Десятого августа 1897 года упала со Второго столба, с одной из его северовосточных площадок красноярская гимназистка Мария Сарачева. За падением последовала скорая смерть. Мария стала первой жертвой на Столбах, и с тех пор этот ход называется Сарачевкой. Вторая жертва: 26.06.1926, падение с Сарачевской площадки и смерть Даши Маринкиной. (А. Яворский: «Столбы — Государственный заповедник, 1925 г.). Вот две девичьи смерти, а сколько всего душ отлетело на Столбах — один Бог ведает.

В пятнадцать лет я подружился на Столбах с парнем чуть постарше меня, Сашей и его девушкой Викой. То лето мы провели в окрестностях Такмака, неделями не спускались в город, питались чем ни попадя. Однажды я ушел домой на пару дней — помыться, продуктов подсобирать. Вечером следующего дня ко мне пришла рыдающая Вика: Саша упал почти с самой вершины Такмака. Он страховал какую-то московскую бабенку, та его и столкнула невзначай, от испуга.

Мир праху твоему, вечный друг мой Саша, со дня твоей гибели я стал задумываться о хрупкости грани между жизнью и смертью, стал взвешивать ту и другую на как бы вдруг отяжелевших ладонях.

И приучать себя к мысли о неизбежности кончины, — очень, скажу я вам, небесполезное занятие.

Что делать! — существует официальная статистика: среди всех видов спорта альпинизм — самый опасный. Столбизм, разумеется, отличается от альпинизма относительно небольшой высотой маршрутов, но скажите, какая разница: разбиться на уровне моря или на высоте в пять-семь тысяч метров?

Теплых был великим столбистом, и не найдется человека, который бы оспорил именно этот эпитет. Вот странно: Володя ведь пытался заниматься и спортивным скалолазанием, соревноваться на время и со страховкой, но у него не получалось ничегошеньки. Зато более хладнокровного мастера в свободном лазании Столбы до него не знали. Когда ему надоело открывать все новые и новые «хитрушки», он начал открывать новые ходы на вершины, а поскольку все они, в пределах разумного риска даже для лучших лазунов, были уже открыты, Володе ничего не оставалось, как переходить эти пределы. Или — устанавливать пределы более высокие, под себя. Вначале левее Колокола он прошел Пятна. Чуть позже — левее Пятен — еще более рискованную катушку, которая вскоре получила название Мясо: первый же шагнувший на нее с юношеской отвагой парнишка из компании «Абрек» разбился. Следы его падения — содранный черный лишайник — останутся навечно.

Однако Мясо теперь проходят другие столбисты. На XXI век Володя оставил Петлю Теплых на западной стене Второго столба. От Слоника хорошо видна почти вертикальная плита, выходящая на вершину — вот, по ней. Там не требуется какого-то сногсшибательного мастерства скалолаза. Требуется к обычному умению хорошо лазить еще и расчет, и хладнокровие на грани самоотречения. В арсенале Теплых были обычные калоши и канифоль, теперь у многих есть скальные туфли и специальная магнезия, но смельчаков на Петле пока не видно.

Погиб Володя в 1989 году, при обстоятельствах, для него ординарных. В правой расщелине Перьев был только один ход — Зверевский. Вечный изобретатель Теплых прошел его, не заходя далеко в расщелину; это был уже принципиально иной ход, и его назвали Широким Зверевским. Лазили там после и другие, для лазуна с определенным ростом — вполне нормально. В самой верхней части Володя делал эффектный трюк для публики: распирался между «перьями» скалы совершенно горизонтально, упираясь ногами в одну стену, а вытянутыми руками в другую. После убирал одну руку, вытягивал ее вдоль тела и, улыбаясь, поворачивался к восхищенным зрителям под их аплодисменты.

Вот из этой позиции он однажды и упал. День был будний, внизу сидел его друг, фотограф-профессионал, который сумел снять Володю в момент срыва и еще раз — в метре от земли. Рядом с ним были и малолетние Володины дети, на глазах у которых падал папа. Фотограф, Александр Купцов, сам классный лазун, поднялся к точке срыва и после рассказал, что всему виной могла стать каменная крошка, дресва, уже отлепившаяся от скалы, но еще не упавшая вниз. Володя Теплых стоял на ней. Скалы выиграли у него только один раз. И навсегда.

Володе посвящен фильм Александра Михайлова «Поклонение Столбам». В благость этой ленты вкраплен эпизод черно-белый, снятый, кажется, чехами: Теплых поднимается по «Широкому Зверевскому» на Перья, делает камере ручкой, и — тут же, в цвете, рыдающая, воздевающая руки вдова — над гробом.

Схоронили Володю честь по чести. Много народу было, иные друг с другом по десятку лет не виделись. Грустно пошутили: теперь только на похоронах будем встречаться. Но остались и некоторые проблемы: «Петля Теплых» на Втором столбе — ход для скалолазов будущего тысячелетия.

На мелодию песни Вертинского «Прощальный ужин» столбисты пели свою песню с таким припевом:

А смерть гуляет по Столбам
Голодная и злая,
В бездонных прячется щелях,
Кого-то поджидая.

