2.02.94 г.

После субботы и воскресенья решил остаться на понедельник (благо, что безработный.). После двух дней, проведенных на воздухе, спал очень крепко, вскакивая от холода каждые два часа и подтапливая печь (благо дров наготовили). Но я не виноват, потому что проказник ветер забирался в каждую щель избы и почему-то находил только меня, но под утро я его обманул и залез под все одеяла и шинели. «Ух!» — вздохнул я выдохнул, но больше вздохнуть уже не смог. Задыхаясь, я стал искать выход, но там меня снова встретил легкий ветерок. «Проклятье!» — заорал я и вскочил топить печь. Когда, от наполнившейся дымом избы, у меня приятно закружилась голова, я решил слегка перекусить, но у меня разбежались глаза и я не знал с какого приятного продукта мне начать есть: анчоусы, антрекоты, рябчики жареные, крабы отварные, кабачки печеные, перченые и прочие, прочее, прочее... И тут я вспомнил свою квартиру, вечно голодную собаку, очень добрую, милую и красивую свою жену Люду, которая только и знает, что говорит очень приятным голосом: «Пропылесось полы, сходи в магазин, начисти картошки, вынеси из ведра, сходи выведи собаку, дай мне денег!..» У меня стали капать слезы, я ее так люблю, и продолжая плакать, я вспоминал своего родного сыночка Димочку, какой ласковый, отзывчивый мальчик, чего ни попросишь — ничего не сделает, и вот не переставая плакать, я решил остаться здесь еще на неделю (благо безработный). Сюда ходят такие хорошие, добрые люди, ну очень хорошие, ну очень добрые, и я думаю, что они совсем не обидятся на меня, если я поживу здесь эту маленькую, совсем, недельку; они наносили сюда много своих продуктов, и они все лежат и портятся: банки прогнивают, вздуваются, из них вытекает сгущенное молоко и его едят мыши, а мухи так и снуют над мясными консервами, в крупах и макаронных изделиях заводятся очень вкусные на вкус червяки.

Итак, сегодня среда, я живу здесь пятый день, я очень окреп, у меня перестали шататься зубы и выпадать волосы, прекратилась ломота в суставах рук и ног, я много гуляю, перестал бороться со сквозняками, так как заткнул очень много дыр и дырочек, уменьшил размеры избы, этим сократил расход дров и обеспечил себе прекрасное пребывание в этом сказочном краю. У меня все есть (спасибо, люди), правда, нет сахара, но и здесь я нашел выход, заставили обстоятельства. Когда я колол дрова, то из каждой чурки набирал по 10-15 прекрасных, толстых белых личинок жука короеда и складывал их в миску, но тут налетели эти толстые, бесхвостые, нахальные, очень большие птицы и стали у меня их отбирать. Меня осенило, отбившись от них топором, я убежал в избу и запер дверь, личинка смотрелась просто бесподобно, я не выдержал, зажмурил глаза и взял их в рот, очень нежно надавил зубами и почувствовал райское блаженство, Это было бесподобно, я не могу передать вам этого вкуса, вам надо попробовать самим. Если вы не понимаете меня, то вспомните дятла: он своей маленькой головкой пробивает такие дыры чтобы только достать это лакомство.

Ну, так вот, в охлажденном виде я употреблял их как мороженое: во рту так и тают. В толченом виде (надо несколько штук) я намазывал их на хлеб и пил с чаем, но очень они хороши и питательны в слегка обжаренном виде, хрустящая корочка и желеобразное вещество внутри (при употреблении их около чашки) позволяют сохранять жизнедеятельность и бодрое состояние в течение целого дня. А чтобы вы в этом убедились, то по приходе сюда вы найдете все свои продукты а том состоянии, в котором они лежат здесь уже десятилетия.

Сегодня среда, пожалуй, останусь я здесь до понедельника, за мной придет моя любимая жена и уведет меня домой, потому что там ей без меня скучно.

3.02.94 г.

Сегодня идет шестой, день пребывания меня в этом райском месте. Что можно отметить: благодаря чистому воздуху и вкусной белковой, пище здоровье мое близко к норме, уже стал обрастать очень красивыми, на вид (особенно в лунном свете), серебристыми волосами, левую ногу которую все время таскал за собой, уже ношу в руках, появляется сила, все общественные дрова, которые напилили в прошлое воскресенье, я перепилил, но не колол, а пронумеровал и сложил в стопки, дабы общественное мнение не сложилось обо мне, как о пожигателе дров, душа моя спокойна и я наслаждаюсь отдыхом. Подрубил порог, чтобы закрывалась дверь, отлил свечки, наточил обе пилы, но длинную убрал, чтобы зря ей не шоркали, хватит и одной; каждый день подметаю полы и делаю это очень тщательно, благо, что кто-то забыл здесь свою щетку американского производства. Я очень люблю чистоту, перебил у себя всех паразитов, а которые не поддавались, бросил в печь вместе с трусами. Поднял два бидона воды и сделал прекрасную баню, постелил на пол чье-то красное одеяло, сидел на нем и поливал себя почти крутым кипятком, правда, одеяло потом разлезлось и его пришлось выбросить.

