Драгунов Петр Петрович

Легенда о Плохишах. Будни

Темные ночи шли одна за одной не переставая, но чудных подробностей более не несли. Через пару вполне обычных недель в скальной подготовке Плохишей выработался правильный распорядок.

По выходным обитали в избе и гулеванили по Столбам. Вторник, четверг, субботу друзья проводили на Китайке, мотая скальный метраж с верхней страховкой, по полной программе. За рабочий день удавалось пролазить более километра. Плохиш, серьезнейшим образом готовясь к соревнованиям, завел блокнот, куда оный метраж тщательно заносил.

К доблестной тройке частенько присоединялся гражданин Лысый, и тогда дела шли веселей. Оставаться ночевать под скалой Лысый по возможности избегал, отправляясь поужинать к одной подходящей вдовушке, жившей на Базаихе. В свободное от занятий время шастал отрок по дальним тропам с шахтерской лопатой, призванной то ли для тренировки, то ли для благоустройства окружающей среды.

Окаянной страстью данного индивидуума было не проходящее стремление сожрать все, что имелось у прочих и заорать дурным голосом в чужое ухо любимую песню про постового «У магазина пиво — воды...».

В пятницу ходили на речной вокзал в баню и парились до умопомрачения. Деньжата у иностранцев прогоркли в пиве, но Квасец искомые иногда находил. А стервец Лысый добывал оные за ентим делом, у все той же гражданки. И тогда покупалось винце, сальце и витамин це. Заводилась расслабуха.

Банька на речном обычная и даже с общим потоотделением по пятнадцать копеек с носу. Но явно с изюминкой. Рядом с ней Енисей. Да не ресторан, средств туда сходить, все одно не хватит. Сам Енисей-Батюшка рядом протекает. А к нему труба проложена, вот в бассейн водичку и качают.

Парилка сделана самый смак, но подбираться к ней надобно последовательно и по правилам. Заходишь, видишь голые мужицкие задницы, и засим раздеваешься. Через моечное отделение, где из душа струйками брызжет, направляешься прямиком к бассейну. Что над студеной водой парок в летнее время, так это самый кайф.

Спускаешься аккуратно в воду, а она градуса четыре — пять (Енисей-Батюшка). Там дергаться ни на еть. Сиди спокойненько и прохладу ощущай. Пока пузырьками тело не покроется, в парилку ни ногой. А как синевой пойдешь, тады можно.

Мужики на полке от жара носы прячут, а тебе хоть бы хны. Можешь и на лавочку прилечь, все одно свободно. Чуть глаза прикроешь, а тут и морозь по телу. Холодок отходит. Теперь за веничек берись. И по спине, и по груди. Да так, чтобы остальным тошно было. Еще и ковшом на камни по самые уши, чтобы у других заворачивались. И по спине, и по груди веничком, веничком.

А во второй раз в бассейне самый кайф. Сидишь тихохонько, а крыша сама отъезжает. Волна за волной по телу то холодом, то жаром идет. А как зубами застучишь, тогда в парилку. Тут уж никакой жар не берет, только кожа чешется. И по спине, и по груди, и по мордам. Аж дух захватывает.

После трех таких моционов белый свет в копеечку. Что заботы были, так то до утра. Одна беда, жрать волком хочется. И пива бы флягу, и пельменей ведерный таз. А кожа — как родился заново. Если в березовый веник заранее пару крапивен вплести, то от кайфа недолго лопнуть и других забрызгать. И по спине! И по мордам!

Вышли из бани, а на улице хмарь погодная. У нас ведь как, солнышко зашло — лето кончилось. Тронулись к дому Квасца, чего-нибудь на зуб перехватить, а Плохишу на главпочтамт забежать. Надеялся он скромно на перевод из своей Удмуртии, который день ожидал. Ну и пошагали.

По улице Мира машин невпроворот. А пешеходов, как на выставке народного хозяйства, и разного полу, и калибров. После тайги непривычно. Бабуськи с авоськами пчелками вокруг магазинов вьются. Мужчины посерьезнее к вино-водочным отделам тяготеют. Девки подведенными глазами в отроков стреляют. Недолго среди них и затеряться. Петручио на ходу успел с парочкой познакомиться. Так нет, прут друганы, как скоты до водопою, ничем не остановить.