А два года спустя столбисты хоронили Людмилу Звереву, которая тоже заслуживает эпитета великой столбистки, — да ведь и все, пожалуй, среди ныне живущих их уже и не осталось — великих, измельчал народ. В молодости Зверева была не только столбисткой, но и гимнасткой, прыгала с парашютом с крыла самолета — девчонка сорвиголова. Тот ход на Перьях и назван Зверевским оттого, что она первой из женщин прошла его еще в 1947 году. Постепенно вся ее старая во всех смыслах компания растаяла, перестала собираться на Столбах, а Людмила не просто ходила, но и лазила всегда, и не по самым простым ходам. Нас, мелюзги, сторонилась и, наверное, немного стеснялась. Мы же на нее глядели с восхищением, но ведь и тоже в приятели не лезли, понимали дистанцию. А потому — всегда одна. Так одна полезла на Второй столб Леушинским ходом и разбилась, упав с него. В возрасте 74 лет.

Есть в этом и мистический момент. Теплых разбился на П ерьях, где ход имени Зверевой. Зверева разбилась на Втором столбе, где ход имени Теплых.

Пусть бы этими смертями Столбы и ограничились. Но люди бьются там каждый год от начала века. Алик Цедрик ушел из «Искровки» в пятницу вечером, и никто его не хватился: мало ли где он мог найти для себя компанию. Под вечер в воскресенье мы собрались было домой, да задержались на Хитром пне, лежали и лениво переругивались с милиционером и активистами из КОО (комсомольский оперативный отряд; ох, сколько эти ребятки крови столбистам попортили, хотя порой и биты бывали). И тут сверху бежит один из наших парней: Цедрика нашли. Почти двое суток тот пролежал на жаре под Митрой, куда полез ночью один и разбился. Ходили какие-то грибники, старик со старушкой, да на труп и набрели — ладно, хоть так. Распухшее лицо прикрыли травой, но жутко было смотреть и на все остальное: изломан весь, руки и ноги бесформенны, а по одежде ползали жирные белые черви. Одна из наших девочек — брык в обморок, пришлось приводить ее в чувство нашатырем. Еще жутче стало, когда санитары открыли заднюю дверь огромной черной машины: там уже лежал труп и отдельно — его нога. Какой-то студент, новичок на Столбах, со Второго упал. Тут наша слабонервная девочка снова — брык в обморок, едва и откачали.

Вот ведь закавыка: Алик ходил на Столбы ради общения, и на скалах мы видели его редко. Что за бзик погнал его ночью на Митру — одного? Там ведь с невысокой восточной стороны переходишь на западную и сразу оказываешься над пропастью. Сомневаюсь, чтобы он раньше хотя бы раз бывал на Митре, но, к несчастью своему, он знал, где начинается ход.

Самое жуткое падение? Не задумываюсь, говорю: московский турист со Второго столба, на западную сторону. Там немногим менее ста метров, вертикаль. Для сравнения: пятиэтажка — чуть меньше 15 метров.

Валяемся мы как-то мальчишником под Вторым столбом, угадывая, через час нам девочки суп сварят или через полтора, и вдруг кто-то изумленно орет: «Во! Кто-то рюкзак уронил!». Сверху и впрямь падало нечто, но видно было, как этот «рюкзак» растопырил руки. И вот он падает: падает... падает... Ну, не забыть мне этого противного «хрясь!» метрах в двадцати.

Теперь пора заметить: не родилась еще такая сволочь, которая оставила бы кого-то на Столбах без помощи, — если даже эта помощь уже и не нужна, в чем мы и убедились, подбежав. Какая там помощь! Я и описать не смогу, как выглядело его тело с черепом в форме блина. Однако мы — столбисты; что ж, на ком были штормовки, сняли, носилки сделали. Что удивительно — мы ведь совсем еще молоденькие были — никого не стошнило и никто не отказался сваливать всю эту массу на носилки. Да, но ведь нас ждет суп в Нарыме! Поскольку этому парню торопиться было уже некуда, в Нарым его и понесли, а уж пообедав — вниз, до турбазы.

А вот и последний случай. Август 1996 года кончается, со стайкой детишек мы возвращаемся с Перьев, где только закончился мемориал Теплых. Путь наш, ясно, лежит мимо Первого с Коммунаром, а под Коммунаром лежит разбившийся, весь переломанный пятнадцатилетний мальчик из Дивногорска. Ночью шел дождь, днем скала подсохла, но мох на ней цвел и сочился; сочилась же и вода из щелей. Что понесло парнишку на правые коммунарские откидки? Да из всех мастеров, что выступали в этот день на Перьях, едва бы нашлись двое-трое, согласившихся в тот день лезть сырыми откидками, и то — разве что на солидное пари. Следом шел его приятель, возрастом постарше, так он каким-то образом сумел спуститься вниз, но к упавшему подойти не решился, убежал вниз, к дороге. Там же рыдала и сестра погибшего, когда мы принесли его и ждали милицию со «скорой». Тут не безумство храбрых, а храбрость безумия.