(Попытка вернуться в прошлое)

Одноклассники. До недавнего времени это слово для многих подразумевало один смысл, имеющий в виду людей, учившихся в одном классе. Никому и в голову не могло прийти использовать это слово в ином контексте. А сегодня это может означать еще и класс автомобилей, ну и, конечно, сайт в интернете. Подсевших на этот сайт тоже можно назвать одноклассниками.

Боря Львович, активный член и украшение альпинистской и околоальпинистской части аудитории «одноклассников.ру», как-то выложил на своей страничке скан слайда восьмидесятых годов, где восходители, идущие по леднику, сняты со стороны тыла. Так вышло, что главное место в композиции занимают разнокалиберные рюкзаки кустарного производства, что было нормой в те времена. «Друзья», и не только, тепло обсудили тему, вспомнили Давыдову-Миллер, кто сколько пошил в свое время снаряжения и одежды, поставили друг-другу «класс» — и забыли об этом.

Я же в связи с этим вспомнил забавный случай, произошедший в Узбекистане, в городе Янгиабад на автовокзале. После соревнований по скалолазанию команды разъезжались по своим городам, и на автовокзале собралось довольно много людей с рюкзаками. Наши добротные, неброские котомки, с претензией на породу лежали на скамейке, а мы: Наумов Коля, Богданов Виталя и я, — стояли метрах в пяти в ожидании автобуса на Ташкент. Какой-то разрядник, при брезентовом реликте за плечами, с трогательной бельевой шнуровкой по раздутому боку зеленого динозавра, буквально облаговолел , увидев нашу поклажу. Боясь притронуться и цокая языком, он рассматривал багаж, по-доброму комментируя качество изготовления и внешний вид рюкзаков. Проходящий мимо, многое повидавший и битый жизнью старший товарищ, авторитетно изрек: «А чего ты хотел? Франция!». После этого случая у нас в секции «технолажи» появился перепев строчки из песни Высоцкого о Джеймсе Бонде. В новой редакции это звучало примерно так: «Подумаешь, Балезин там какой-то, У Бати, вон, рюкзак из Шамони», — намек на запредельную популярность Валеры и наш адекватный ответ на нее. Ну, а «французские» рюкзаки были пошиты в подвале общежития № 2 Сибирского Технологического института, расположенного на перекрестке улиц Ленина и Парижской Коммуны, где у нас была комната в подвале, любезно выделенная комендантшей для нужд секции. Считать улицу Парижской Коммуны в городе Красноярске французским анклавом, а портного — мсье Можарофф, будет, наверное, весьма легкомысленно и даже немного нескромно. Как говорится, «если кто и влез в родню — так и тот татарин». Хотя тряпка, пошедшая на пошив, была все-таки импортной, польской. Вот об этом-то я и хотел рассказать.

Наша теплая компания в начале лета 81-го года, прочно обосновалась на Столбах под Китайской Стенкой. Чудом сохранившийся после заповедного беспредела универовский настил, с армейской палаткой, растянутой на каркасе из жердей, вмещал полтора десятка бродяг, а отдельное помещение под карнизом правее Бульвара еще четверых нетолстых обитателей.

Приближалось летнее солнцестояние, а с ним и День рождения Савиной Люды — нашей верной соратницы и невесты Богданова. Направляясь в очередной раз с остановки 39-го маршрута на Китайку, мы, как обычно, срез а ли путь по склону горы, вдоль забора пионерского лагеря и за невысоким ограждением из видавшего виды штакетника обратили внимание на милейшую улочку из польских разноцветных «Кемпингов», выросшую неожиданно и нагло, как новый микрорайон на «Взлетке» в наши дни. Мы уже знали, что тент «Кемпинга» пошит из плотной и прочной ткани, типа «плащевки» и идеально подходит для анорака и даже рюкзака. Идея веселого налета на мирный городок для грабежа завладела нашими молодыми умами. Радужные планы, правда, омрачала информация, что в этих палатках разместились спортивные сборы молодых боксеров, но думать о том, что кроме желанного трофея можно в довесок получить по морд а м было скучно и неинтересно.

День рождения наступил. Изготовив оригинальный подарок собственными руками и купив на ж/д вокзале в ресторане у полового бутылку шампанского (это 81-й год прошлого столетия), мы с Богдановым помчались на Китайку. Проходя мимо счастливого тряпочного благополучия, сделали последнюю перед операцией прикидку. Чтобы не терять потом время, я выдрал нижние гвозди из нескольких штакетин. Внешне ничего не изменилось в заборе, но раздвинув дощечки, можно было легко проникнуть на сопредельную территорию. Переход границы назначили на четыре часа утра 22-го июня, лелея в душе надежду, что аналогия с известными событиями сорокалетней давности на этом и завершится. А пока, с глухой решимостью дворни, приготовившей вилы на бар, мы, уточнив детали предстоящего разбоя, пошли на стоянку праздновать день рождения. Поздравив, откушав (и выпив), пройдя для разогрева и разгона туда-сюда в темноте траверсом стенку, наша бесстрашная, компактная группа вышла на дело.

