Деньгин Владимр Аркадьевич

Книга - 1 Часть - 1 "Центральные Столбы"

Трижды на Митре…

              Первый раз я был на Митре с Колей Молтянским в начале июня. Залезли мы по ходу «Уголок» при ярком солнце, в одних рубашках. Сидим наверху, греемся, любуемся окрестностями. Вдруг подошла туча, и повалил снег. Стало холодно. Решаем переждать снег, а он не прекращается. Тогда мы решили спускаться, пока не задубели напрочь. Связались кушаком метров 8-10 длиной, и договорились, кому в какую сторону прыгать в случае срыва. Метрах в трёх ниже полки, куда надо спуститься, росла кедрушка, на которой мы могли бы повиснуть с двух сторон на кушаке.

              Первым спустился я на Колиной страховке. Мёрзлые руки держали плохо, но всё-таки держали. Встал я на полочке в ладонь шириной и приготовился ловить Кольку. Не дойдя до меня полметра, он сорвался и въехал мне ногами на плечи. Мы удержались на полке, а дальше было проще – прошли по полочке вправо и ушли с отвеса в безопасное место – на площадку. Оттуда до земли дошли уже пешком. Только спустились – снег кончился, вышло солнце, и через 5 минут мы отогрелись.

              Следующим летом полез я на Митру один. Считал уже себя, как сейчас говорят, крутым скалолазом и лазил куда попало, не задумываясь о последствиях. Вдобавок, лазал тогда в кирзовых сапогах: то ли галош не было, то ли считал, что в них лучше. И полез я с полки средним ходом – Фестивальной щелью. Щель проходила от полки до верху и была немного широковата для расклинки кистями рук. Завис я посреди щели, заклинив в неё руки и носки ног; чувствую, что начинают и ноги, и руки из щели выскальзывать. А наверху сидел Юра Михайлов с веревкой. Видит, что я созреваю, и спрашивает:

  • Веревку надо?

Я говорю:

  • Нет, не надо.

В ту пору считалось среди нас позором пользоваться веревкой. А он опять:

  • Веревку надо?

Я ему:

  • Нет, не надо.

Сам же думаю: «А что раньше выскочит? Рука или нога?» Тут он кидает мне веревку, уже не спрашивая. У меня не помню, что вылетело – и я руками ухватился за неё. Вылез, злой на себя.

              Запомнился ещё один выход на Митру. Зимой полезли мы на неё с Евгением Ивановичем Коваленко. Взяли с собой девчонку-альпинистку Юльку. Мороз был градусов 25 с ветром. Пройдя по полке к Уголку, я забил в щель ледовый крюк-«морковку», принял Евгения Ивановича и выпустил его наверх по Уголку. Он вышел наверх, а страховать не может – замёрз. Пока он наверху грелся, я тоже грелся: хлопал руками по стене, бил ногами в триконях в стенку, то правой, то левой. Всё это на полочке в ладонь шириной над 50-метровым отвесом. Кое-как Е.И. отогрелся, постраховал Юльку; я пропустил её наверх. Дошла очередь и до меня. Крюк я выбил махом, наверх тоже выскочил быстро, потому что промёрз основательно. Заложили мы двойную верёвку за берёзу наверху и быстро-быстро спустились по ходу Сумасшедший. Верёвку выдернули и метров 200 бежали по пояс в снегу, чтобы согреться, - пока от нас не повалил пар, как от лошадей.

              Были и другие выходы на Митру, но эти три запомнились больше.

Пусть всегда будет солнце!

 

У столбистов есть обычай - встречать восход солнца на вершине Первого или Второго Столба.

За свое, почти сорокалетнее, пребывание на Столбах приходилось встречать восход во все времена года, и ни один не был похож на другой. Расскажу о самом красивом из них.

Сидели мы летом на Первом Столбе и ждали появление солнца. И вот небо на востоке зарозовело, потом окрасилось в разные оттенки розового с лимонным цветов. А потом на полнеба проступили полосы всех цветов радуги, четко отграниченные друг от друга. Это разделение продолжалось минуты 2-3, потом цвета радуги постепенно полиняли, сменившись ярко-желтым цветом, и из-за хребта стало подниматься огромное ярко-красное солнце. С окрестных вершин раздались восторженные вопли. Через несколько минут солнце поднялось над горизонтом, уменьшилось в размерах и приобрело обычный ярко-желтый цвет.

 

Алкоголь и скалолазанье

Сколько помню, на Столбах к спиртному относились серьёзно. Уничтожали его вечерами на стоянках, в избах, а некоторые – даже на скалах. Один скалолаз перед стартом делал пару глотков настойки элеутерококка (на спирту), что должно было ему помочь пройти скальную трассу. Он и мне предлагал попробовать, но я воздержался. А однажды лазили мы по трассам Китайской стенки под секундомер. Пролез я трассу средней (по тем временам) сложности длиной 40 м, и в этот момент подошёл товарищ с бутылкой красного сухого вина. Я не успел отдышаться после трассы, а мне уже подсунули посудину грамм на 150-200. Машинально выпив, я тут же пристегнулся к страховке и пошёл по той же трассе. Ощущение было, как будто у меня выросли крылья, и я бегу по скале, а они у меня за спиной машут и создают дополнительную подъёмную силу. Трассу я прошёл на одном дыхании и с чувством полёта. Спустился, узнал результат и очень удивился: время было почти вдвое больше предыдущего – трезвого. А я-то думал, что будет наоборот.

