшегося высокооктанового презента коллег из Иркутска. По сложившейся доброй традиции, славящиеся рационализаторскими идеями иркутяне, запаивали бензин для примуса в жестяные банки от разных соков. Сэкономленное горючее они и оставили на вершине.

Вова Лебедев на вершине Холодной Стены. Может пускать огонь изо рта

Ну, вниз — не вверх. Длинный «четверочный» гребень, по которому нам нужно было спуститься, был протоптан байкальскими альпинистами, и проблем с выбором пути спуска не было. Уже в темноте, встреченные друзьями из нашего лагеря, мы подошли к палаткам на леднике.

Назавтра была эвакуация лагеря. Народ ушел, унося отработавшее снаряжение и прочее хозяйство. Мы с Дюковым должны были сопровождать Богданова, так как он, хоть и чувствовал себя лучше, но идти быстро не мог. Проходя иркутский лагерь, мы были тронуты простым человеческим вниманием, когда мужики пригласили нас на... томатный сок! Прошедшие перед нами товарищи рассказали о конфузе с банкой на горе, и они приготовили к нашему приходу сок из томатной пасты и ледниковой воды. Скажу честно, ни до, ни после вкуснее сока пить мне не приходилось. Переночевали у ленинградских альпинистов, стоящих лагерем под восточной стеной. У их тренера Юрия Джибраева был внимательный и терпеливый слушатель — Вова Дюков.

Переломанный, но не сломленный

На другой день команда собралась в базовом лагере. Два дня понадобилось, чтобы перенести его и собраться в Кударе для отправки заказанным грузовиком в Ош. Грузовик уже ждал, возле него кучковалась группа истощенных горных туристов из Москвы, мечтающих выбраться из приевшихся гор в цивилизацию. Желание руководства сэкономить на транспорте оказалось сильнее, чем желание сносно доехать до базы в просторном кузове грузовика, и соотечественники получили добро на погрузку, причем разместились удивительно скоро и организованно. Плотно втиснувшись между двух очкасто-бородатых, брезентово-штормовочных искателей горных приключений и ощущая низом настойчивый, интимный контакт твердого и угловатого предмета от кухни или снаряжения, а боками генетическую неприязнь ко всему столичному, я предался невеселым размышлениям. С тем, что по жизни передо мной всегда заканчивались лопаты, я уже как-то смирился, но чтобы не успеть занять удобное место... "Стареешь брат«,- вынужден был сказать я сам себе. Наш ЗиЛ тронулся. Команда и попутчики синхронно качнулись в сторону заднего борта и тут же резко полегли в сторону кабины. Думая, что это проверка тормозов, мы вначале не обратили внимания на довольно внушительную группу гостеприимных жителей, которые перегородили нам дорогу. Справедливо рассудив, что такая солидная компания не может путешествовать без собственного доктора, местная власть в лице вполне современного двоеженного бабая решила устроить на базе нашей экспедиции шефский передвижной фельдшерско-акушерский пункт. Электричества там не было даже в щедрые советские времена, зимние же дни среди высоких снежных хребтов и пиков коротки, а ночи напротив... Потенциально-катастрофическая демографическая ситуация (в данном случае со знаком плюс) и заставила местного представителя власти пойти на крайние меры с перекрытием важной трассы, а может он просто забурел от своей автономной наглости и вседозволенности.

На представленную в качестве врача Татьяну Иннокентьевну Ерухову, вождь не посмотрел даже с презрением. К счастью, у нас в запасе был еще Коля Тржебятовский, врач из роддома № 3, что в Зеленой Роще. Прихватив пакет с таблетками, он начал прием будущих мам. Будущих пап бегло осматривала посрамленная Татьяна, с треском ломая таблетки на две части (одна часть от головы, другая от... ну, вы поняли). Был позитивный момент — всем окончательно стало ясно, насколько эффективней может работать медицина, если отказаться от ненужной писанины и регистрации больных. Терпеливая очередь на прием расположилась на лежащем тополином стволе и традиционной путаницы не создавала. Правда отработанная ее часть садилась в хвост, с другой стороны бесконечного бревна. Процесс мог затянуться, поэтому на высшем уровне продолжились переговоры. С нашей стороны был выставлен Юра Логинов, как самый представительный и иногда употребляющий. Коля Тржебятовский, как самый уважаемый, также был на время отвлечен от выполнения профессиональных обязанностей для символического подтверждения вечной дружбы сибирского и памирского народов.

Когда же, наконец, мы смогли покинуть гостеприимный кишлак, то неожиданно выяснилось, что наш водитель под шумок также принял на грудь за высокие интернациональные идеалы. Еще он сообщил, что весь бадахшанский Памир заселен его родственниками, и он твердо намерен их навестить по пути. Нетрезво обещая свежее баранье и кисломолочное изобилие, он вертел баранку во все стороны, как будто ехал не по широкой высокогорной долине, а катался на электромобиле по ржавому железному покрытию в парке культуры и отдыха. Пришлось упросить джигита отдохнуть, а пока за руль сел единственный на тот момент среди нас автовладелец «ушастого» (Запорожца) — Юра Логинов. В кабине, кроме водителя, поломанного Богданова и Юры был еще местный молодой человек, ехавший учиться в город, одетый в пиджак с карманами, но без утеплителя. Везде есть свои Холмогоры.

Я уже говорил об этой высокогорной пустыне и автомобильных следах на ней. Сникший от естественного изнеможения водитель был не полезнее близорукого снайпера, даже как проводник. Твердо уверенный, что Ош, Россия и вообще Родина должны быть на Севере, я в панике обнаружил загоревшуюся в сгущающихся сумерках Полярную Звезду (тусклую искорку в ручке «малого ковша») над задним бортом нашего грузовика. Управляемый твердой и умелой рукой Логинова наш ЗиЛ мчался в сторону непокорного Афганистана. Сыграв тревогу, я внес раздор и сумятицу в наши ряды. Абсолютно все в кузове, не исключая туристов и большинство в кабине, включая пиджачного «ломоносова», считали астрономию, географию и навигацию своей второй профессией, поэтому, не придя к общему знаменателю, решили заночевать у неглубокого брода через ручей. Упав на землю, я отключился в чутком и тревожном забытьи, стараясь не пропустить тот момент, когда наш неудовлетворенный водитель соберется сгонять за добавкой, попутно откатав матрицы наших тел в тяжелом грунте Горного Бадахшана. Но все прошло спокойно, и на этом наши приключения в том году закончились. На другой день благополучно добрались до Оша, улетели домой, и тут были оглушены двумя трагедиями, произошедшими одна за другой с нашими друзьями. Вика Ефремова и Леша Горбунов погибли в альпинистских лагерях. Вечная Память вам, дорогие.

Осенью стали известны результаты судейства. Наша команда попала в тройку призеров. Я благодарю судьбу за то, что дала мне счастливую возможность быть в одной команде с замечательными людьми, делить с ними трудности восхождения и получать радость от общения. Спасибо вам, друзья.

14.01.2015