По голливудскому закону жанра, когда на опасное дело крутые мускулистые парни идут обязательно с бабой, мы также выступили с прекрасной подругой. Хмельная именинница непременно желала прямо на поле битвы заполучить еще теплый скальп из рук любимого мужчины. Новолуние нам было как нельзя кстати. Темной тропой вышли к карьеру и были неожиданно атакованы большой группой собак, живших при карьере. Раскусив наши воровские планы, бдительные псы, бешено лая, не отставали от нас до самого лагеря, иногда пытаясь ухватить за взади . Камни и палки псов не только не отгоняли, а напротив подогревали их спортивный интерес. На весь Свердловский район стоял лай и визг. Псиная зона влияния заканчивалась аккурат перед лагерем. Отработав хлеб, стая, довольная жизнью и собой, отправилась досыпать в карьер, а мы заняли позицию у дыры в заборе для изучения оперативной обстановки.

По досадному совпадению Людкин день рождения выпал на субботу, а это означало, что в лагере, переполненном акселерирующим контингентом, естественно была устроена дискотека, и вся территория была заполнена шатающейся молодежью. К тому же, уже сформировавшиеся парочки норовили уединиться по кустам и зарослям, что увеличивало риск напороться на ненужных свидетелей. Зачищать концы мы тогда еще не были готовы морально, и единственное, что можно было сделать, это дождаться, когда утомленная, шебутная молодежь, сраженная здоровым сном, уляжется по корпусам и палаткам. Ага, размечтались! Спать никто не собирался, напротив карнавал набирал силу, к тому же предательское солнце нетерпеливо обозначило свое присутствие светлеющим горизонтом. Нужно было решаться.

Ближняя к нам палатка весенним жарком горела под лагерным неоновым фонарем. Решив проверить, есть в ней кто или нет, я наказал Богданову сидеть тихо, а сам ползком устремился к палатке, как к доту. Достигнув ее, замер, унимая дыхание и грохот сердца в груди, одновременно пытаясь уловить дыхание за стенкой или разговор. Тент мешал вплотную приблизить ухо к тонкой ткани собственно палатки. Просунув голову под вожделенный полог, я прижался трепетным ухом к тонкой оболочке, за которой уловил ровное дыхание уплатившего налоги человека. Аккуратно выпростав голову из-под тента, как из-под заклинившего в сантиметре от шеи ножа гильотины, я ползком продолжил рекогносцировку местности. Казаки, предки по маме, наверняка были пластунами, по крайней мере, ползать у меня получалось лучше, чем лазать по скале. Неожиданно рука угодила в мерзкую на ощупь субстанцию. Похолодев, я замер, словно наступил на знаменитую Sprinqmine, но быстро сообразил, что непосредственно у палатки ЭТОГО быть не должно. Так и есть — щадящий вариант «мины» в виде испорченной, но все-таки каши. Зажрались ребята. Освобождаясь от липкой начинки фугаса, я неосторожно махнул рукой. Мой верный, но нервный товарищ, подумав, что я приглашаю его, оставил Людмилу на стрёме и со зверским лицом кинулся короткими перебежками в мою сторону. Рухнув рядом, он мгновенно ухватился за тент, по купечески оценивая качество мануфактуры и прикидывая выгоду от сделки. Оценив, удовлетворенно показал большой палец. Чувствуя себя серийным самоубийцей, глазами, бровями, губами и немного ушами я беззвучно показал, что в палатке люди. Умное лицо Виталия приняло выражение тоскливой сосредоточенности, какое случается у испражняющейся овчарки.

Солнце, не дожидаясь завершения операции, выбросило первый луч где-то за Диваном. Нужно что-то делать. Я решительно выпрямился и открыто подошел к входу палатки. Откинув полог, увидел в предбаннике три пары кроссовок. Две пары нормального, сорокового размера. А одна пара лаптей весьма серьезная. Я и сейчас еще до таких не дорос. "Оля! Оля, спишь, что ли?«,- первое, что пришло в голову, вполголоса сказал я. В ответ мирное сопение. Ну, Господи, благослови! Я с ножом, а Богданов с портновскими ножницами пошли резать оттяжки с двух сторон, предусмотрительно оставив центровую заднюю, чтобы матерчатый домик преждевременно не рухнул. Выдернув колышки на последних оттяжках, держащих дюралевые стойки на входе в виде буквы «П», похожие на хоккейные ворота, мы крепко взяли их в руки и, высоко подняв тент на стойках над головой, как первомайский транспарант, начали перетаскивать через жилую палатку, думая, что она, имея собственные стойки, останется стоять на месте. Но, зафиксированные через специальные отверстия в тенте палаточные стойки, подпружиненные телескопическими расчалками, освободившись, с оглушительным металлическим звоном разлетелись в разные стороны.