              Мы были молоды и осваивали Центральные столбы. С Колей Молтянским сходили мы на II Столб Леушинским ходом. Он там бывал, а я шёл первый раз. Спустились довольные и тут же пошли на Коммунар. Коля и там уже побывал, а для меня – опять новый ход. Я на страховке Николая, прошедшего первым, прохожу «Горизонталку», выхожу на «Балкон». Вижу с «Вертикалки» спускаются двое. Один, по прозвищу Юрка Драный, буквально не стоит на ногах. Он немного покачался на краю «Балкона», его потянуло вперёд, и он упёрся руками в самый край скалы. Ещё 2-3 сантиметра – он ушёл бы на 50 м вниз. Не успели мы осознать этот факт, как Юра заявил, что забыл наверху складной нож, и полез за ним по «Вертикалке». Немного погодя я лез наверх на Колиной страховке и удивлялся, как по такому сложному ходу можно лезть в таком невменяемом состоянии… Но это было ещё не всё. Когда мы с Николаем спустились с «Коммунара» и пошли вниз «Колоколом», перед нами спускался всё тот же дуэт. И вот посередине наклонного распора Юрка срывается, летит вниз и сбивает себе колено о камень, торчащий внизу, буквально до кости. Спускаемся к нему, чтобы помочь, а он уже встал, отряхнулся и с песней движется дальше… Ночью, лежа на нарах в «Гостинице деда Николая», я вижу во сне, что иду по Леушинскому. Коля, лежавший рядом, проснулся от моих толчков руками и ногами, догадался обо всём, разбудил остальных и стал мне тихонько подсказывать:

- Тяни руку в карман!

- Клинь руку в щель!

-Ставь ногу на полку!

Я четко исполнял во сне его команды, и наконец последовала заключительная:

- Прыгай!

Дернулся я на нарах и проснулся от хохота друзей.

Обитатели Живого уголка

 

Он был резов, но очень мил -

Курил табак, спиртное пил…

Хотя уж нет его в Нарыме,

Но помнят здесь его поныне.

Жил когда-то в Живом уголке козел Яшка. Столбисты научили его курить и пить вино. Особенно полюбил рогатый «шахтерскую похлебку» - размоченный в водке хлеб. И стал Яшка алкоголиком.

Козел подходил к компании, расположившейся на поляне выпить – закусить, и требовательно мемекал. Знающие его сразу вливали ему порцию, потом вставляли ему в ноздрю зажженную папиросу, и Яшка блаженствовал, захмелев и пуская дым. Если же попадались незнакомые и не обращали внимания, Яшка свирепел и начинал гонять всех подряд по поляне, стараясь поддать рогом под зад. Это было зрелище! Окрестный народ обычно располагался на безопасном расстоянии и вволю наслаждался бесплатным спектаклем. Затем кто-нибудь просвещал пострадавших насчет буйного поведения козла. После чего ему с извинениями подносили положенное. Яшка балдел, потом шел спать. А те, кто с ним познакомился, долго еще изумлялись и потирали травмированные места.

 

Был у Елены Александровны Крутовской пес колли по имени Кай. Была у него дурная привычка – молча подойдет к вошедшему в дом человеку и тяпнет за ногу. Вот так-то однажды и я пострадал: ногу-то отдернул, но брезентовые брюки оказались порваны. Брюк было жалко, но из уважения к хозяйке я этого пса пальцем не тронул. Однако недолго Кай оставался безнаказанным. Стоял он как-то на крыльце, куда поднималась Лиля Д. Не успел он ее укусить, как она сама вцепилась зубами ему в нос. Он завизжал и кубарем скатился с крыльца, прямо мне навстречу. Был я в тех самых порванных брюках и в горных ботинках-триконях. Шарахнулся он в сторону, видно сообразил, что ему может еще и триконем влепят. Больше он к нам с Лилей не подходил.

Живет в Уголке парочка полярных волков. Размером они побольше обычных серых, а по характеру такие же злобные (все-таки волки, а не дворняжки). Как-то привел я на Столбы группу школьников, человек 30. Разбежались они по Уголку – смотреть зверей да птиц. Вдруг слышу шум. Бегу к клетке с полярными волками – и что вижу? Здоровый балбес, лет шестнадцати, стоит на одной ноге, а вторую, в одном носке, на весу держит. А его новенькую кроссовку «Адидас» жует в углу клетки волк. Сбегал я за хозяйкой Живого уголка. Пришла она, зашла в клетку и вытащила из пасти волка жалкие ошметки, никуда уже негодные. Оказывается, этот «ребенок» забавлялся: пинал ногой металлическую сетку, которой была обита клетка. У волка, видно, кончилось терпение, он ухватил зубами кроссовку – и привет. Хорошо, хоть не за ногу тяпнул. Одел я парню на ногу его шапочку, сверху натянул верхонку и обвязал веревочкой. Так он и шел шесть километров до автобуса по апрельской слякоти, под смех и шутки товарищей.

