Он был ещё совсем малыш, когда его вынули из родного гнезда в дупле старой осины и принесли нам в картонной коробке из-под башмаков, перевязанной крест-накрест верёвочкой.

Вот это был подарок!

Я ведь давно мечтала о ручном дятле, который прилетал бы ко мне на зов из леса.

Ведь пёстрый дятел — душа леса. Весёлая, звонкая, никогда не унывающая душа. Нечто вроде лесного джинна. А приручить джинна, чтоб он влетал к тебе в форточку, — разве это не заманчиво?

Кургузенький, большеголовый Кик ужасно напоминал мне, особенно когда сидел, поджав лапки и вобрав голову в плечи, ярко раскрашенную деревянную матрёшку.

Раскрашен он был куда уж ярче: на голове блестящая, словно атласная, красная шапочка; и штанишки тоже яркие — розовые, как будто Кик нечаянно сел в блюдечко с малиновым вареньем. А костюмчик пёстрый — бело-чёрный.

У него был чудо-язык — тонкий, длинный и трепещущий. Языком этим дятел без труда выуживает добычу из самых глубоких и узких щелей. Отлично служил Кику для этой цели и крепкий прямой клюв-долото.

Глазки у Кика были маленькие и всегда словно хитро прищуренные.

Через несколько дней он уже вполне освоился в новой обстановке и признал меня «мамой». Завидев меня, тотчас сползал вниз по сетке и тихонько просил есть: «Ке-ке-ке-ке!»

Взбирался на плечо и запросто лазил по мне, как по дереву, цепляясь коготочками за платье. . . Когда же я пыталась поймать его, чтобы посадить обратно в клетку, прятался у меня на спине, с удивительным проворством ускользая из рук. Спрячется и выглядывает из-за плеча. Только хочешь схватить — а его уже нет!

Однажды утром, когда Кик сидел, прицепившись к сетке, дикая дятлиха подлетела к вольере с жирной личинкой в клюве. Должно быть, пожалела Кика и решила его угостить. Но Кик, вместо того чтобы обрадоваться, страшно перепугался и с криком бежал под мою защиту.

Когда Кик подрос, стали выявляться не совсем приятные в общежитии свойства его дятлиной натуры.

Как все дятлы. Кик был по натуре работяга и не мог минуты просидеть без дела. Целые дни он «работал». Не только штукатурка в комнате — все деревянные части вольеры, рама и наличники выходившего в вольеру окна страдали от неугомонной деятельности Кика. В конце концов мне пришлось поставить в вольеру большой обрубок дерева, чтобы Кику было над чем работать, а то, пожалуй, он раздолбил бы на кусочки весь дом...

От его клюва-долота доставалось порой и мне. Если, зайдя к нему, я не потороплюсь угостить его, он вприпрыжку, цепляясь за платье, взбирался на моё плечо, с плеча на голову и принимался выбивать по темени такую крепкую дробь, что я поневоле скорее хваталась за карман. И горе мне, если там не оказывалось орехов — его любимого лакомства!

Рос Кик быстро и, как только выучился летать, категорически «заявил» мне, что просторная клетка-вольера его совершенно, не устраивает. Ведь он, Кик, — вольная птица и не намерен об этом забывать! В один прекрасный день он выбрался из вольеры сквозь дыру в сетке и улетел.

Случилось это, когда меня не было дома, а Джемс Георгиевич не сумел «уговорить» его вернуться. Кик заночевал на берёзе в саду, ночью попал под проливной дождь и только утром — несчастный, промокший до костей — прилетел домой. Я обнаружила его на земле у вольеры. Он тщетно пытался пролезть сквозь сетку и, увидев меня, радостно закричал: «Ке-ке-ке!»

Но первая неудача его ничуть не обескуражила. Обсохнув и наевшись досыта кедровых орехов, он снова стал искать лазейку, чтобы выбраться на свободу.

Скоро мне надоело заделывать дыры в вольере и ловить беглеца, который только и смотрел, как бы снова удрать, — я предоставила ему жить, как он хочет.

Кик поселился в лесу около станции. Где он ночевал, не знаю — наверное, в каком-нибудь старом дупле. Но каждое утро на рассвете я просыпалась теперь оттого, что он прилетал и стучал в моё окно. Я раскрывала окно, и Кик залетал в комнату.

На подоконнике для него всегда бывал с вечера приготовлен сытный завтрак — кедровые орехи и муравьиные яйца, которые он ловко слизывал своим чудо-языком.

Моя мечта сбылась. Теперь я могла по желанию вызывать «джинна» из лесной чащи и даже кормить его с ладони.

...Выхожу в сад — к берёзе. Зову. И вот где-то далеко, в живом волнующемся море зелёных вершин возникает маленькая быстрая молнийка... Всё ближе; ближе... Мелькает чёрное, белое, красное. . . Отчётливый шум торопливых крыльев — и вот он, Кик! Прицепился на ствол ближайшей сосны и посматривает на меня хитро прищуренными глазками. Убедившись, что это действительно я и что на ладони у меня горстка кедровых орехов, он с ласковым «ке-ке» слетает вниз, прицепляется к моему фартуку и вприпрыжку взбирается на плечо.

...Иду по лесу — в кронах осин весёлый переполох: «работает» неугомонная синичья стайка. Вдруг, откуда ни возьмись, Кик — прилетел и прицепился, как пёстрая брошка, на грудь.

Приходилось всегда иметь в кармане запас орехов — на случай.

Как-то на рассвете Кик, как всегда, прилетел на моё окно и, позавтракав горсточкой орехов, исчез.

— Послушай, — остановил меня, встретив в обед на дворе, плотник, строивший у нас в посёлке новую баню, — у тебя был ручной дятел?

— Как — был? — насторожилась я. -У меня есть ручной дятел!

— Испугал меня сегодня, леший... Я работаю, а он как вцепится мне в волосы! Так перетрусил — думал, рысь на меня прыгнула, — хватил его шапкой и...

Увидев выражение моего лица, он опустил глаза и сказал смущённо:

— Так ведь шапкой, шапка-то мягкая... поди, ничего твоему дятлу не сталось...

Кик всегда был очень осторожен. Что заставило его сесть на голову к совсем незнакомому человеку? Может быть, его преследовал ястреб и маленький Кик бросился к плотнику, надеясь найти у него защиту? Так иногда поступают и совсем дикие птицы в минуту смертельной опасности. Убил ли Кика перепуганный плотник, или, потеряв навсегда доверие к друзьям-людям, улетел Кик в другой далёкий лес, хозяином в котором живёт и поныне, кто знает...

Но только никогда больше Кик — красная шапочка не прилетал на рассвете к моему окну.

Публикуется по книге.
Е.Крутовская. Лоська.
Издательство «Детская литература», 1965

Материал предоставил Б.Н.Абрамов