Ожидание Плохиша у дверей в почтовое учреждение затягивалось. Квасец порывался к родному дому, Петручио точал языки с очередной прелестной незнакомкой, а окружающая послеобеденная толчея взростала как на дрожжах.

В круге обычных, городских товарищей, вид наших героев иначе, как экзотическим не назовешь. Привычные к спине рюкзачки вызывали снисходительные улыбки, мордальная загорелость искреннюю зависть, а штопаные трико недоумение и плохо скрываемую брезгливость. Некоторые граждане оборачивались, иные останавливались и в упор разглядывали болотные чуда.

Скорая поступь Плохиша не вызывал никаких сомнений. Его тупая ухмылка была до того радостной, что хотелось верить в выигрышный профсоюзный билет.

— Сколько, сколько? — пропел Петручио.

— Двадцать рэ! — крякнул счастливчик.

— Всего-то?

— На пиво хватит!

— Домой не пойдем, — тут же отреагировал Квасец. — Мамка меня убьет. В прошлый раз уже чуть не убила.

— А куда?

— Мне Лебедь ключ дал, от саромудовской общаги в Политехе. Вот туда и двинем.

— А кто такой Сарамуд?

— Преподаватель какой-то. Я его всего раз на столбах видел, и то издали. Он сейчас в горы уехал, так что нахлебники не грозят.

— Да ну, неудобно, — протянул совестливый Петручио. — И кто нас туда пустит.

— Пробьемся, — порешил за всех Плохиш, и троица двинулась к остановке третьего автобусного маршрута.

Несмотря на рабочий день очередь за пивом поражала воображение величиной. От греха ящики с вожделенным продуктом вынесли за пределы торговой точки. Правильно уложенные квадраты тары напоминали крепость. Продавщица за столом имела вид обороняющегося неприятеля. Стремление прочих к немедленной атаке не вызывало никакого сомнения.

Мужики оглядывали друг друга с кропотливой подозрительностью. Стояли, расставив тощие локти, как орлы перед взлетом. Каждый боялся, что пиво кончится прямо перед его носом.

— Два ящика! — хряпнул суммою об стол Плохиш. Очередь загундела недовольством. Петручио принялся тереть глаза, на предмет отличения сна от яви. А Квасец гордо выпятил грудь в предвкушении настоящей пьянки.

— Молоды еще, столько пить! — зачревовещал дальний в хвосте мужичишка. Но Плохиш тут же кинулся в разборки и обделенный умом неприятель спрятался в общей спасительной куче.

Перед входом в общагу сняли куртки и прикрыли ими ящики для маскировки. Петручио менжевался с пустыми руками и семенил куцым добавком. Более опытные потребители неслись вперед свиным клином, видом напоминая бригаду ремонтников- ассенизаторов, в непосредственном исполнении.

— Куда, блин!? — заорал на замыкающего кильватер Петручио опытный вахтеришка, но Плохиш продекларировал волшебное междометие «с нами бл...». Двери сезама открылись сами собою, без глупых сожалений и прочей суеты.

Комната у Сарамуда оказалось невзрачно обычной, с минимумом холостяцкого быта и прибранностью внебрачного ложа. Махонький холодильник «Морозко» затрясся перед незваными посетителями мелкой слезливой дрожью, и Плохиш бухнул бедного полным ящиком по голове.

— Нормально! — констатировал предводитель и скинул маскхалат ассенизатора на облезлый стул.

Квасец аккуратненько притулил ношу на пол, снял вибраммы и вихрем пронесся по тумбочкам, шифоньерке и прочим кладовым.

— Хлеб есть! Консервы есть! Сухари есть! Оп-па! — прямо пред счастливым взглядом изыскателя за растворенной потайной дверкой обнаружился мини-бар с начатой бутылкой водки и обширной коллекцией импортных сигарет.