 

А с серым волком я дружил… Подойду поутру к клетке, просуну руку сквозь решетку и чешу волку пузо. Он развалится на боку и заурчит от удовольствия. У туристов глаза округлялись шире очков. А я похлопаю напоследок волка по животу и, зевая во весь рот, ухожу.

 

Ведет метеорологические наблюдения в Нарыме Аня, жена Коли-Зверобоя. У нее живет большой пес Каштан. Он спит в конуре на улице и сторожит дом, как ему положено. А по Столбам ходит Саша по кличке Цыган, который раньше имел обыкновение принимать сверх нормы. И вот идет пьяный Цыган прямо в конуру, влезает туда и засыпает. Каштану это сперва не нравилось, он уходил, оставляя жилплощадь Саше. Потом привык. И вот спят они обычно нос к носу: Цыган дышит на Каштана перегаром, а тот нюхает и, говоря по-современному, кайф ловит. Гости Ани, заглянув в конуру, видят свернувшихся клубочком друзей и толкуют: «Вот это парочка – Цыгаша и Кашташа».

За славной службы долгий срок

Носить достоин лавровый венок.

 

В Живом уголке долго трудился конек по имени Горбунок. С ним в паре работал Джеймс Георгиевич. Они были чем-то похожи друг на друга – оба беззаветные трудяги: Джеймс ни минуты не сидел без дела, и Горбунок вечно что-то возил на себе…

Как-то в июле ранним утром спустился я в Нарым, – встречал рассвет на Втором Столбе. По всей поляне стояли палатки, из них доносился дружный храп туристов. Тут же щипал траву Горбунок, свободный на этот момент от работы. Недолго думая, сел я на него верхом и стал курсировать между рядами палаток, распевая во всю глотку. Однако пение мое никого не разбудило. Тогда я соскочил с Горбунка, расшнуровал вход ближайшей палатки и стал заталкивать его туда. Но Горбунок в палатку заходить не хотел. Тогда я пошел на хитрость – взял кусок хлеба, посолил его. И тут Горбунок не устоял: влез в палатку и с аппетитом стал жевать над головами спящих. Я быстро застегнул вход. В палатке спали девчата. Они проснулись, увидели над собой жующую лошадиную морду и подняли страшный визг. Горбунок испугался, рванулся и потащил за собой палатку со всем содержимым. От шума проснулся весь лагерь. А я, полюбовавшись делом своих рук, пошел спать в Беркутянку.

 

С днем Дурака!

Жили мы в избушке завода телевизоров под названием Баня. Как раз на первое апреля, уже в потемках, пришли в избу заводские девчата. Поужинали. И один из хозяев избы, Юра М. предложил сходить на Первый Столб. Девчата с восторгом поддержали идею. Мы оделись-обулись, взяли веревки и пошли. Для начала по сугробам накрутили с километр хитрых петель. Когда ведомые девушки окончательно потеряли ориентацию, вывели их к большому камню возле ручья. Называется он Старый Базар, Гитара, Усач, так как с северной стороны на нем растет кедр, а корни его расходятся по камню как усы.

Первым полез Валентин, по прозвищу Дирижабль. Здоровенный парень, надежный. Он долго скребся на крутую катушку, несколько раз срывался в сугроб, наконец, вылез. Тут же наладили страховку, и девчата по одной, надежно застрахованные, стали взбираться на вершину Усача. Вылезли. Участниц восхождения поздравили с подъемом на вершину Первого Столба. Затем так же на страховке всех восходительниц спустили вниз.

По своим следам, по пояс в снегу, пробрались обратно в Баню. Подтопили печь, напились чаю, улеглись спать.

Утром, выйдя из избы, показали девчатам Первый Столб: вот где мы с вами ночью были! Девочки таращились на Столб высотой метров в шестьдесят и недоумевали: вроде бы ночью так высоко не забирались. Их успокоили: ночью высоту не видно, и лезть поэтому не страшно. Пусть девчонки почувствуют себя героинями.

 

Калибровка на Позвонке

              Если смотреть от Мохового ручья на южную стену Позвонка, видно катушку, переходящую в вертикальный двухгранный угол, который под вершиной переходит в трехгранный, образуемый нависающим карнизом. По этому двухгранному углу лезли мы как-то по весне с товарищем вверх под карниз; я впереди, он пониже. Лазанье было несложное, но высота – приличная. Дойдя до карниза, увидел я сквозную щель, в которую влез по пояс. Метра через два по длине щель выходила в квадратную «комнату» на вершине Позвонка. В этой «комнате» сидело десятка два школьников. Они там устроились перекусить и очень удивились, увидев в глубине щели мою физиономию. Моё положение в то время было незавидное: ноги висели над 60-метровым отвесом, туловище по пояс было в извилистой узкой щели. Назад хода не было, оставалось лезть вперед. Ещё в начале нашего выхода под карниз на катушке находились Боб и Лёня Петренко. Осознав моё положение, они кинулись в обход спасать меня, но застряли на стенке в Западном Цирке Позвонка. Товарищу, который находился подо мной, я предложил спуститься и потом отойти в сторону, чтобы я не сбил его, если вывалюсь нечаянно из щели. Он так и сделал. А мне школьники дали какую-то вожжу, которая у них заменяла веревку. Правда, помочь она мне не могла, так как ход был извилистый и узкий. Пришлось протискиваться в щели самому. Помаленьку, по несколько сантиметров, я преодолел все извилины и выбрался в «комнату». Был сильно помятый, в царапинах и синяках. В нагрудном кармане штормовки был у меня коробок спичек, так он стёрся в порошок. К этому времени подошли застрявшие Боб и Лёнька, и мы стали делиться впечатлениями о пройденном, а уж впечатлений хватило всем…

