Зимой 1986 года на леднике Москвина под северной стеной пика Коммунизма (ныне п. Исмаила Сомони) необычно людно. Весь альпинистский мир страны в предчувствии новой советской экспедиции в Гималаи проявляет чрезвычайное возбуждение. Надо сделать что-то запредельное, чтобы не упустить шанс попасть в состав команды. Три экспедиции раскинули свои палатки на леднике Москвина в том месте, где летом базируется МАЛ: сборная СССР, сборная Ленинграда, сборная Узбекистана. Необычайно холодная выдалась зима на Памире в том году. Даже в Джиргитале морозы за 40 градусов. Местные жители рассказывали, что даже яки, более других живых существ приспособленные к суровым условиям высокогорья, страдали от холода. Были случаи потери у них зрения. Питерцы выбрали п. Корженевской, сборные страны и Узбекистана – п. Коммунизма. Уже на начальном этапе у некоторых спортсменов начались проблемы со здоровьем. Кто-то пытался вылечиться на месте. Толю Мошникова буквально в первые дни с обширной пневмонией отправили на Большую землю. При обработке маршрутов единственная возможность выжить в промежуточных лагерях – установка палаток в ледовых разломах, пещерах, трещинах.
В начале февраля наступил решающий этап экспедиции – восхождение на вершину. Одна за другой группы выходят в длинный путь к вершине с ночёвками в промежуточных лагерях. Наша группа – Валерий Першин, Женя Виноградский, Серёга Антипин, Володя Дюков. Рядом казахи – Валера Хрищатый, Володя Сувига, Юра Моисеев, Гриша Луняков, Зинур Халитов, Сергей Самойлов, москвич Вася Елагин (может, кого пропустил, простите). В своём режиме движутся узбекские альпинисты. 6 февраля в ледовой трещине под вершиной Душанбе в двух палатках коротаем ночь. Теснота. Запах бензина от вспыхнувшего примуса и обгоревшего полога палатки. Всё на грани. Ситуацию спас Елагин, выбросил пылающий примус из палатки в снег. Вот было бы «весело» остаться «без штанов», то есть без бивуака в этой ледовой дыре. Вася сильно обжёг себе руку и нос, но от восхождения не отказался. Скорее бы рассвет, да тронуться в путь.
Вышли. Солнце, но холод жутчайший. Вскоре у Володи Дюкова совсем перестали чувствоваться ноги. Периодические остановки и отмахивание ног не помогает. Володя, понимая неизбежность серьёзных обморожений (ведь впереди ещё целый день в этом адском холоде) принимает единственно правильное решение – вернуться в палатку. Подъём по «доске» (такое название получил этот снежно-ледовый склон от п. Душанбе до гребня) особых технических трудностей не вызывает. Плотный, обдутый ветрами фирн. Но надо быть начеку. Идём не связываясь. Если идти в связках, значит, нужно страховаться. Но этого мы себе позволить не можем. Таким способом вершины за день не достичь, а ночевать на склоне или предвершинном гребне без дополнительной защиты палаток невозможно. Постепенно небольшими группками по 2–3 человека растягиваемся по склону. Мой всегдашний напарник Жека объединился с кем-то из казахов, а мы с Антипом. Хотя и не связаны веревкой, но неистребимая потребность, воспитанная советским альпинизмом, восходить с напарником объединяет нас невидимыми нитями в связки. Ждать подотставших на таком холоде как-то даже в голову не приходит. Периодически тот или иной восходитель делает остановку и отчаянно отмахивает то руки, то ноги. Но вот, наконец, и гребень. Здесь уже необходимость контролировать каждый шаг не то чтобы отпадает, но зацепиться кошкой за бахилы не так фатально.
Вот и вершина! Фотографируемся. Подходит узбекская двойка – Валера Анкудинов и Коля Калугин. Валера был в моём отделении в альплагере «Дугоба». Я начинающий инструктор, а он начинающий альпинист. Хороший парень, спокойный, рассудительный. Поздравили друг друга, и мы с Серёгой следом пошли на спуск. Короткий зимний день клонится к закату. Гребень закончился, дальше выход на «доску».
С гребня свисает репшнур метров 15, навешенный предыдущими группами для подстраховки на спуске. Вот и Валера с Колей спустились к нам, используя репшнур. Потом что-то делают с ним, то ли хотят сбросить с выступа, то ли перекинуть. Наклоняюсь поправить, надёжнее закрепить кошки перед спуском и боковым зрением вижу: один из узбеков, взмахнув концом репшнура, теряет равновесие и заваливается спиной вниз. Срыв! Скользит по склону и… дёргает и срывает напарника верёвкой, которой они были связаны. Верёвка, имеющая смысл на гребне, здесь сослужила злую шутку. Связывайся там, где есть возможность страховать друг друга. Срыв двоих. Скользят по «доске» не быстро, даже периодически кто-то останавливается на секунду, но другой, пролетая мимо, срывает напарника. Вскоре они скрываются за перегибом склона.
Вся эта жуткая, нелепая по своей причине картина разворачивается перед нашими глазами. Не обсуждая (да что тут обсуждать, как говорил наш любимый начуч в «Дугобе» Виталий Дмитриевич Яковлев: «Трясти надо»), двинулись с Серёгой вниз по «доске» туда, куда улетела двойка. Хочется верить, что парни где-нибудь остановились, и мы сможем им помочь. Все-таки склон не такой крутой, и падали они, скользя по относительно ровному склону. Ровному относительно. На самом деле это «стиральная доска», склон с застругами, и довольно большими. Парней периодически изрядно подбрасывало, когда они скользили вниз.
