Крутовская Елена Александровна

Ручные дикари. Залисье

Маленькая, разделенная на две секции вольерка. Слева ходит колесом, мерно ударяя черными лапочками в сетку, рыжая лисичка с лукавым и живым взглядом. Справа, на крыше деревянного домика, стоит, неподвижно застыв, лис — красавец-брюнет в темной полумаске. Взгляд у него мрачный, пушистый хвост — с темным подпалом. Это — Катюша (Кати-Сарк) и Гарик-Тувинец.

Вы прошли мимо вольеры Дикси и Воробья, мимо высокого теремка соболя Дар-Ветра, и опять — лисы. На этот раз их три в одной общей вольере. Снова умные хитрые мордочки, живые глаза, пушистые хвосты, лапки в черных перчатках.

Одна лиса при виде туристов подбегает к сетке, распластывается, бьет хвостом и истерически верещит. Другая, заскочив на крышу домика, отрывисто взлаивает. Третья спряталась за домиком — видны только черный носик да два темных диковатых глаза. Здесь — Лесанка, Лиза-Серебрянка и Любушка-Тихоня.

А через несколько вольер — снова лисы, трое в вольере. Это «наши» лисята, рождения 1967 года. Родились и выросли в Уголке. Самый крупный из трех — Тимур, копия папы Гарика-Тувинца. Та же темная полумаска, тот же диковатый взгляд черных глаз. Младший братишка. Жулик, — «ни в мать, ни в отца», очень светлый, почти пепельный. Сестренка Фрэзи-Грант похожа на него, только чуть помельче и потемнее.

Все лисы — пушистые, нарядные, ухоженные. За лисами у нас следит Галинка, моя помощница, а малыши — ее любимцы. Она их вынянчила, когда мама Лесанка «забастовала».

Для нас это не просто восемь лис, это...

Вот, например, Гарик-Тувинец.

Далеко отсюда, в горах Тувы, шел по лесу молодой геолог. Вдруг услышал: где-то плачет, жалуется на судьбу маленькое существо. Оглянулся: под корнями дерева лисья нора. Звук доносился оттуда — жалобный, приглушенный.

Не поленился раскопать нору и вытащил двух крошечных, полумертвых от голода лисят. Кто знает, что случилось с матерью-лисой, возможно, попалась в капкан. Беспомощные сироты были обречены на голодную смерть.

Геологу стало жаль малышей. Принес их с собой в лагерь, накормил сгущенным молоком...

До осени лисята жили в лагере, под походной палаткой. Все лето свободно разгуливали по лагерю. Лисичка Лиза рано стала проявлять самостоятельность, частенько надолго отлучалась из дома, а Гарик был домосед, не любил уходить далеко.

Осенью, когда партия кончила работу, геолог привез лисят в Красноярск. Кто-то рассказал ему про наш Уголок, вот он и подумал, что Гарику и Лизе будет здесь хорошо.

Путешествие от Тувы до Красноярска Лиза и Гарик совершили на самолете, в маленьком фанерном ящичке. Ящик был с двумя отделениями, в каждом — дверка с надписью «Лиза» и «Гарик». В крышке и боковых стенках проделаны круглые отверстия, чтобы лисята не задохлись. Так все было хорошо придумано и сделано, что мы сразу поняли: геолог очень любил своих маленьких питомцев и был всерьез озабочен их судьбой.

В ноябре, по первому снегу, Лиза сбежала. Выскочив случайно из клетки, Лиза ушла сразу — как будто была дикой лиской, которую ничто не связывало с людьми. Такой уж у нее был характер: она еще в раннем детстве отличалась независимостью и самостоятельностью.

А Гарик остался. И весной стал мужем Лесанки и отцом трех наших лисят: Тимура, Жулика и Фрэзи.

Когда Лесанку передали в Уголок, она была совсем измученная, тихонькая-тихонькая и почти ничего не весила. Я даже сказала, что у нее, по-моему, отрицательный вес, на что кто-то из моих сотрудников предложил назвать ее «Антилиса».

Подойдешь к ней — припадет к полу, нерешительно виляя хвостом. Начнешь гладить — замрет, словно неживая. За любую лапку тереби, подними на руки — не пошевелится, висит покорно, закрыв глаза, прижав ушки. Но вот какой-нибудь звук раздастся вблизи и — ушки поднялись, на узкой мордочке вспыхнули живые любопытные глаза: ожила лисичка!

Лесанка сама пришла к людям. Наверное, попробовала, прожить самостоятельно и не сумела. Исхудавшая, изголодавшаяся, забежала во двор в Суворовском поселке.

Теперь она «Главлиса». Все молодые лиски уважают ее как старшую.