 

Стоматология на Столбах

              Днём мне выдернули сразу два зуба, а вечером я замотался шарфом и пошёл на Столбы. Пришёл в избу «Вигвам», обитатели которой издалека решили, что я иду в противогазе. Когда же я приблизился, они догадались сразу, что у меня болят зубы, и Витя Ведунок, глава альпинистов комбайнового завода, взялся меня лечить. Он налил полстакана водки, велел мне набрать ее в рот и держать, сколько смогу, что я и сделал. Когда я хотел выплюнуть содержимое, Витя рявкнул: «Добро переводишь!» - мне пришлось проглотить эти полстакана в несколько приёмов. В результате шарф я размотал и пошёл с другом детства Лёней Петренко на заготовку дров. Покончив с дровами, вышли мы вдвоём на тропу к «Ух-дереву» на людей посмотреть. Из субботнего потока знакомых выделился какой-то товарищ из Норильска. Разговорились. Он четыре года не был на Столбах, а когда-то ходил в избу «Медичка» и учил лазить Альвареса, одного из хозяев избы. По случаю возвращения на Столбы он предложил нам отметить это дело и вытащил бутылку Охотничьей водки. Отметили и проводили его до «Медички». Заходим и говорим Альваресу: «Тут пришёл товарищ, который тебя лазить учил». У Альвареса усы торчком: «Кто меня лазить учил?» (он уже был на взводе). Но всё разрешилось к обоюдному удовольствию, а мы пошли дальше с Лёнькой. Заглянули ещё в «Беркутянку» и в «Баню»; с кем-то беседовали, уже изрядно захмелевши, но никто нам даже по морде не дал. Потом пошли в «Вигвам» от перевала по просеке. Был мартовский прохладный (до -10°C) вечер, полная луна и узкая тропка в глубоком снегу. Нас качало в стороны от тропы, мы валились в снег по очереди, и когда один хотел вытащить другого, тот гордо говорил: «Не надо, я сам», после чего вылезал на тропу и, в свою очередь, бросался на помощь увязнувшему в сугробе другу. На подходе к «Вигваму» мы заорали песню, причем так громко, что из избы вывалилась толпа народа в полной боевой готовности, дабы укротить возмутителей спокойствия. А мы уже стояли, упершись лбами в стену избы, и молчали. На нас даже внимания не обратили. Войдя в избу вместе со всеми, мы скромно уселись за стол. Стали выяснять – кто так шумел. Мы тут же признались, и Витя Ведунок подвёл итог: « Хорошо, что это были вы, а то мы могли и побить».

 

Вот те рысь!

              Жили мы как-то в марте месяце на Столбах. У кого был отпуск, у кого каникулы, кто бичевал – компания была небольшая и дружная. Ночевали в «Бане-телевизорке», «Беркутянке» и в «Вигваме» по очереди. А в «Перушке» проводил отпуск умный человек с двумя высшими образованиями по фамилии Кунцевич, которого в начале мая зарубили лопатой в Нелидовке и зарыли в снегу под Манской стенкой. Но это совсем другая история. А в марте он пришёл к нам в «Баню» и предупредил, что между Первым и Вторым столбом ходит рысь.

              Вечером мы с Петром пошли в гости в «Перушку». Была полная луна, т.е. светло, как днём. Петька шёл впереди, я чуть сзади за ним, метрах в трёх. Проходили мы по тропе с южной стороны Первого столба. У тропы растёт большая сосна с толстым горизонтальным суком, на котором лежал большой ком снега. И этот ком сорвался и упал прямо Петру за шиворот. Петька резко присел, обернулся, и я увидел его побледневшую физиономию и расширенные до предела глаза: видимо, он вообразил, что на него прыгнула рысь.

              Когда я всё это осознал, мне стало очень смешно. От хохота я катался по сугробу, дрыгая ногами и взмахивая руками. Через несколько минут я с трудом остановился и вытер слёзы, выступившие от смеха. Петька был очень обижен и всю дорогу до «Перушки» бурчал что-то себе под нос, выражая недовольство моим неэтичным поведением. А я, вспоминая подробности нападения «рыси», время от времени фыркал, хотя изо всех сил старался сдержаться.

 

ДЕРЕВация

              В середине 60-х годов началось освоение западной стороны Китайской стенки. На праздник 1 мая выпало 4 выходных дня, и мы после работы ушли туда. Ближе к закату я для разминки ходил траверсом – вдоль центра стенки не выше метра от земли. В одном месте нога соскользнула, и я с маху сел на острый камень. Полежал минут 10 и подхожу, хромая, к костру. Народ посочувствовал и посоветовал мне разминать ногу, чтоб синяка не было. Решил я для разминки сходить на Центральные Столбы, где у лесника в избе стояли мои горные лыжи с ботинками. Со мной за компанию вызвалась идти девчонка Раиска, по прозвищу «Хакаска неумытая», которой надо было срочно похудеть. Двинулись мы по хребту через Откликные. К темноте вышли к III-му Столбу.