Да, явно труд из человека сделал обезьяну (ой, простите, наоборот). Шляясь в вечерних сумерках по тайге, я увидел два голубых глаза, смотрящих на меня в упор, я сильно испугался, схватился руками и ногами за ветку и тут же очутился на дереве. Там я просидел до утра, и, наверное, там бы и замерз, если бы не обезьянья шерсть (спасибо Дарвину, что он так долго превращал обезьяну в человека и оставил ему немного теплой шерсти). Утром я увидел, что глаз больше нет и решил спуститься на землю, но моя густая шерсть так плотно обвилась вокруг ствола, а со страху из меня выделялась очень приятная пахучая жидкость, что эта проклятая шерсть еще и примерзла. Если бы у меня был нож, я бы стал брить ее и слез бы с дерева голым, но этого инструмента, у меня не было и мне ничего не оставалось, как начать раскачиваться. И вот, с каждым разом увеличивая амплитуду, я вывернул это проклятое дерево с корнем. Падение было ужасным, но мне повезло: при ударе об землю дерево раскололось пополам, а я отделался легким испугом. Но, оказалось, что с примерзшим ко мне пятнадцатиметровым обломком дерева очень тяжело передвигаться по девственной тайге, но все же я сумел добраться до лебедки, а там все было делом техники. На «Грифах» я срезал с себя этот обломок топором, он оказался сухой елкой и благодаря ей в избе у меня очень тепло, а общественные дрова (причем сырые) ждут не дождутся свою общественность. Думаю, что скоро мне будет совсем хорошо.

4.02.94 г.

Сегодня 4 февраля, пятница, должна привалить толпа, хочу отметить, что за время моего пребывания на «Грифах» происшествий никаких не было, если не считать мелочей. Нy, подумаешь, замерзла вся картошка, начинала гореть изба, но сгорел всего один угол, дырочка небольшая, около метра и я завесил ее тряпкой, а такие мелочи, как сломанные колуны и поломанные пилы, я просто не заметил, а то, что упал вниз и раскололся бидон, так это даже интереснее стало, можно таскать воду ведрами на коромысле.

Каждый вечер и все ночи я ходил с колоколом вокруг «Грифов» и никого туда не пускал, хотя просились многие. А так как я себе понравился, хочу просить общество выделить мне небольшую ренту, приблизительно, около миллиона в месяц, и я бы мог работать здесь сторожем каждый день, и всех впущать и никого не выпущать.

Низко всем кланяюсь и прошу обдумать это мое скромное предложение.

С уважением

Рант (Резвов А.Н.)

P.S. Бердана у меня есть!

Стихи

29.01.94 г.
д.Толе посвящаю

Вот все ушли, последний вниз спустился
И на меня упала тишина...
А я со смеху так и покатился:
Мне дикой, показалася она.

Я хохотал так час, а может дольше,
Шумел, кричал и в колокол стучал,
Но вдруг — услышал Глас: «Не смей так больше!»
Я вздрогнул весь, и сразу замолчал.

Я дикими глазами, как безумный,
Глядел вокруг и видел тишину,
И понял я, что мир безмерно шумный,
А я попал в волшебную страну.

Вот горизонт окрасился румянцем,
Тайга, стремясь поймать последний луч,
Стремилась вся — туда, а «Крепость» вся
в багрянце
Стеною вырастала из-за туч.

Снег белый — белый был,
Но стал весь розоватый,
Потом, вдруг, превратился в голубой,
А я его перевернул лопатой,
И понял — надо же, ведь он живой!

Я сделал шаг, и он мне отозвался,
А на второй — ответил скрип, скрип, скрип.
Нa третий шаг скрип резко оборвался,
И я услышал хрип.

И я стоял, стоял и слушал
Безмолвную всю эту тишину
И мне хотелось, чтоб Молтянский Толька
Попал со мной в волшебную страну.

***

Вот меркнет свет,
И тени все длинней,
Никак себе не могут выбрать ложе,
А рожи — так и лезут из теней,
Скребя меня мурашками по коже.

30.01.94 г.