Любушку-Тихоню и Кати-Сарк подарил нам московский передвижной зоопарк. Была тогда у нас одна-единственная лиса — Лесанка, — и мы с радостью согласились принять подарок, маленького ручного лисенка, которого зоопарк не знал, куда девать. За подарком поехал в Красноярск Гоша, мой помощник, а когда вернулся, из рюкзака за его плечами высовывались две рыжие мордочки — к его приезду в зоопарке лишних лисят оказалось уже двое, и обоих «сосватали» нам.

Любушка — худенькая, высокая на лапках, остроносенькая, как девочка-заморыш, и — дикарочка. Видно, жила у людей, которые не очень-то с ней нянчились. А Кати-Сарк — низенькая, пушистая, с роскошным белым воротником и лукавыми зелеными глазами. За эти зеленые озорные глаза, точь-в-точь как у моей племянницы Катюшки, она и получила первоначально свое имя.

Кати-Сарк прежние хозяева, должно быть, любили и баловали. Она всех считала своими друзьями, пока какой-то турист из тех, кто убежден, что «зверь должен быть зверем», ее чем-то крепко не обидел. Теперь она от чужих прячется: наверное, решила, что все туристы такие — попробуй разубеди ее в этом!

Лизу-Серебрянку принес в Уголок Витя Черепанов. Специально для нас мальчишка выловил ее, больше недели подкармливал у себя во дворе, потом поймал за хвост! Витя был очень горд, что сделал нам такой богатый подарок — живую лису!

Лис у нас уже было семь, без Лизы, и мы хотели Лизу сразу выпустить, да пожалели. Такая ласковая, доверчивая лиска и ест все, что ни дашь, а от мяса отказывается — убежденная вегетарианка!

Кого же из восьми лис можно выпустить на свободу?

Катюшку нельзя: у нее после перенесенного в детстве рахита одна лапка кривая, долго бегать не сможет, не проживет на воле. Кроме того, озорная и ласковая Катюшка — наша общая любимица. Нет, Катюшку надо обязательно оставить в Уголке.

«Главлиса» Лесанка много раз выскакивала из клетки и все же прибегала обратно. Кроме того, она ведь мать «наших» лисят. Столько с ней было пережито этой весной! Решаем:

Лесанку надо оставить.

Но ведь и Лиза-Серебрянка такая ласковая, совсем ручная лиска. Совсем не рвется на свободу! Выпустить ее — наверняка опять придет на какой-нибудь двор.

Выпустить лисят? Насчет Жулика решительно возражает Галя — это ее право, она его вырастила, вынянчила. К Тимке неравнодушна я, а Фрэзи можно было бы выпустить, да ведь подросточек еще, выросла в клетке, пропадет.

Остаются Гарик-Тувинец и Любаша.

Жаль обоих, но Любаша — дикарка, а Гарик -такой сильный, здоровый лис, что, наверно, быст ро приспособится к вольной жизни. Если уж кого выпускать, так, конечно, этих двух.

Первым выпустили Гарика. Он долго не решался выйти в открытую дверь, потом вышел — и тут же зашел обратно. Так раза три. Наконец выскочил — как вспышка рыжего пламени на ослепительно белом снегу — и стал бегать по саду, так спокойно, по-хозяйски деловито, словно был не родившийся на свободе лис, а маленькая рыжая собачка, которую выпустили погулять, а потом позовут назад и дадут вкусную косточку.

Нашел кусок мяса, припрятанный, должно быть, Кагикарром или Каракатей, нашими воронами, долго носил в зубах, подыскивая удобное местечко, и, наконец, закопал под большой сосной — «на черный день».

Ворон пришлось запереть — они привыкли к собакам и совсем не боялись рыжего лиса: садились перед самым его носом.

Через полчаса Гарик стал озабоченно бегать вокруг вольеры, стараясь найти двери. Наконец нашел и забежал к себе.

Тогда мы решили предоставить самим лисам право свободного выбора; пусть в Уголке останутся те, кто этого захочет.

Дикарочка Любаша оставалась в открытой вольере почти целый день, раза два выбегала и тотчас пряталась обратно. Вольера была привычным убежищем, проверенным и надежным. На другой день я увидела Любашу в углу сада за старой пихтой. Она спряталась от меня так же, как привыкла прятаться за домиком в вольере. Потом она исчезла с территории Уголка, и больше никто из нас ее не видел.