              Между III-м и I-м ручей разлился метров на 10 шириной, и глубиной выше колена. Перешли мы его вброд, потому как ноги были и так мокрые, дошли до лесника и забрали лыжи. Возвращались через Лалетино, так как фонарика не было, а на тропе по хребту был реальный шанс в потёмках переломать ноги. В общем, добрались до палаток часа в 2 ночи…

              Утром будит меня Олег С., просит лыжи – покататься. Дал ему лыжи и опять уснул. Просыпаюсь, выглядываю из палатки – он летит по сугробу, неуправляемый, и прямо в дерево! У меня сердце обмерло – сейчас мои единственные лыжи сломает! А он уже лежит у дерева и стонет. Подскакиваю к нему на трёх конечностях (одна не действует), вижу – лыжи целые, а он за ногу держится – крепко долбанулся. И пролежали мы с ним весь день на солнышке у палаток.

              Вечером наш лекарь – Маша с «Уралмаша» - рекомендовала нам «компрессию»: чистый носок пропитать мочой, приложить к ноге и забинтовать. С мочой проблем не было, а вот с носками было туго. Выдала она из своих запасов два чистых носка, мы их добросовестно обмочили и замотали свои конечности. Лезем в палатку, раскрываем вход настежь, а в палатке – Толька К. и какая-то девчонка. Мы им толкуем, что атмосфера будет очень насыщенная, а они уверяют, что потерпят. Из соседних палаток сыплются рекомендации по этому поводу, типа спать в противогазах и прочее. Утром, видно, компрессия помогла: встали и пошли кататься на лыжах. А сугроб у Стенки метров 100 длиной от верхней стоянки до нижней. На горных лыжах мы тогда только начинали учиться, и ноги у всех разъезжались. А самый шик был, когда ноги вместе, и в стоечке писать повороты туда-сюда. Но чуть забудешь, и ноги опять расползаются. И тут мне пришла идея – выйдя на старт, спустил плавки к щиколоткам и пошёл! Ноги развести уже невозможно – плавки не дают! За мной все остальные. Вошли мы в раж, ломимся по трассе, а девчата проснулись, расселись на камнях под стенкой, как в ложе Большого театра, и наблюдают за нашим озверением… Плавки вернулись на своё место, да и солнце уже размягчило снег – лыжи в сторону, и полезли мы на скалу… Бегаем в плавках, загораем. Но тут я заметил, что все смотрят мне вслед очень заинтересованно. Поглядел я назад, а у меня синяк всех цветов радуги - от чугунно-чёрного до жёлто-зелёного - от колена почти до пояса! Срочно надел трико – опять неладно – все просят показать синяк, и ведь не откажешь…

              А предложенный мной способ вести ноги вместе при поворотах на лыжах назвали «деревация»*, потому что свободные от плавок выступающие части тела болтались на виражах и бились об окрестные деревья и вешки ворот.

              Во время обеда случился казус со вторым инвалидом – Олегом С. Получилось так, что его плавки перестали выполнять функцию прикрытия того, что надо прикрыть, а он, не заметив этого, тянул чашку разливающей суп Люде по прозвищу Заяц, чтобы она налила и ему. Она же упорно отворачивалась и лила суп мимо чашки. Привлечённые шумом, поглядели мы на эту картину и отвалились кто куда, а наш учёный товарищ Гена К. начал ему намекать очень издалека. Мы-то въехали в тему и буквально задыхались от смеха, а Олег продолжал напирать с чашкой на Людмилу. Наконец он глянул вниз и мигом исчез в кустах, где и привёл себя в порядок.

              В тот раз случилось ещё одно происшествие: Шурик Губанов висел на веревке и ломиком сбрасывал со Стенки «живые» камни, очищая трассы для лазания. Гена К. с киноаппаратом лез к месту падения камней, чтобы заснять разлёт осколков. Мы оттаскивали его в безопасное место, а он руками-ногами сопротивлялся…

              Так и прошёл первомайский праздник. Выйдя на работу, я пошёл в заводской здравпункт, где хирургом работал член компании «Прометей» по кличке «Пёстрый». Хотел я со своим синяком взять бюллетень и закатиться на Стенку до 9 мая. Но бюллетень мне «Пёстрый» не дал; сказал, что могу работать, и я ушёл от него в обиде.

 

*Деривация [лат. derivatio] – 1) Боковое отклонение снарядов и пуль при полёте, вызываемое их вращательным движением.

2) Отвод воды из русла реки обходным водоводом (например, каналом), а также совокупность гидротехнических сооружений для этой цели

              «Краткий словарь иностранных слов» изд-во «Советская энциклопедия» - М.,1968г.