Сколько мы спускались до них? Час, два – трудно сказать. Печальная картина предстала перед нами: Коля ближе к нам. Связочная верёвка «запеленала» его в кокон, обмотавшись вокруг туловища. Без вариантов, мёртв. Ниже Валера вниз головой по склону, с него сорвало шекельтон (нашли в стороне) и рукавицы. Руки от локтя чуть подняты вверх, воздеты к небу. Пальцы как из воска, проморожены насквозь. Чуть подрагивают. На голос не реагирует. Собираем по склону варежки и шекельтон. Напяливаем на растопыренные «стеклянные» пальцы варежки (зачем?).
Если сейчас, записывая эти воспоминания, ощущаю в душе боль за этих молодых парней, то тогда этого не происходило. Мы с Серёгой действовали как роботы. Программу заложили все годы занятия альпинизмом и те люди, которые нас правильно научили в нём жить. По рации (просто поразительно, как она на этом морозе почти сутки работала) передаю состояние пострадавших. Доктор Липень говорит, что у Валеры уже агония и его не спасти. Мы не можем уйти. Не знаю, сколько пробыли около Валеры, наверно немного. Затих. С базы приходит приказ оставить парней и уходить. Приближается ночь.
Начинаем траверсировать «доску» в сторону спусковой диагонали, мы изрядно отклонились от неё, следуя по линии падения двойки. Вдруг набредаем на дырку, скорее щель, в ледовом склоне. Замёрзли до чертиков, хочется скрыться от этого убийственного холода и ветра. Вот оно пришло, спасение! Как звери, пролезаем сквозь щель в ледовую пещерку и замираем на снежной подстилке. Какое блаженство! Вой ветра поглотила толща льда, стало как-то теплей. Обманчивое тепло, кажущееся. Те же пятьдесят градусов, только ветра нет. Да еще сотни метров льда под боком. Немного придя в себя, передаю на базу: «Нашли пещеру, будем здесь ночевать». После короткой паузы стальной голос тренера Ильинского: «Ребята, немедленно вылезайте из пещеры и спускайтесь». Медленная, безболезненная смерть во сне. Эрик, умудрённый горами зубр, знал, что и каким голосом сказать (приказать). Да, он выгнал нас на растерзание стихиям, но спас.
Нехотя выползаем наружу в сгущающиеся сумерки, в надвигающуюся ночь. Немного ещё траверсируем до спусковой тропы. В данном случае обозначается только направление движения, так как сейчас везде тропа, по фирновому склону возможно движение везде. Резко наступает полная темнота. Полная! А вот сейчас пора связаться. Даже и обсуждать это не стали, под ногами ничего не видно. Достаём из рюкзака верёвку. Небольшую, метров 15–20. А больше и не надо. Движение совсем замедляется, идём с попеременной страховкой через забитый в плотный фирн ледоруб. Здесь мы с Серёгой и поморозили свои «лапы». При страховке приходится садиться на корточки к ледорубу, пропуская через его древко страховочную верёвку, склон-то градусов сорок не больше. Ноги отчаянно мёрзнут, сосуды пережаты, отмахивать ноги невозможно. Нет, не напрасны сейчас наши действия. В какой-то момент, спускаясь первым с верхней страховкой, чувствую, что в темноте нога проваливается в пустоту, и, падая, делаю кувырок через голову. Серёга удержал. Всего-то одно падение за несколько часов спуска. А разве надо больше, чтобы нас не стало?
Периодически переговариваюсь с базой и пытаюсь выйти на связь с нашей группой. Они же рядом, в каких-то сотнях метров. Но с ними связи нет. Прошу базу связаться с ними и выйти нам навстречу. Видимо, связались, и нам навстречу выходят (из тепла!) Жека Виноградский и Гриша Луняков. Устанавливаем с ними голосовую связь, но долго не можем найти дорогу друг к другу. Фонарики все уже давно сдохли, тыкаемся как слепые котята в лабиринте трещин ледника, спадающего с пика Душанбе. Как мы нашли друг друга в этой кромешной тьме, одному богу известно.
Теперь уже вчетвером ищем путь до ледовой трещины, где нас ждёт долгожданное тепло палатки. Надрывая горло, кричим в отсутствие связи с палаткой. Но ответа нет. В поисках пути очутились на крутой фирновой поверхности. Что это, какая глубина под нами? Какая-то капля страха перед возможным падением здесь, вблизи палатки, после всех пережитых перипетий, заставляет нас остановиться. Забиваем ледорубы перед собой в склон и тупо, как овцы перед забоем, чего-то ждём. Может, рассвета, может, какого-то чуда. Счет времени уже давно потерян, сколько так стояли – наверное, сейчас не скажет никто. Чудо пришло в образе Сувиги, вылезшего с фонарем из ледовой трещины, с бивуака. Мы находились в ста метрах от палаток, где есть жизнь.
Серёга, спасибо тебе за этот день, за эту ночь, за это восхождение, за наши жизни! Мы понимали друг друга без лишних слов. Делали то, что нужно было делать в каждый момент этого непростого восхождения. Спустились к тем, кто нас очень ждал внизу. Будь здоров, друг! Поздравляю с юбилеем! Долгие лета!