Оцепенев от неожиданности, я на секунды присел. Напарник мой, решительно скомкав тент, рванул к дыре в заборе, как приземлившийся десантник с верным куполом под мышкой в атаку. Людка уже ждала, широко раздвинув... Э! Алё! Вы про что? Ну как не стыдно. Людмила Вячеславовна широко раздвинула штакетины, чтобы мы не снесли забор. Виталя кинулся к спасительному проему. Недорезанные оттяжки с алюминиевыми колышками на концах подпрыгивали по траве и, ударяясь друг о дружку, бренчали весело и задорно. Опомнившись, я метнулся за ним, норовя придавить ногой гадючьи хвосты веревок, чтобы прекратить малиновый звон, сопровождающий нашу птицу-тройку. В смысле — троицу. Криминальную троицу. Не сразу, но мне удалось притопнуть ногой шустрые концы веревок, причем мозг отметил любопытную особенность: бечевки бесшумно и легко отрывались с солидным куском ткани, размером с «жигулёвский» брызговик. Звон прекратился. Чего добру пропадать — я вернулся назад, чтобы заодно собрать и алюминиевые стойки (в хозяйстве все пригодится). К сожалению, собирать их в высокой траве было уже поздно. В рухнувшей палатке проснувшиеся хозяева в панике пытались выбраться наружу, напоминая лежащий на торговом лотке колхозной ярмарки громадный мешок с поросятами на продажу.

Погони за нами, естественно, не было, но возвращаться на Китайку через карьер было неразумно. Не выспавшиеся собаки могли и не оценить юмора, поэтому мы единодушно решили отступать через Такмак. Когда преодолевали безлесный восточный склон, поросший колючим кустарником до колен, то буквально физически ощутили изумленную радость, охватившую армию местных клещей, уже потерявших в жизни всякую надежду. До нас здесь от веку никто никогда не появлялся. Мы не разделяли восторга членистоногих аборигенов и снимали с себя кровососов горстями, лишая их заслуженного права веселой дегустации. Во время очередной остановки для отбоя от наседавших клещей, в ранних лучах появившегося солнца, я обратил внимание на разный по насыщенности цвет скомканного, захваченного тента. Внутренняя сторона была ярко оранжевой, в то время как наружная — бледная и посеревшая. Вспомнив, как подозрительно легко отрывались оттяжки от полога, я, сложив ткань вдвое, пальцами попробовал её на прочность. С трудом и опасностью добытый тент рвался не труднее газеты «ПРАВДА». Правда, правда, причем на полосы, как настоящая газета, если ее рвать в нужном направлении. "Ну, ни пи-пи-пи...!!!",- универсально призвал Виталий Анатольевич в свидетели взошедшее на Востоке Солнце, (подразумевая Ближний Восток), горько выплеснув из наболевшей груди справедливую претензию шустрому племени, скроившему уворованный нами тент и Туринскую плащаницу из одного куска материи.

Прошел месяц. Богданов и Людмила уехали в альплагерь Артуч. Имея высокий (второй) разряд по альпинизму, сладкая парочка была полна решимости ошеломить коллег из обеих столиц (тоже второразрядников) спортивным мастерством и незаурядностью физической подготовки. Сразу уйдя в оппозицию, (еще не доехав до лагеря) Виталя также не упустил возможности публично продемонстрировать свой интеллект и прокомментировать умственный потенциал инструктора отделения (правильно — второразрядника) Рабинова.