 

Шуточки на Столбах

Месяц март – отличное время на Столбах: солнце яркое, небо синее, снег белый-белый, а сосны кругом – зелёные… Среди недели возле избы «Медичка» на перевале к «Нарыму» стоят два товарища – Юрка и Лешка. В их головах – идея, которую они тут же воплощают: лезут на крышу, один оправляется прямо в печную трубу, а другой его поддерживает, чтоб не свалился. Кончили дело и ушли в предвкушении…

              Вечером в субботу на Стобы идет Вова Ушаня по прозвищу «Глыба» (ростом метр с кепкой, но коренастый), а за ним группа девушек с завода, где он работает мастером. Злые языки утверждали, что приглашает он их на Столбы под угрозой лишения премии. Ну, может, и не так было: девчата молодые, народ на Столбах веселый – почему бы и не пойти.

              Вот приходит народ в избу и сразу затапливает печку: вечером прохладно. Помаленьку в избе теплеет, но и запах очень уж характерный появляется. Стали искать причину: сначала обнюхали всех девушек, потом все углы, и, наконец, добрались до печки. Тут-то все и прояснилось! Выбросили её наружу со всем содержимым. Провели ночь хоть и в прохладе, зато с чистым таежным воздухом.

 

Как это по-русски?

              Мы идем тропинкой очень узкой,

              КГБ вовек нас не поймать…

Сэр Антони, как это по-русски?

В лоб, твою мать!

                         (из песни)

              Спускаюсь я как-то летом 65 г. под вечер в Нарым от Слоника, а встречные мне рассказывают: «В «Бане-Телевизорке» сидят семеро поляков, а с ними майор из КГБ, в олимпийском костюме, а в заднем кармане – пистолет!»

              Красноярск был тогда закрытым городом, и встретить в нем, а тем более на Столбах, иностранцев было маловероятно. Любопытно мне стало, да и шёл все равно туда, ну и прибавил шагу. Пришёл в «Баню», а там и правда – не семь поляков, а две полячки – мать и дочь, обе рыженькие, шустрые.

              С ними – мой начальник цеха, а вовсе не майор КГБ, в олимпийском костюме, с пузом и без пистолета. Дальше – как обычно: гостям – чай, и разговор общий.

              Иностранки слушают внимательно, а потом одна из них спрашивает в тему: «А что такое гадить?» Возникла неловкая пауза – как поделикатнее объяснить это женщинам, да ещё иностранкам? Все переглядываются и думают, как выкрутиться из ситуации. И тут Юра Михайлов с ходу вступает в разговор: «Гадить – это значит срать!»

              Через секунду вся изба грохнула хохотом, а полячки, так и не врубившись, недоуменно смотрели на ржущих во всю мочь аборигенов.

 

Несколько штрихов к портрету…

              В «Столбисте» №35 о Геннадии Эссе написана статья автора Габони. Хочу немного добавить об этом скромном своеобразном человеке.

              Купил как-то Гена японские горные лыжи за 400 рублей (годах в 70-х – большие деньги!). Не понравилась ему их центровка – взял рубанок и строганул их по своему вкусу – конструктор, что тут скажешь.

              На Новый год собирались мы своей Грифовской компанией у Анатолия М. Живёт он недалеко от меня, так что взял я, что положено, надел шубу и пошёл встречать Новый год. А на улице - 35° мороза. Встречаю Гену (тоже шёл к друзьям на Новый год). Как всегда, в пиджачке, кепочке, под пиджачком – олимпийка и рубашка – и всё. Подмышкой бутылка шампанского. Постояли мы, поговорили минут 5 и побежали дальше. Правда, я не удержался и спросил, не жарко ли ему. Он, в том же духе, ответил, что не жарко и не холодно, в самой норме. В компании я тут же об этом рассказал. Никто даже не удивился – все Гену знают. Вот такой удивительный человек!

 

Боря! Своди меня в пещеру…

 В июне 1975 г., ближе к вечеру, шел я по Моховому ручью под Такмак. За карьером на поляне лежало что-то, накрытое палаткой. Подошел, отвернул край палатки — парень из общества «Спартак», мертвый. Тут же — знакомые ребята-скалолазы. Рассказали, что упал он со скалы Позвонок, где была навешена 100-метровая трасса. Он шел 26-м, сорвал камень, который до него нагружали 25 человек, камень пошел вниз и перебил страховочный трос, который в одном месте лежал на скале. То есть была нарушена техника безопасности, и парень упал метров с сорока. Подошел я под трассу, там сидел Коля Молтянский, он рассказал все в подробностях.

              Потом я спустился на стоянку у Мохового ручья. Там сворачивали палатки ребята из Железногорска. Лазить после такого, конечно, никто не хотел, и они ушли домой. А я в грустном и гнусном настроении пошел на Китайскую стенку. Всю ночь мы шарахались в районе стенки, под утро уснул ненадолго в чьей-то палатке. Проснулся, вышел к северной оконечности стенки, а там спелеологи сварили кашу и приглашают за стол. Сидим, едим кашу, разговариваем о скалах, о пещерах. О вчерашнем — ни слова. Тут же сидит несуразный человек Боря Г.; то он крутой горнолыжник, то скалолаз, то пещерник. Хотя и на лыжах толком не стоит, и по скалам не очень, да и в пещерах, по рассказам, не блещет. Но рассуждает обо всем этом с большим апломбом. (Теперь он живет в Израиле, иногда появляется в Красноярске). Вот и сейчас он лидирует в разговоре. Послушал я его и говорю:

— Боря, своди меня в пещеру!