Лиза-Серебрянка два дня бегала за мной, как собачка, выпрашивая кусочки. Лесанка убежала за ограду, под вечер вернулась и с визгом и «поклонами» кинулась Галинке «в ноги». Мы заперли ее, а утром выпустили снова. Она опять исчезла, а в обед прибежал маленький сынишка лесника — наш верный болельщик Витя: Лесанку поймали во дворе кордона, лезла в будку к дворовому псу Джеку! Тут мы ее заперли уже прочно, решив, что выбор ею сделан.

Выпустили лисят. Видели бы вы, как они играли! Так они были красивы, что я прямо чуть не заплакала от досады — киноаппарат у Джемса Георгиевича оказался незаряженным!’

Через несколько часов мы развели их по домам и дали поужинать, а наутро выпустили снова.

Тимка, бегая по саду, забежал на веранду, прыгнул на стол и упал оттуда вместе с самоваром (хорошо, что самовар был без воды!). Потом оказался на хозяйственном дворе в компании Дагни и Кая, наших собак. Оттуда исчез. Под вечер подошел было к калитке — его спугнули столбисты. В сумерках Галя нашла его у ручья. Позвала — Тимка послушно подбежал и дался в руки.

Несколько раз надолго уходил Жулик. В первый раз съел у Коли, старшего сынишки лесника, лыжные крепления (не бросай лыжи где попало!), во второй — ременную перетягу у Джемса Георгиевича. После этого последнего «подвига» мы его заперли.

Сутки не было Фрэзи. Мы решили, что она ушла совсем, но ночью, идя через сад, я заметила легкую тень, метнувшуюся за угол дома. Позвала, и маленькая Фрэзи прибежала ко мне, сама вбежала в свою вольеру за кусочком мяса.

Долго не мог решить — остаться или уйти — Гарик-Тувинец. Когда четверка оставленных — Катюшка, Фрэзи, Лесанка и Жулик — уже сидели в вольерах, Гарик еще дней пять то уходил, то возвращался. Поселился за вольеркой лисят, там и спал в снежном сугробе. Никому не доверял, уходил в Большой Загон, а ко мне прибегал на зов и, пока я не уйду в дом, ходил за мной, выпрашивая лакомства.

На беду, я уехала в город, и на следующий день Гарик исчез совсем.

Неожиданно для нас ушли Лиза-Серебрянка и мой любимец Тимка.

Столбисты видели двух рыжих лис высоко в щели на скале Первый Столб. В окрестностях метеостанции и по лалетинской тропе полно лисьих следов.

Только бы остались наши лиски в заповеднике, не сбежали куда-нибудь далеко, под выстрел охотников. Они ведь привыкли видеть в людях своих друзей и не знают, что их пушистые рыжие шубки — охотничья добыча.

А может быть, они все-таки надумают вернуться к нам?

Признаюсь вам: мне очень хочется, чтобы они вернулись...

Публикуется по книге.
Е.Крутовская. Имени доктора Айболита.
Западно-Сибирское книжное издательство. Новосибирск, 1974

Материал предоставил Б.Н.Абрамов

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Крутовская Елена Александровна
Абрамов Борис Николаевич
Абрамов Борис Николаевич
Е.А.Крутовская. Ручные дикари.

Другие записи

Ручные дикари. Пан Казимир
Пан Казимир был заяц. Но не хорошо знакомый мне наш таёжный заяц-беляк, а русак, первый русак, с которым мне довелось иметь дело. Он был очень похож на мелкопоместного польского шляхтича из романа Генрика Сенкевича, и я назвала его Паном Казимиром... Вид у...
Столбы. Поэма. Часть 17. Ермак
Кто имя дал? Никто не скажет. Понятно. Кто же был при том? А кто же сходство нам укажет Гранита с храбрым Ермаком? И я пытал воображенье Найти его хоть где-нибудь, Но не нашел, и вот сомненье Мне указало правды путь. В созвучьи дело, безусловно, И это несомненно так, Что против Такмака условно...
Столбы. Поэма. Часть 27. Седловой
Там, где нога людская не ступала, Таких земель на свете нет, Везде прошел, быть может мало, Тот человека тяжкий след. Таких других следов в природе Буквально нет ни у кого, Лишь у медведя нечто вроде Напоминает след его. Недаром — Дядя Пим зовется По очертаньям он следа, Но след медвежий...
Край причудливых скал. 8. Скалолазание в послевоенные годы
В воскресенье, 22 июня 1941 года, за слободой «III Интернационала» проводился молодежный кросс, а на «Столбах» было массовое гулянье. Вечером в субботу группа скалолазов ушла на «Развалы» и вернулась через «Седловой» только в понедельник. Война круто изменила весь распорядок жизни. Большинство «столбистов» было мобилизовано в Советскую Армию. Часть их попала в горно-истребительные батальоны, успешно...
Feedback