Представляете, благородный порыв моего друга внести в застойную плесень учебного процесса свежую струю здорового похренизма с элементами уголовной этики натолкнулся на косность мышления и непонимание текущего момента у руководства лагеря и инструкторского коллектива. На внеочередной сессии, пардон, на общем отрядном разборе командир отряда Паункснис Роман Александрович, проявив формализм и нечуткость, пошел на поводу у забузившего отделения во главе с командиром Рабиновым, не желавших видеть в своих стройных рядах Богданова. Правда Людмиле было сделано недвусмысленное предложение — отказаться от связей с врагом, изменником и т.д. Но Люда решила до конца разделить позорную судьбу дорогого расстриги. Только самый ленивый не пнул будущего Чемпиона страны на этом собрании. А он и хотел-то всего лишь заниматься в спортивном альпинистском лагере чем-то типа альпинизма, а не здоровым отдыхом в горах. Неумелая попытка сибиряка защитить свое Достоинство и Честь невесты натолкнулась на умело организованную обструкцию товарищей по отделению. Процесс был закрытый, но инструктор, сокративший девичью фамилию до приличного звучания (и написания), белым стихом и разборчивым почерком в жанре фантастических ужасов сочинил повесть ПОДВИГ ПРЕСТУПНИКА, приспособив для этого Книжку альпиниста Виталия. Обладая несомненным литературным даром и усидчивостью, он постарался, чтобы ни сантиметра не осталось в документе не замаранным. Отъезд из лагеря получился менее триумфальным, чем приезд. Да и уехать сразу не удалось, не нашлось оказии. Скучающий взор Богданова на второй день вынужденного бездействия остановился на отбившейся от стада одинокой польской палатке темно-синего цвета. Здоровое решение естественно и непринужденно пришло в обиженную голову. Аккуратно и бесшумно снять бесхозное имущество было делом привычной техники.

Тем памятным летом я, в очередной раз забросив учебу, поехал в Дугобу, где отходив смену по путевке, остался кухонным работником до конца сезона. Мне повезло невероятно с инструкторами (Вадим Гузеев, Леонид Громов, Камиль Ярмухаметов), а также с товарищами по восхождениям. Самым счастливым было знакомство с Геной Шаферовым, с которым мы остались работать на кухне. Удивительнейшей душевной красоты и скромности человек. Будучи студентом Рижского Краснознаменного института инженеров Гражданской авиации, он, в том году пролетев с путевкой в лагерь, поехал на известный ему Кавказ, но не смог там нигде приткнуться. На его девственный вопрос: "Есть ли еще горы в нашей стране?«,- кто-то продвинутый вспомнил, что есть еще Памир, а там альплагерь Дугоба.

Отходив и отработав до конца смены, я приехал в Красноярск со вторым разрядом с превышением, купленными у Мадмар-аки триконями и пятью комплектами железа для ВЦСПСовских триконей. Причем договорившись о количестве десяти комплектов, мы с кладовщиком считали количество зубьев почему-то на одном ботинке, умножая после на 10. У меня мозгов не достало сосчитать количество ботинок в комплекте на человека, а Мадмар-ака с восточной вежливостью и тактом не решился указать мне на мои заблуждения.

Прилетев в Красноярск первого октября, узнал о досадном случае с Богдановым. Подтянулся и Коля Наумов, который проходил практику в леспромхозовском гараже в должности завгара.

Не блистал своим загаром
На Столбах Наум давно...

Желающие могут сами продолжить четверостишие, я его уже подзабыл, хотя помню, что рифма к слову «загар» — завгар. Сложив такой стих, мы искренне считали, что нужно бросить учебу, если она мешает альпинизму. Зимой я пошил несколько рюкзаков из трофейной ткани, с чего собственно и начал свой рассказ.

На следующий год в Артуч выехала внушительная компания красноярцев. Инструктора Тронин Боб, Грачева Алиса, Луговская Нина Ильинична и дядя Вова Путинцев. После сборов должны были подъехать Ченцов с Захаровым. Ну и неслабая толпа участников, включая Лебедя, Нахала, Дюкова. Приехали и мы с Богдановым. Оригинал его Альпинистской книжки был безответственно утерян, но мы колхозом сообразили, что данные о его восхождениях можно переписать из квалификационной книжки в дубликат и заверить толкушкой спортклуба «Технолог».

И вот картина маслом. На узкой зеленой тропинке фанского теплого лагеря встречаются нос к носу Богданов Виталий Анатольевич и Паункснис Роман Александрович. Представьте реакцию Каифы встретившего в 34 году от Р.Х на пыльной улице Ершалаима здорового и невредимого Иешуа. По накатанной прошлогодней схеме был оперативно собран тренерский совет. Борясь с начинающимся склерозом, Роман Александрович без бумажки, по памяти, донес до собрания основные моменты прошлогоднего процесса. Возмущенный ропот прошелся по рядам членов. Некоторые выступили с осуждением и призывом навести, наконец, порядок. Правда, взявший слово дядя Вова не дал разогнаться альпинистским тренерам: "Я этого парня лично знаю, что вы тут мне рассказываете",- и все закончилось. Даже как-то скучно. Вот такая история.

Ко дню рождения Богданова Виталия. 55 лет. 29.10.15.