— А ты что, в пещерах ни разу не был?

— Да как-то не получилось до сих пор. Так сводишь?

Смотрю, знакомые ребята-спелеологи рты раскрыли и смотрят на меня несколько странно. Я им тихонько подмигнул: молчите, мол. Ну, они и похихикивают молча.

              Тут же вступили другие спелеологи, которые меня не знают. Вот, говорят, в следующую субботу у них автобус идет в Орешную пещеру, и они могут взять меня с собой. Я им вежливо отвечаю: «Ребята, извините, я слышал, что Боря очень знающий спелеолог, поэтому вы не обижайтесь, но я только с ним хочу идти в пещеру».

              Боря от моих слов цветет, а народ, смотрю, потихоньку ухмыляется. Потом Боря стал прикидывать, когда мы пойдем в пещеру. Сейчас, говорит, я еду в горы, потом еще куда-то, а вот в сентябре пойдем. — А куда, спрашиваю, пойдем?— Пойдем в пещеру Караульную-2. Ну, говорю, тебе виднее, а мне все равно куда, лишь бы не очень сложно для первого раза.

              Народ, гляжу, друг за друга прячется, чтобы не хихикать в открытую: в Караульную-2 можно первоклассников толпами водить! На том и расстались…

              Наступил сентябрь. В воскресенье проходил финал первенства Союза по скалолазанью на 2 Столбе.

              Прихожу, народу — тьма, со всеми надо перекинуться парой слов. И тут выплывает Боря. Бросаюсь к нему с радостным криком:

— Боря! Когда пойдем в пещеру?

Он на меня смотрит обиженно и заявляет:

— Я навел справки, ты, оказывается, инструктор спелеологии, да еще и чемпион Союза!

Народ кругом врубается и балдеет: все знают и Борю, и меня. Я пытаюсь разубедить его:

— Врут паразиты! Веди меня, Боря, в Караульную-2. Хочу в пещеру!

              А Боря от меня боком-боком — и ускользнул, обиженный. Долго он потом дулся на меня — а что делать?

 

Будь здоров, Ярич!

 

В декабре 2003 года исполнилось 100 лет водочной компании «Ярич». Поэтому столбистам было поручено организовать восхождение работников компании на Первый столб. Дело привычное, подняли группу молодёжи с завода «Ярич» на вершину и спустили их вниз. Для усиления эффекта зачитал я им тут же следующие строки:

              Кряхтя, пыхтя, урча, ворча

              На столб тащили «Ярича»!

              Нам горы, скалы нипочём –

              На скалы лезем с «Яричом»!

И напоследок:

              Пьём водку, выдаём мочу –

За всё спасибо «Яричу»!

Видно, впечатления от восхождения и от стихов были достаточно сильными: один из юбиляров робко спросил: «А нельзя ли убрать последние строчки?» На что я сурово ответил: «Нет, нельзя!» После этого события по Столбам ходил слух, что компания «Ярич» презентовала столбистам ящик водки, которую председатель федерации альпинизма Николай Захаров зарыл в снегу под Манской стенкой, чтобы выпить во время рождественских стартов. Видимо, так и было.

 

В гостях у «Рогатых»

Изюбри сидят и ждут —

Мужики рогатые —

Может, в гости к ним придут

Девушки поддатые…

 

В гости к ним идет Тереза,

Хочет познакомиться.

Рог у них, как из железа,

А ей не обломится!

 

Пришел я как-то в апреле в избу «Изюбри». Смотрю, возле избы вылеплена снежная баба с громадным бюстом, а рядом — фаллос полметра ростом со всеми принадлежностями. Видно, что работал скульптор: настолько все натуральное!

Захожу в избу — сидит девушка среднего возраста по имени Лена, послужившая художнику моделью. Действительно, масштаб — один к одному. Прикинул я, что размеры бюста он переносил на скульптуру двумя руками — в одной бы не поместилось… Под впечатлением от натуры и модели сочинил я стих:

              Гладить я хотел бы Лену

              По бедру и по колену,

              По спине и по груди…

              Ты, товарищ, не … зди!

Саму Лену я увидел уже осенью и тут же прочитал ей свое произведение. Ей понравилось…

Тогда же или в другой раз познакомился я в «Изюбрях» с Лёней — очень кудрявым и бойким товарищем. Он меня озадачил: «Сможешь про меня за 5 минут стих сочинить?» — «Конечно, смогу» — «Ну, сочини!» Сочинил за 2 минуты:

              Как в избушке «Изюбрях»

              Сидит Лёня весь в кудрях…

              Обрамляют кудри рожу,

              Между ног, наверно, тоже!

Стих Лёне очень понравился, а я скромно удалился…На 1 Мая по пути на Грифы зашел я в «Изюбри», попил чаю, поговорил и уже собрался уходить. Смотрю, на верхних нарах из-под одеяла торчат две пары пяток — мужская и женская. Спрашиваю: «А это что?». Мне говорят: «Это Лёня, он грустит уже целые сутки…» И уже открывая дверь на выход, декламирую:

              Лёня сутки уж грустит,

              Только яйцами хрустит.