— Ты смотри. А Сарамуд-то коллекционер. Вон сколько пачек насобирал. Тут и Нью-Порт американский с ментолом, и Кэмэл, и Ронхил.

— Дай одну?

— Да ты что, заметит.

— Да не заметит. Мы из каждой пачки по одной. Подумаешь, убытку.

Плохиш раскупорил первую, опорожнил до половины привычным глотком и затянулся импортным дивом. Квасец не отставал. Петручио прихлебывал пиво мелкими глоточками.

— Самое главное в спорте знаешь что? — спросил мигом разомлевший великий удмурт у более юного Петручио.

— Тренировки, — ответил подающий надежды спортсмен и отхлебнул очередной глоточек.

— Фиг там. Самое главное это уметь расслабляться. Наш вид спорта, мне Пират лично втолковывал, имеет три вида нагрузки. Первая, конечно, физическая. Мы на скальных тренировках с раннего утра и до позднего вечера впахиваем. Чтобы до скалы дойти — полчаса быстрого шага. Потом километр вертикали, с пиковыми усилиями мышц на сложных выходах.

Вторая — координация и весь вестибулярный аппарат. На скале такие движения совершаешь, что ни одному гимнасту не снилось. Они от козла к козлу бегают и на кольцах висят. А у нас за разнообразие движений отвечает сама скала. А у каждой скалы и шаг свой, и манера движения.

О количестве выходов и говорить глупо. Их столько, сколько сам придумать можешь. Так что у нормального скалолаза мозги работают, как у кандидата математических наук. Он и просчитывает, и вычисляет, что дальше делать, и нагрузку по точкам опоры распределяет каждую секунду.

А третья, самая важная, Пират говорил, эмоциональная нагрузка. Со страховкой или без страховки, почти одинаково. Где-то глубоко, внутри каждого, трус сидит и не верит, что его страховка сработает или веревка не оборвется. Каждый раз, когда ты чувствуешь, что предел, счетчик внутри стучит и вырабатывает нужный в крови глюкоген.

— Какой глюкоген? — встрял опорожнивший вторую бутылку, но все еще бдительный Петручио.

— Кислота адрянолиновая. В кровь поступает. И по жилам, и по жилам! — съязвил Квасец.

— Умный, блин, — продолжил великий спортсмен. — Вот когда это дело накопится, дрянь нужно из организма выводить и стресс снимать по самые уши. От водки, блин, физические кондиции нарушаются. А вино сухое и пиво стресс снимают, и по утру полный ажур. Никаких последствий.

— Смотря сколько выпить, — слабо сопротивлялся Петручио. Но разглагольства Плохиша перешли на важность доталкивающего момента, неизвестные наукам группы мелких мышц и прочие архиважные приложения усилий в подготовке к соревнованиям. Первый ящик значительно опустел.

Через пару часов, разглядывая растущую гору опорожненных бутылок и пустынную коллекцию импортных сигарет, Петручио задумался о грозящих неприятностях.

Как видно привлеченные громкими и значительными разговорами, в облезлую дверь комнаты стучали пару раз неизвестные проверяющие. Плохиш замирал на минутку, не выпуская горлышка изо рта, но сигнала к действию не подавал.

Время от времени, дабы разрядить мусорную ситуацию, Петручио открывал окно и метал вниз с третьего этажа пару-тройку пустых бутылок. Иные не долетали до кустов и бились с грохотом об асфальт. Жильцы снизу разражались паническим, но привычным к неприятностям криком.

Еще через пол часа в руках отрока, с неведомой книжной полки, оказалась известная детворе книга «Хижина дядя Тома». Правдивая повесть о нелегкой негритянской судьбе и несправедливых владельцах фазенд вызвала мерзкую икоту и стремление допивать пиво одним глотком. Бутылки разрывались гранатами, увеличивая накал воя с нижних этажей.

Решивший проблему единым взмахом, Плохиш выкинул из окна опорожненный ящик с тарой, вызвав вовсе исключительно мерзкие причитания и богохульства. Водку допили, пора было идти к девкам. Квасец утверждал, что оные имеются на верхних этажах, и уже причмокивал полным предвкушения рыльцем.