Вижу, обе пары пяток запрыгали, наверное, под впечатлением стихов. Ну а я попрощался и пошел дальше, на Грифы.

 

На столе с покойником…

 

Шел человек на Столбы. Дошел до Слоника, упал и помер. То ли сердце отказало, то ли еще что-то. Окружающие убедились, что искусственное дыхание ему делать бесполезно, и потащили его вниз, а дело было вечером.

Притащили его в ближайшую избу — «Медичку» возле перевала, а тамошние жители кричат: «Нам его не надо, несите в «Баню»!»

А «Баня» — изба завода телевизоров — находится за перевалом, на поляне Нарым.

Притащили его в «Баню» и положили на стол возле окна. Народу на ночь набилось много, на нарах лежали впритирку.

Тут заходит очень пьяный Володя Милько (погиб на спуске с пика Победы вместе с Розой и Валерой Беззубкиными —- вечная им память).

Увидел, что на нарах битком, а на столе лежит всего один человек. Подошел к нему и говорит: «Ну-ка, подвинься!» — сдвигает его на край, ложится рядом и засыпает до утра.

Утром ему, еще не совсем трезвому, сказали, с кем он провел ночь, так он даже не удивился. Ну, провел ночь и провел, что особенного?

А уже потом выяснилось, что у покойного в кармане было аж 5000 рублей, и был он из Норильска. А по тем временам средняя зарплата инженера была порядка 100 рублей. Да и фотоаппарат был у него классный, его тоже никто почему-то не прихватил.

Особенно возмущался Витя Ведунок, руководитель альпинистов комбайнового завода, хозяин избы «Вигвам». Он сказал: «Раззявы! Не догадались карманы вовремя обшарить! А то бы все Столбы месяц пьяные ходили!»

Так могло бы быть, так как бутылка водки стоила тогда в пределах 3 рублей.

 

Гаврош с Красноярских Столбов

 

Ещё до сожжения в 1974 году работниками заповедника избушек на Столбах, лет пять подряд встречал я по дороге наверх или вниз – в город – любопытную фигуру: зимой с санками, летом с тележкой. Рожа простецкая, телогрейка зимой веревочкой подпоясана, у шапки одно ухо вверх, другое – вниз. Кирюха, одним словом.

              По дороге (а это 6 км) беседуем обо всем помаленьку. Он ходил по избам в конце выходных и собирал бутылки на сдачу. Запомнились его характеристики избушек: вот, говорит, хорошая изба Искровка, каждый выходной оттуда два мешка бутылок. Также неплохо отзывался он и о Голубке, Сакле, да и о других избах тоже, потому как отдыхал народ в избах с размахом. И был он в то время для меня частью пейзажа, примерно как Хитрый пень, или Ух-дерево.

Как-то под весну шёл я в Бобровый лог покататься на горных лыжах. И вижу на Базайской улице такую картину: дом кирпичный в ограде, ворота крашеные новые, у ворот стоят новенькие «Жигули», а на них облокотился тот самый Кирюха со Столбов, с которым мы вели разговоры на Столбовской дороге. Но в каком виде! В костюме, при галстуке, и даже рожа интеллигентная!

Глядит сквозь меня и не узнает, ну и я не стал с ним здороваться, чтобы не напоминать о наших встречах. И остаток пути до Бобрового лога в голове стояла мысль: неужто все это имущество появилось от сдачи бутылок!?

  1. Через 35 лет беседовали мы с другом детства Лёней Петренко, большим знатоком Столбов, и выдал он мне любопытную вещь: оказывается, сборщиков бутылок на Столбах называли Гаврошами. Выходит, Гавроши были не только в Париже.

 

Author →
Деньгин Владимр Аркадьевич

Другие записи

Горы на всю жизнь. Начало. 2
Первое знакомство братьев со «Столбами» состоялось летом 1915 года. Сюда учащихся нескольких классов привел Александр Леопольдович Яворский — преподаватель географии и ботаники, будущий первый директор заповедника «Столбы». Школьные занятия кончились, и наступила счастливая пора каникул. Стоял июнь, превосходная жаркая погода, и для...
Байки от столбистов - III. Хорошее слово: "мы"
[caption id="attachment_27711" align="alignnone" width="348"] Субботин Юрий Васильевич[/caption] Еще не утро, но уже и не ночь: Небо медленно светлеет, а здесь, под таежными кронами, совсем темно. Выпала обильная роса, снизу потянуло холодом, и мы ежимся у едва тлеющего костра, додремывая последние...
Ручные дикари. Дикси
У этой вольеры всегда толпа. Подойдём, познакомимся с её обитательницей. С первого взгляда кажется, что вольера пуста. Только вглядевшись внимательнее, вы заметите, что с крыши зимнего домика, из глубины вольеры, за вами пристально следят яркие холодные глаза. (Вот так где-нибудь в тайге, затаясь на ветке дерева, подстерегает добычу дикая рысь —...
Стоянка у Хитрого ключа
Само название Хитрый ключ является уже интригующим. Почему ключ вдруг стал хитрым? Таких хитрых ключей вблизи известняков по окрестностям Красноярска наберется, может быть, не один десяток. Такие Хитрые ключи, Пещеры, провалы, связанные с известняками, это образования одного порядка. Содержание свободной...
Feedback