Наконец, троица выбралась из Саромудова логова и оглядывая бычьими взглядами нелепых сожителей коридора направилась на четвертый этаж. Лестница вверх поддавалась большими трудами. Плохиш заново загундел чегой-то о важности доталкивающего момента и тренировке координации.

Хором уткнулись в чью-то вполне приличную дверь. Плохиш зыркнул на Квасца. Тот кивал осоловело, но настойчиво.

— Дево-очки! — дурным голосом проорал предводитель и бухнул тяжелым кулаком в хлипкую общажную дверцу. С тылу пьяно икал и повизгивал улыбчивый и чудно любезный Петручио.

— Дево-очки!!!

Там за дверью занялся приглушенный шмон. Кто-то тихо сопел в замочную скважину. Затем, изучив обстановку, задвигали шкафами, подпирая заграждение изнутри.

— А вот я вам, бл...! — Плохиш произнес волшебное для сезамов слово, разогнался от противоположной стенки выбил дверь с петель с маху.

За медленно рассеивающейся пеленой пыли, заняв неплохую позицию у угла опрокинутого шкафа, стоял немолодой, но привычный к битвам с абитурой преподаватель. Вооружен он был килограммовым молотком и решительностью, что хуже будет еще. Решительный оскал рта предвещал долгую и кровавую битву.

— О бл..., — опять произнес волшебное слово приветствия Плохиш. — Не туда попали. Квасец разыгрывал неподдельное удивление. Петручио улыбался.

— Мы думали, девочки... — загундосил Квасец и виновато развел руками.

— Нет таких! — браво отвизжал жилец, размахивая молотком, как пращей выдумщик- неандерталец.

— А мы случайно, — вкрадчивым голосом повел предводитель. — Девочки, думали... Вы где, не знаете? А то молоток нам дайте, мы вам починим.

— Знаю я, что вы почините! — крепостной житель, привыкший к нахрапу, своего не упускал и готовился развить ситуацию быстрой атакой. Из-за его тела показалась еще одна мужская голова. В дальнем сумраке замаячило нечто, напоминающее настоящую палицу. Плохиш принял афронт.

— Ну, мы пошли?

Молчание оказалось знаком согласия к непротивлению, и троица не спеша удалилась в опрометчиво покинутое логово. Пиво еще оставалось, «Хижина дядя тома» не дочитана, а Квасец сразу завалился спать, действуя на других хилым примером. Деньги опять кончились.

Author →
Owner →
Offered →
Collection →
Драгунов Петр Петрович
Драгунов Петр Петрович
Драгунов Петр Петрович
Петр Драгунов. Легенда о Плохишах

Другие записи

Байки от столбистов - III. Где это я?
Душной июльской ночью «Веселые ребята» расположились на ночлег в Нарыме: вынесли из избы одеяла, бросили их на траву и стали до сна под ленивый треп глядеть на звезды. Был среди нас какой-то случайный паренек, под Первым столбом к компании лишь намедни прибившийся, он вдруг стал читать наизусть стихи совсем нам...
Почему он пошел в верхолазы
[caption id="attachment_27719" align="alignnone" width="295"] Субботин Юрий Васильевич[/caption] Почему он пошел в верхолазы Красноярский мой новый дружок? Не сорвался, не дрогнул ни разу, Как бы ветер таежный не жег. Оттого ли, что выгрузив книжки, Снарядившись в поход до зубов, По субботам уходит мальчишки В пестрый мир Красноярских Столбов. А Столбы величавы и хмуры, То обломки, то глыбины...
На побывку
Назад в Красноярск (учился в Петербурге в Высшем художественном училище при Императорской Академии (1892-1895)) Каратанов едет уже по железной дороге и, хотя не доезжает до самого города, т.к. первый пробный поезд с запада придет на станцию Красноярск лишь шестого декабря этого года, все же едет не на лошадях и пароходе, а на сравнительно быстрой чугунке,...
Feedback